«Если», 2010 № 11 — страница 56 из 59

своей — сухая пустыня немилосердной праведности? Гордыня веру сушит…

Дмитрий Володихин

Вл. ГаковТолкователь кошмарных снов века

15 ноября исполнилось бы 80 лет одному из самых значительных авторов британской фантастики второй половины XX века — Джеймсу Грэму Балларду. Не дожив до юбилея всего полтора года и один месяц, он, как и Курт Воннегут, еще при жизни стал автором не просто популярным, а культовым. И, подобно Воннегуту, начав с традиционной science fiction, в дальнейшем совершил безвозвратный дрейф в сторону литературного мейнстрима. Правда, прежде чем распрощаться с жанром, успел стать в нем одним из вождей и духовных лидеров целой жанровой революции!


Россиянин, не имевший возможности читать англоязычную фантастику в оригинале, близко познакомился с творчеством Балларда уже после горбачевской перестройки — первый сборник рассказов британца на русском появился в 1991-м. До этого проскочило по журналам и сборникам всего несколько рассказов… Притом Балларда в советское время никто особенно не ругал, «политику» ему «не шили», а специалисты по англоязычной фантастике (включая автора этих строк), напротив, с энтузиазмом расхваливали и настойчиво рекомендовали. Но любой квалифицированный редактор в те времена, познакомившись с переводами или внутренними рецензиями, шестым чувством понимал: «Не наш, не пойдет…»

А у «них» его уже в 1970-е почитали за живого классика. Баллард удостоился самых высоких комплиментов от таких корифеев мейнстрима, как Джон Пристли и Грэм Грин. Позже за экранизацию его произведений брались Кроненберг и Спилберг. Что до пестрой толпы вождей контркультуры, так для них английский фантаст был и остается своим. Французский философ и культуролог Жан Бодрийяр в своем культовом труде «Симулякры и симуляция» назвал роман Балларда «Автокатастрофа» «первым великим романом о Вселенной симуляций». Иначе говоря, о мире не настоящем, фантомном, мире-симулянте… А совсем недавно, в 2008 году, один из непреложных столпов британского духа — газета «The Times» включила Балларда в список 50 величайших писателей-англичан второй половины XX века. А не менее авторитетный словарь Collins English Dictionary официально прописал в английском языке прилагательное-неологизм «баллардовское» (Ballardian), определяемое как состояние или настроение, «которые представлены или напоминают те, что описаны в романах и рассказах Дж. Г.Балларда». А именно: «антиутопическая современность, унылые и мрачные рукотворные ландшафты, а также психологические эффекты, оказываемые на личность технологическими, социальными или экологическими изменениями»…

* * *

Начало биографии Балларда предполагало какое угодно продолжение — в том числе и стезю писателя-фантаста. Во всяком случае, обыденным и типичным его детство не назовешь.

Начать с того, что родился будущий писатель в 1930 году далеко от исторической родины — в Шанхае, где его отец, дипломированный химик (а вовсе не дипломат, как ошибочно сообщалось во многих источниках), возглавлял местное отделение крупной манчестерской текстильной фирмы. Детство Джима прошло в определенной изоляции от внешнего мира — шанхайский Международный квартал представлял собой своего рода оазис западной («в основном американской», — вспоминал Баллард) жизни на окраине чуждого и непонятного человеческого муравейника. Учился мальчик в религиозной школе — что, как и следовало ожидать, на всю жизнь отбило у него любовь «к какой бы то ни было организованной религии».

Когда началась китайско-японская война, родители перебрались поближе к центру города — там меньше бомбили. А после Перл-Харбора Япония вступила в войну с американцами и их союзниками — англичанами, японские войска, успевшие оккупировать город, вошли и в Международный квартал, интернировав всех лиц англосаксонской национальности. Их направили в место, витиевато названное «Центром сосредоточения гражданского населения Луньхуа». Проще говоря — в лагерь.

Джим Баллард с родителями и младшей сестренкой занимали двухэтажный «Блок G», где в тесноте (но все же не в тюремных камерах!) проживало еще четыре десятка семей. Там, в лагерной школе, где преподавали такие же интернированные, будущий писатель завершил свое формальное среднее образование. Реальное — жизненное — ему преподали оккупанты-японцы, о методах и нравах которых читатель и зритель могут судить по автобиографическому роману-бестселлеру «Империя Солнца» и сильно упрощенному одноименному фильму Спилберга.

Считается, что именно эти травматические образы лагерного детства сформировали художественный мир Балларда-писателя. Хотя сам он в своих оценках был более взвешен: «У меня остались не скажу, что счастливые воспоминания о лагере, но, во всяком случае, и не беспросветно негативные… Я помню множество случаев проявления жестокости, непрерывных побоев, но мы, дети, умудрялись и в этом кошмаре выдумывать сотни игр!». А еще он на всю жизнь запомнил фантастический восход «второго солнца» над футбольным полем в лагере Луньхуа. Было это 9 августа 1945 года, и лишь спустя несколько дней 15-летний подросток узнал, что воочию наблюдал далекий отблеск ядерного гриба над Нагасаки.

