Люди молчали. Надир чувствовал, как ослабевает напряжение. Муэдзин избрал верную тактику. Говорил только о вещественном, доступном. Ни слова о свободе и новом мире, который упоминала Азиза. Жадность цепко держала недовольных, однако у человечества хватало других грехов.
— Кем ты возомнил себя, Ибрагим? Может, ты пророк или святой, чтобы указывать мне, как жить? Этому ли я учил тебя в медресе? — из толпы выступил Муамар, преподаватель основ ислама и член Совета старейшин. Его седые волосы были взлохмачены, одежда в беспорядке. — Люди! Посмотрите, что делают эти грешники. Они лепят из песка предметы и всяких тварей, насмехаясь над единственным творцом! Это же ересь! Ересь!
Толпа заволновалась, но ситуация еще не была критической. Если набожный техник Багиров готов был с ходу ринуться в атаку, то Самсонов и Лидочка плевать хотели на какую-то там ересь.
— Одной рукой они будут давать, а другой отбирать! — брызгал слюной Муамар. — Они забрали вашу работу, а потом отнимут ваши дома. Растлят ваших детей, — костистый перст, имама прицелился в Юлю Орлову. Та в ответ показала Муамару язык.
Как видно, упоминание о детях сыграло свою роль. Толпа зашумела, придвинулась к трибуне. В рокоте недовольных голосов проявилось уже привычное «саб-саб-саб». Ибрагимов не испугался. Сошел по ступеням навстречу своему обвинителю.
— Ты говоришь, мы еретики? Но что если джиннит — дар творца? Награда за наши труды?
— Вот тебе моя награда, — Муамар замахнулся и ударил муэдзина в лицо. Ибрагимов пошатнулся, сделал шаг назад, и тут горожане, стоящие в первом ряду, издали дружный вздох. Из разбитого носа муэдзина на бурнус сыпалась рубиновая пыль.
— У него песок вместо крови! — взревел Муамар. — Это демоны! Бейте их, люди! Бейте!
Миг, и знакомые лица исказились, обратившись гротескными масками. Горожане устремились к муэдзину. Тот воздел руки, словно пытался защититься от толпы, и вдруг рассыпался, опал на асфальт конусом красной пыли. Тимирязевцы в замешательстве остановились. В следующее мгновение из центра того, что было муэдзином, взвился ревущий вихрь. Удар ветра отбросил стоящих впереди людей. Ряды горожан смешались. Кто-то кричал от боли, кто-то ругался. Однако замешательство длилось недолго. Разъяренная толпа ринулась к трибуне, где по-прежнему неподвижно стояли «Мечтатели».
Дальнейшего Надир не видел. Работая локтями, раздавая затрещины и получая удары в ответ, он пробивался в сторону ближайшего переулка.
Когда он вошел, Азиза спала. Кулиев сел на край кровати, осторожно прикоснулся к щеке женщины — теплая. Неужели под этой гладкой загорелой кожей — песок?
— Старший брат, — Азиза открыла глаза, потерла их кулаками, как в детстве. — Мне снился такой сон. Такой! Там был ты и еще Егорка. И сады цвели. Все деревья разом! Представляешь? Ветер подхватывал лепестки, кружил их и уносил к самым облакам. Это было так прекрасно!
— Вставай, Зи, — Надир взял сестру за руку.
— Но мне так хочется еще немного подремать.
— Сейчас не время спать. Вставай.
— Что-то случилось? У тебя лицо бледное, — она слабо улыбнулась. — Видишь, я не пошла на площадь, как ты и просил. Сначала хотела, а потом раздумала. Муэдзин сам все сделает. Он так хотел командовать. Смешной человек.
— Нам нужно идти, Зи. У нас мало времени. Где Егорка? Где Алтарев?
— Поехали к дальним арыкам ловить рыбу. Да что случилось? — Азиза села на кровати.
Надир рассказал ей все.
— Значит, Ибрагимов был прав. Преображение возможно, — наконец вымолвила сестра. Кулиев ожидал чего угодно, только не такой реакции.
— О чем ты говоришь? Нужно бежать! Скоро здесь будет толпа. Я не знаю, что они могут сделать.
— Да, ты прав, нужно спешить, — Азиза резко встала, теперь она выглядела старше, сильнее. Надиру показалось, что вместе с уютной детской сонливостью сестра оставила на кровати прежнюю себя — веселую, беззаботную девочку. — Пойдем. В гараже есть флаер.
— Ты ничего не возьмешь из вещей?
— Все, что мне нужно, со мной.
«Она же саб! Создаст себе, что угодно», — подумал Надир и был поражен чувством неприязни, пришедшим вместе с этой мыслью.
— Останови во-он там, — Азиза еще раз сверилась с навигатором и указала рукой вперед. Они забрались в самое сердце садов. Лучи фар выхватывали из сумрака ближние стволы, создавая иллюзию коридора. Ночные насекомые бились о ветровой экран флаера. Ноздри будоражил терпкий запах прелой листвы.
Они приземлились на краю поляны. Впереди белели стены небольшой усадьбы. Не то дома смотрителя, не то базы агрономов. Над островерхой крышей медленно проступала летопись чужих созвездий.
— Я думал, мы едем к дальнему арыку, — Надир помог сестре спуститься на землю.
