Пасть у Алекса осталась широко открытой, словно готовая опять прошептать: «Извините!». Опустив голову, Кара приняла «пинковую» позу и тем пресекла дальнейшие ответы. Голубой теропод нетерпеливо переминался с ноги на ногу, словно ему хотелось в лотковую комнатку, и старался успокоиться, внимательно рассматривая ряды книг.
Библиотека была большой, хорошо освещенной комнатой, где располагались письменный стол темного дуба, длинный рабочий стол и несколько удобных кресел. На одном ее конце высокие французские окна открывались в сад. Хетман любил, чтобы в послеполуденные часы туда подкатывали его плетеную кроватку, похожую на детскую колыбель. Он не ощущал жара дня, как утром (окна выходили на восток), но заявлял, что в погожий день способен чувствовать свет.
Состояние Хетмана — без конечностей и глаз, хвост раздавлен и покорежен — позволяло немного утех. Время может быть безжалостным к игрушке. Из этих немногих утех ни одна не значила для него больше, чем слушать истории. Разумеется, имелись электронные книги, но слышать голос, исходящий от кого-то в комнате, — ну, это было более живым, более непосредственным.
Поначалу читал Том, но Бронте и Кара с готовностью заменяли его. Не просто потому, что они часто, хотя и не всегда, получали удовольствие от историй, но для них чтение было активным занятием. И к тому же общинным: на каждые посиделки собиралось десятка два завров, иногда больше.
Книги выбирал Диоген, он же был неофициальным библиотекарем, а помогал ему Хуберт. Эти тираннозавры достигали в высоту больше метра. При помощи стремянки они могли дотянуться даже до самых верхних полок.
Многие завры любили книги, даже те, кто, возможно, не умел читать. Кое-кто любил иллюстрации; другие — запах бумаги и типографской краски; третьим нравились колофоны, буквицы с завитушками и шрифты; а четвертым — просто смотреть, как Дио и Хуберт приносят им книги, как ползают по полкам наподобие библиоальпинистов, доставая требуемые тома и ставя на место ненужные. Эта пара трудилась усердно и без жалоб.
Литературные пристрастия Хетмана ограничивались по большей части повествованиями о героях и их подвигах: Дюма, Ариосто, Сенкевич, Толстой, Гюго. Бронте и Кара несколько раз брались за Шекспира, читая по ролям некоторые пьесы, и однажды с немалым трудом, но все-таки осилили «Гекльберри Финна».
Недавно Диоген выбрал книгу, которую счел переводом из Гомера, — «Улисс» Джеймса Джойса.
Ошибку быстро обнаружили, но Хетман настоял, чтобы Бронте и Кара дочитали. Хетман сказал, что молодой мистер Стивен Дедал, мистер Леопольд Блум и его жена Молли по-своему очень даже героичны.
По-своему героично Бронте и Кара продрались через роман и все его трудные пассажи.
Когда Бронте наконец достигла последних слов: «Да, я сказал: да. Да», собравшиеся завры (некоторые не расставались с романом, начиная с самой первой страницы, невзирая на то что большую его часть нашли невнятной) выкрикнули вместе с ней: «Да!».
Хетман своим низким, скрипучим голосом завершил их одиссею, сказав:
— Вос-смош-шно, с-следуюш-шую книгу надо выбрать покорош-ше. И ш-шуть более традиш-шионную.
Тут уже все собравшиеся завры закричали:
— ДА!
Диоген выбрал (думая, вероятно, о вылупленыше Бронте Гвиневере, самом первом заврике, какой родился в доме) книгу под названием «Маленькая принцесса»[24]. Битв в ней не было, и атак кавалерии и защит баррикад тоже, но Хетман счел маленькую девочку Сару Кру героиней: без матери, потом без отца, потеряла свое место в жизни, с ней приключилось столько бед…
Тем заврам, кто слушал вместе с ним, Сара тоже понравилась, что было редкостью: они не привыкли симпатизировать человеческим детям, как бы те ни бедствовали. Но Сара и ее друзья показались им другими. Возможно, потому что Сара обладала врожденными порядочностью и чувством справедливости, которое они нашли по меньшей мере необычным.
А может, симпатии объяснялись еще проще: Сара разговаривала со своей куклой Эмили. Она была человеком, который уважал свои игрушки, а такое качество умел оценить почти каждый завр.
Даже Жан-Клод и Пьеро — два тираннозавра, чье внимание редко когда удавалось отвлечь от каталога «Стейки с Ранчо Айдахо», — посочувствовали голодающей Саре, заключенной в холодную и темную чердачную каморку.
— Будь у меня гамбургер, — прошептал Жан-Клод, — я бы дал ей кусочек.
— Будь у меня гамбургер, — ответил Пьеро, — я бы дал ей… Ну, в книжке говорится, она любит булочки.
Завры напряженно слушали. Акселю понравилось, как Сара назвала крысу, которая жила в стенах, — Мельхиседек. Он беззвучно двигал челюстями, пробуя на вкус каждый слог: захлопывал их на звуке «м», открывал на каждой гласной, прижимал язык к нёбу, чтобы получился «к», и выдувал воздух через узкий коридорчик, чтобы получился легкий шип. Чем больше он осваивался с именем, тем больше воображал крысу не крысой, а, скорее, завриком: маленьким и грязным, зубы, конечно, побольше и поострее, но глаза, как у малыша.
