Дженни обвинила Джека в некомпетентности, отягощенной злым умыслом, и с тех пор они почти не разговаривали. Число клиентов у нее немедленно сократилось, едва только известие о стрижке успело обежать сообщество пуделевладельцев. Чтобы умилостивить жену, Джек и сам обрился наголо. Едва глянув на него за завтраком, она проговорила:
— Ну что ж, наверное, придется отменить и твое участие в «Крафтс» в этом году…
А теперь они находились в Ист-Чиме, в своем домике, и вели мирные переговоры. Для того чтобы уладить отношения с женой, ему стоило лишь привести в рабочее состояние нелегальную машину времени, не включавшуюся уже более десятилетия, а затем отправиться назад, со скоростью, превышающей 186 000 миль в секунду. То есть со скоростью тахиона. Насколько Джек помнил, подобное путешествие даже в лучшие времена представляло потенциальную опасность для жизни.
Квантовый эксперимент «Химера» стал побочным следствием теоретической запутанности. Некогда тахион считался в высшей степени сомнительной частицей, обладающей свойством передвигаться со скоростью, превышающей скорость света; а это, согласно так и не опровергнутому утверждению Эйнштейна, означало, что он движется назад по оси времени. Существование тахиона было подтверждено в тот же самый год, что и существование гравитона, и обнаружение его совпало с некими крупными открытиями в области квантовой неразберихи. Ученые выяснили, что если воссоздать тахионного партнера человека, то на короткое время его существо может раздвоиться: одна часть останется позади в качестве голограммы, ожидающей соединения с активной сущностью, а другая, тахионный констеллят, отправится в недра истории, пока не обрушится волновая функция запутывания. Поскольку тахионный констеллят при движении лишен массы, его виртуальная идентичность полностью зависит от голографического хозяина.
Первые эксперименты вызвали большой интерес по всей стране. Шестеро добровольцев из числа заключенных так и не вернулись из своих вторжений в историю (или предысторию), хотя в отношении половины этих случаев существовали сомнения: некоторые предполагали, что таким образом они избрали удобный способ самоубийства, то есть ушли из настоящего времени в надежное забвение, даруемое временем прошедшим.
Джек стянул чехол с машины, стоявшей в углу сарая. Черный металл основательно запылился, и он стер с него пыль, прежде чем занести машину в дом. Затем он попытался собраться с мыслями. Нахлынули воспоминания. Тогда он был историком-феноменологом второго класса. Это позволяло работать на подобной машине, он даже принес ее домой для тонкой настройки и тщательного изучения. Однако когда программа была закрыта, ему надлежало сдать машину в управление. Но в департаменте Униплекса за документацией особо не следили и пропажу вряд ли заметили бы.
Так и случилось. А теперь он снова стоял перед машиной. Но на сей раз ступить внутрь предстояло ему самому. То есть шагнуть в прошлое.
В собранном виде машина представляла собой некое подобие недоделанного металлического дверного проема, снабженного пультом с выключателями и индикаторами. Желающий странствовать прикреплял к своему поясу черную коробочку с одной-единственной кнопкой. Нажми ее — и на машине вспыхнет цепочка красных огней. Пребывающему в настоящем помощнику останется просто нажать кнопку возвращения.
После этого все волновые функции тахионной волны сворачивались в ноль, и путешественник возвращался в настоящее и вступал в собственную голограмму, наделяя ее плотью. Двое вновь становились единым телом. Путешествие во времени на этом заканчивалось.
Джек прокрутил в памяти всю методику. Намеченную точную дату следовало дополнить еще двумя, исполнявшими роль предохранителей — чтобы не сорваться в ускоряющийся полет назад во времени, к сингулярности. Поэтому Джек набрал три даты окончания путешествия: 1900, 1897 и 1851 годы. Две последние предложил электронный хронометр. Джек даже не задумывался об их значении. Когда все приготовления были закончены, он отправился за Дженни и привел ее в комнату.
— Войдя в машину, я отправлюсь назад во времени. И как только получу твою сумочку, нажму кнопку на поясе. Когда эти красные лампочки начнут мигать, ты щелкнешь этим выключателем. Поняла?
— Это же совсем не сложно, правда, Джек? Побрить наголо пуделя намного труднее.
— Согласен, однако если не пустишь в ход выключатель, меня все быстрее и быстрее понесет в глубь времени, и я никогда не вернусь.
— А здесь от тебя что-то останется?
— Только мое голографическое изображение. Оно будет стоять у машины и выглядеть точно как и я. Вернее, это и буду я сам, только в демотивированном состоянии. Иными словами, цветная иллюстрация к квантовому запутыванию. Кстати, способная даже разговаривать. Она будет обладать моими воспоминаниями, образующими некое подобие мнемонического синтаксиса… Тебе нужно быть около машины самое большее несколько часов. После чего ты получишь свою распрекрасную сумку.
— Путешествие в прошлое. Быстрее, чем со скоростью звука!
— Света. Оно происходит быстрее, чем скорость света.
— Как увлекательно! И как люди путешествовали в прошлое до тех пор, пока не изобрели эти машины?
— Никак.
— Ты хочешь сказать, что они вообще не путешествовали в прошлое?