Азиза ничего не ответила, подобрала юбку и направилась к дому напрямик, раздвигая высокую траву. Надиру ничего не оставалось, как пойти за сестрой. Вскоре заросший газон кончился, и они выбрались на площадку перед крыльцом. Под ногами заскрипел песок. Азиза взбежала по ступеням и дважды постучала. Скрипнула дверь, на пороге возник человек с фонарем в руках. Надир узнал муэдзина. Ибрагимов совершенно не изменился. Тот же тонкий нос, короткие волосы, изможденное лицо аскета. Словно и не было красного смерча, сбивающего с ног людей.
— Скольких удалось спасти? — сразу спросила Азиза.
— Семерых, — коротко ответил Ибрагимов.
— Боже, — женщина пошатнулась. Надир шагнул вперед, хотел поддержать, но Ибрагимов взмахнул свободной рукой, и что-то, стремительно поднявшись от земли, спеленало Надира по рукам и ногам. В густой тишине ночного сада прозвучал знакомый звук рвущейся мембраны.
— Зачем ты пришел? — Ибрагимов сошел по ступенькам и приблизился к Надиру.
— Теперь и сам не знаю, — Кулиев попытался двинуть руками. Однако путы держали крепко.
— Немедленно отпусти моего брата! — Надир никогда не слышал, чтобы Азиза говорила так. Холодно, угрожающе. Что она могла противопоставить этому высокому и без сомнения сильному человеку? Надир не знал, и от этого становилось жутко.
— Хорошо, но ему нечего здесь делать, — путы, державшие Надира, исчезли.
Азиза подошла, погладила брата по щеке.
— Я останусь здесь, Надир-абы. Поезжай домой. Передай Егорке и Федору, что я их люблю…
Она двинулась к дому, муэдзин — следом.
— Что вы будете делать? — выкрикнул Надир им вслед. — Вас ведь ищут.
Ибрагимов повернулся к нему.
— Если ребенок не желает принять лечение, пилюли дают насильно.
Больше он ничего не сказал. Кулиев вернулся в город.
Утром между Тимирязевым и Радужными горами поднялся первый бархан.
Двенадцать винтов, скрытых в корпусе флаера, глухо взревели напоследок и стихли. Поверхность посадочной площадки подалась вниз, фиксируя машину хакима на крыше транспорта.
Алтарев настоял, чтобы Надир и Менакер летели с ним. Вслед за хакимом мужчины спустились в большое круглое помещение операторской, превращенное в подобие капитанского мостика. Над панелями управления парили световые экраны. Несколько стражников следили за тем, как последняя группа горожан поднимается по трапу в железное нутро транспорта. Другие наблюдали за пустыней. Крыша над операторской была частично убрана, и Надиру на мгновение почудилось, что они с часовщиком оказались на вершине погребальной башни — из тех, что возводили огнепоклонники. Вот сейчас прилетят стервятники, и начнется кровавый пир. Вместо этого им принесли раскладные кресла, сухой паек и кофе. Тучный рыжебородый стражник, отдуваясь, втащил на площадку оставленный стариком чемодан.
Через двадцать минут погрузка завершилась. В глубине бронированной громадины ожило и забилось огромное сердце. Пол операторской завибрировал в такт этим мощным ускоряющимся ударам. Надиру отчего-то показалось, что транспорт слишком тяжел и не сдвинется с места. Он затаил дыхание. Ну, давай же! Давай! Должно быть, беженцы на палубах думали сейчас о том же. Удары переросли в глухой протяжный рев. Мгновение, и вот огромные колеса повернулись, сдвигая машину с места. Исход начался.
Вскоре на площадку поднялся Алтарев. Он так и не снял костюм стражника. Хаким подошел к защитному парапету, оперся обеими руками о металлический поручень.
Где-то в глубине пустыни зарождалась гроза. Красный сумрак будоражили далекие вспышки. Холодный огонь озарял покатые плечи Алтарева. Ветер взлохматил редеющую шевелюру хакима, и Надиру показалось, что сквозь череп свояка прорастает трава.
Надир кивнул Менакеру и направился к Алтареву. Два здоровенных стражника заступили ему дорогу.
— Пропустить! — велел хаким, и телохранители тут же утратили к Надиру интерес.
— Извини. После первого нападения я стал менее доступен, — Алтарев оторвался от созерцания пустыни и повернулся к Кулиеву.
— Первого? А разве были еще?
— Всякое было, — туманно ответил хаким. — Ну, что молчишь? Задавай свои вопросы. Обвиняй меня в геноциде. Или что там еще у тебя на уме.
«В самом деле, что мне нужно от этого человека?» В голосе хакима Надир слышал спокойствие мужчины, выбравшего свой путь. Можно было спросить его, к чему все эти чистки, аресты, слежка? Зачем удерживать тех, кто по собственной воле стремился уйти? За этими вполне резонными и в то же время ненужными вопросами зрел еще один, самый главный: почему ты отрекся от нее?
Через три дня после бегства «Мечтателей» хаким Рахматов умер. В новостях сказали — инфаркт. Девяносто два года, ничего удивительного. Правда, ходили слухи о самоубийстве. Но доказательств не было.
Надир до сих пор не понимал, как Алтареву удалось получить власть. Одно дело склонить на свою сторону стражников, совсем другое — договориться с чиновниками и старейшинами. Тем более что именно Алтарев, являясь начальником стражи, не сумел предотвратить бойню на площади. В тот момент, когда разъяренная толпа терзала сабов, а муэдзин Ибрагимов убивал горожан в образе красного смерча, Алтарев ловил рыбу на дальнем арыке. Тем не менее хакимом избрали именно Алтарева.