Вернувшись в 1946 году вместе с сестрой и матерью на историческую родину (спустя два года обе снова отправились в Китай — к оставшемуся там мужу и отцу, а Джим стал жить в доме деда и бабки), Баллард закончил колледж в прославленном Кембридже. И там же поступил на медицинский факультет, выбрав в качестве будущей профессии психиатрию. Что неудивительно — с такими-то картинами детства, навсегда врезавшимися в память!

Впрочем, будущий психиатр во время учебы больше времени уделял собственной психике, чем лекциям и штудиям солидных научных трудов. Ибо в университете Баллард начал писать — пока еще не фантастику, а авангардистскую прозу, навеянную, по его собственным словам, «психоанализом и картинами художников-сюрреалистов». В мае 1951 года рассказ дебютанта «Яростный полдень» победил на университетском литературном конкурсе и был опубликован в студенческой газете. Воодушевленный первой победой автор решил, что медицинская практика не оставит времени на творчество, и, бросив Кембридж, поступил в Лондонский университет — на филологический. Но и там не задержался — к концу года нерадивого студента отчислили. Затем он недолго проработал в рекламном агентстве, потом книгоношей — разносил тяжеленные тома энциклопедий. И все это время продолжал писать, безуспешно пытаясь опубликоваться.

В 1953 году Баллард неожиданно решил послужить родине и записался в Королевские ВВС. Его почти двухлетнее пребывание на авиабазе в Канаде приметно тем, что именно там он открыл для себя НФ, натолкнувшись в местной библиотеке на подшивку соответствующих американских журналов. И там же в свободные от дежурств часы написал свой первый НФ-рассказ — «подражание всей той фантастике, которую я успел прочесть». Это был «Паспорт в вечность», опубликованный лишь десятилетие спустя.

После демобилизации Баллард вновь вернулся в Англию, женился и снял квартирку в лондонском пригороде Чизвике, где у молодых супругов спустя год родился первенец. А под конец того же счастливого 1956 года судьба преподнесла еще один, поистине рождественский подарок — в декабрьском номере НФ-журнала «New Worlds» вышел первый рассказ Балларда «Prima Belladonna».

Поступив в следующем году на работу младшим редактором в научный журнал «Chemistry and Industry», он продолжал писать — на сей раз исключительно фантастику. Хотя и не совсем обычную: «С первых рассказов я хотел писать фантастику, не имеющую ничего общего с космическими кораблями, далеким будущим и тому подобной чепухой… научную фантастику, основанную на настоящем». Под «настоящим» начинающий писатель понимал также нечто свое, особенное — мир сюрреальный, мир мифов, подсознательных образов и архетипов, мир, постигаемый не рационально, а интуитивно. Именно таковым мыслили окружающее представители европейского художественного авангарда, с которыми связал свою творческую судьбу и Джеймс Баллард. А то, что он выбрал для реализации своих художественных целей «конвенционную» (во всех смыслах) science fiction, ну что ж… каждый пишет, как он слышит.

Кстати, о конвенциях. Побывав на одной из них — своей первой и последней, состоявшейся в 1957 году в Лондоне, Баллард был настолько разочарован миром своих будущих читателей, что до конца года не смог выдавить из себя ни единого рассказа.

Но потом они продолжали выходить в «New Worlds». Более того, рассказы все больше нравились читателям — и приносили деньги, хоть и небольшие. В 1960-м уже ставший популярным писатель смог перебраться с семейством в более престижный лондонский пригород Шеппертон. Там он за две недели отпуска написал свой первый роман «Ветер ниоткуда». Книга вышла в январе 1962 года и успешно разошлась — настолько, что после этой публикации Баллард окончательно «завязал» с редакторской поденщиной.

Следующие без малого полвека он занимался только тем, что больше всего любил и умел делать: писал.

* * *

А вот о творчестве Балларда рассказывать намного тяжелее, чем о его биографии. Это один из самых странных авторов фантастической прозы — литературы по преимуществу рациональной и поддающейся рациональному же осмыслению. Баллард так и остался в ней редким исключением — неуловимым, зыбким, изменчивым. А в качестве читателя и любителя Балларда (не всего!) могу привести лишь часто возникавшую в голове эмоциональную оценку: «Здорово, но непонятно».

Творчество этого автора можно условно разделить на три неравных (по длительности) и художественно неравнозначных этапа. «Первый Баллард» — это мастер короткой формы, автор блестящих рассказов (в основном ранних). «Второй» — автор четырех романов-катастроф, вышедших в бурные шестидесятые. И наконец, абсолютно непохожий на первых двух «Баллард № 3» — неистовый экспериментатор-ниспровергатель, автор «конденсированных романов» и абсурдистской прозы последних десятилетий.