— Они не умели.
— Тогда как они понимали настоящее?
— С помощью чего-то такого, что они называли историей.
— А что это?
— Фантасмагория. Фантазм. Следы: письменные, архитектурные, визуальные.
В качестве историка-феноменолога Джек специализировался на веке почтовых открыток и кинематографа. На том, как они убивали друг друга, старательно снимая процесс. Фильмы наряду с книгами давно были удалены из общественного доступа — социально отвлекающий фактор. Поэзия со своей экстравагантной строкой пошла под нож первой — она потребляла так много чистой бумаги при минимуме слов; один из конгрессов усмотрел в ней разновидность экосаботажа. За ней последовала и проза. Стоит ли валить даже одно дерево ради описания вымысла, не имеющего никакого отношения к реальности… теней в Платоновой пещере, пляшущих на стене в новомодных обличьях социологии и психологии? За ними последовали история, политика, наука — со своими ложными и противоречивыми толкованиями и отвратительным, склонным к вечному умножению словоблудием. Изображения, конечно, пришлось сохранить, но прежний мир целлулоидного гламура ушел в прошлое, в такую же невообразимую даль, как и эпоха динозавров, став веком безвозвратной экзотики. Джек иногда гадал, не полюбил ли он этот далекий мир, знакомясь с исторической коллекцией Униплекса? Не являются ли его пустые разговоры с новыми сотрудниками не более чем попыткой восстановить эти волшебные тени… контрастное противопоставление, в котором персонажи черно-белого кино обретают свою идентичность. Заряженные на убийство мужчины и их надушенные сучки. Он даже как-то попросил Фиону примерить одну из этих темных шляпок с вуалью 1920-х годов… добытую, конечно, нелегальным путем.
После своего открытия тахионы вызвали озлобление среди ученых. В конце концов, факт их бытия противоречил одной из основ современной физики: специальной теории относительности. Согласно последней никакая информация во Вселенной не может передаваться быстрее скорости света. Однако тахион передвигался в области сверхсветовых скоростей, иначе говоря, в своем движении обгонял свет. А это, согласно блестящему прозрению Эйнштейна, означало, что он движется назад во времени.
— И когда ты стартуешь?
— Через несколько минут. А теперь запомни, Дженни. Не выходи из этой комнаты, пока не замигают красные огоньки — и тогда немедленно жми на выключатель. И я сразу вернусь, вместе с твоей сумкой. И дай-ка мне с собой этот каталог, чтобы я не перепутал магазин. Вот на что я готов ради тебя.
Итак, декабрьским днем, чуть позднее четырех, Джек Рейнольдс, исторический феноменолог второго класса из Униплекса, шагнул в свой нелегальный тахионный констеллятор, иначе говоря — в прошлое. Его жене Дженни на мгновение показалось, что машина не сработала, потому что на противоположной стороне черной рамы оставался все тот же Джек.
— Выходит, ты по-прежнему здесь?
— В известном смысле.
— Ты голограмма?
— Не совсем. Голограмма есть голограмма, а я другая половина Джека. И наша общая сущность в данный момент взаимозависима: его — в качестве тахионной констелляции, моя — в качестве голограммы.
— Не хотите ли в таком случае кофе, мистер Джек Голограмм?
— К сожалению, в голографической форме я на это не способен.
Ощущение необыкновенной легкости. Чтобы отправиться в путешествие назад во времени он потерял свою массу (или, точнее, оставил ее позади). Чтобы путешествовать со скоростью света или даже быстрее, масса не нужна. Поэтому органическая сущность находится во временном отстранении от дел. Теряются биологические и биографические корни в материи.
С точки зрения Джека, путешествие в обратную сторону времени было куда приятнее, чем странствие вместе с ходом времени. Исчезли все тревоги. Каждый отсчитанный назад год на какую-то долю облегчал общее бремя — словно история представляла собой постоянно возрастающую тяжесть, влачимую вперед человеческим духом. Впрочем, так оно и есть на самом деле.
Время назначения: 1900 год. Место назначения: пассаж Пикадилли. Кожаные изделия Макстона. Джек ощутил, как замедлил ход прилив, уносящий его в глубь времени. И вдруг оказался на месте. Первое, что он отметил, — запах. Не то чтобы совсем неприятный… но если ты терпеть не можешь лошадей… К лошадям Джек относился вполне благосклонно. Вот собаки — это да, особенно большие острозубые пудели по имени Фиона. В конце концов, из-за этой сучки он и оказался здесь.
Шел сильный дождь, и мостовая Пикадилли на восемнадцать дюймов утопала в конской моче и грязи.
Джек вступил под крышу пассажа. Это прошлое было облачено в подарочную обертку. В только что оставленном настоящем единственно возможными приобретениями являлись Полезности и Пособия, обернутые в одинаковую серую или черную бумагу. Экологическая экономия… Он удивленно огляделся. Мир вокруг него казался светлым, сияющим, каждый предмет светился в рамках собственного малого ореола. Крохотные божки-предметы сверкали в святилищах оконных витрин. Вещевой фетишизм — он помнил эти слова по одной из своих работ: это когда каждая вещь почитается ради самой себя. Впроч