Хуберт поднял похожий на плиту, переплетенный в кожу географический атлас и задвинул его на одну из нижних полок так тщательно, что Аксель невольно восхитился точностью — и тишиной — его движений.
Диоген, который как раз нес на место том «Тристрама Шенди»[25], остановился, на мгновение захваченный чтением.
Бронте достигла того места, где Сара объясняет подруге, что делает вид, будто она узница Бастилии, а потому стучит по стене, чтобы общаться с заключенным в соседней камере.
— «Ах, Сара! — весело прошептала она. — Это как в романе!» — прочитала Бронте, искусно передавая восторг подруги Сары. — «Это и есть история, — сказала Сара. — Все — история. Ты — история, я — история. Мисс Минчин — история».
— История! — прошептал Аксель…
…И тут «Тристрам Шенди» выскользнул из лапы Диогена. С громким, резким шлепком книга упала на пол.
По счастью, никто из малышей под упавшую книгу не попал. Те немногие, что стояли рядом, пискнули и бросились врассыпную.
Аксель не заметил, что Бронте перестала читать, потому что морда Диогена исказилась от внезапного спазма. Он видел только Дио и слышал лишь мучительное хрипение.
Хуберт бросился к нему, но левая нога Дио уже подгибалась.
— Назад! — крикнул Хуберт малышне, когда Дио, уцепившись за стол для чтения, попытался восстановить равновесие (тщетно) и повалился правым боком на пол.
Малышня запищала, стала звать Дио, когда Хуберт над ним наклонился.
— Диоген! — прошептал он, приподнимая голову друга. — Что?..
— Не давай… Пусть малыши не видят. — Его взгляд застыл.
Первым побуждением Акселя было броситься к Дио, но он не мог пошевелиться, не мог оторвать глаз.
— Беги наверх! — приказала ему Бронте. — Беги за Томом! Скорее!
Но Аксель только стоял, разинув пасть.
— Аксель! Пожалуйста!
— Ну! — Переступив задними лапами, Кара подхлестнула его хвостом.
Подпрыгнув, он бросился к лестницам со всей своей немалой скоростью, крича на бегу:
— Том! Том! Дио плохо!
Том, наверное, услышал переполох. К тому времени, когда Аксель взбежал по лестнице, он уже стоял на пороге своего кабинета.
— Том! Том!
— В чем дело?
— Дио! Он упал! Он уронил книгу, а потом упал!
Том уже открывал дверцу шкафа.
— Сейчас спущусь! — Он вынул что-то вроде пары маленьких ласт и узкую пластмассовую коробочку, потом сунул под мышку металлический баллон.
— Дио заболел?
— Не знаю. — Он достал из шкафа пластмассовую воронку-пирамидку.
— Мы сумеем ему помочь?
Том тыкал в кнопки телефона.
— Попытаемся.
Аксель то и дело забегал вперед, потом возвращался, точно все в мире двигалось слишком медленно.
— Маргарет? — говорил в телефон Том. — Можешь приехать прямо сейчас? Это Дио. — Потом он пошел быстрее и на ходу сказал Акселю: — Она едет.
Но голубому завроподу пришлось еще дважды возвращаться к нему, точно он думал, что Том заблудится и ему надо показать, где библиотека.
Внизу завры уже столпились в библиотеке или спешили туда. Бронте и Кара старались не пускать их в комнату, а Хуберт скорчился над Диогеном, делал своего рода искусственное дыхание, нажимая ему на грудь пальцами передних лап.
— Он дышит? — Опустившись на колени подле Дио, Том распутал провода переносного дефибриллятора.
Хуберт покачал головой.
— Пульс прощупывается?
— Нет.
— Давай попробуем перевернуть его на спину.
Проще сказать, чем сделать. У тираннозавра спина очень узкая, а тело массивное. Но они постарались, насколько смогли.
Они испробовали искусственное дыхание, потом принесенный Томом баллон с кислородом. Он наложил коническую маску на морду Дио, но пульс все равно не появлялся.
Под дефибриллятором тело Дио на первых двух ударах дергалось, но с каждой попыткой эффект все слабел.
Они все пытались и пытались — искусственное дыхание, потом дефибриллятор, — пока совсем не измучились.
Когда приехала доктор Маргарет, Том обливался потом. Правая нога Хуберта подергивалась, но он снова и снова накладывал кислородную маску на морду Дио.
— Том, — позвала врач, но тот не останавливался. — Том!
Том не слышал, не мог услышать.
Поставив на пол свой чемоданчик, доктор Маргарет опустилась на колени рядом с Томом и Хубертом. Она положила руку на кислородную маску, кивнула Хуберту и сняла ее. Тома она мягко тронула за плечо, потом качнула головой и ему тоже.
— Его больше нет.
Огрызок редьки с крошечными продольными бороздками упал на пол и покатился, пока не остановился у хвоста Барабу Боба.
Аксель все это видел и при словах врача почувствовал, словно сам падает на пол, и потолок вдруг сразу исчез, и власти над ним не было никакой, кроме гравитации. В иных обстоятельствах это привело бы его в величайший восторг, но сейчас гравитация не означала ничего, помимо пустоты, и холода, и неумолимого, безразличного внимания.