Джейк рассказал о своем детстве в Манси, о ненавистной работе и трудностях в поиске какого-нибудь другого занятия, которое принесет ему средства на жизнь. Она немного рассказала о своей правильной семье в Вирджинии, о том ужасе, с которым семейство отнеслось к ее замужеству, и очевидном облегчении, когда Дэниел умер. Она сообщила, что дядя Боб был очень деликатным и понимающим, а Лео — добрейшим человеком, какого она когда-либо встречала. Годами они объединяли свои доходы и социальную страховку: Луэллен разработала для дяди Боба этот «план выхода в отставку», который помог им выжить. Один за другим источники дохода исчезали, и ко времени смерти хозяина имения у Луэллен остались лишь небольшой пенсионный счет и сертификат социального страхования. Бет зарабатывала мало, а ее долги были таковы, что она не видела никакого пути сохранить дом и обеспечить Синди. Страховка, налоги, образование дочери, а последние несколько лет еще и уроки музыки… Она может перевестись в мемфисский офис, но зарплата от этого выше не станет, а расходы будут только расти.
— Но я обязана сохранить его, — вздохнула она. — Я обещала дяде Бобу, что Луэллен присоединится к нему и Лео, когда придет ее время. — И добавила через секунду: — И потом, есть еще Синди. Ее место здесь.
Джейк кивнул. Именно так: ее место здесь. Синди как раз играла «Лунную реку» в джазовой обработке, с импровизациями. Не так, как это сделал бы Боб, но словно пробовала его по-детски, на зубок и понемногу врастала в новую роль, предначертанную ей свыше. Эта мысль взволновала Джейка.
— Любой из них сам по себе мог бы стать звездой, — предположил он. — Трио могло бы добиться успеха. Почему они не выбрали этот путь?
— Дядя Боб сказал мне, что они находились именно там, где хотели, и делали именно то, что хотели, и ни один из них не требовал от жизни большего, — ответила она.
В подвальной зале Луэллен встала и погладила Синди по голове:
— Я пойду наверх. А тебе надо порепетировать пьесу для концерта, который у вас будет на следующей неделе. Помнишь?
Синди скорчила рожицу.
— Милая, когда-нибудь твое лицо таким и останется, — предупредила Луэллен.
— Ты всегда так говоришь, а оно все не остается и не остается! А мне бы хотелось…
Улыбаясь, Луэллен прошла через стеклянную дверь и остановилась на пандусе, посмотрела на Бет и Джейка под дубом и послушала, как Синди начинает играть Шопена. Ее улыбка стала отчетливее, и она тихонько рассмеялась, когда девочка стала играть в своей манере. Она вернулась в залу и пошла в дом, наверх, решив не вмешиваться в беседу под деревом.
Она вспомнила один день из очень давних времен. Боб отослал ее, несмотря на протесты.
— Шесть месяцев, девочка моя, и если тебе не понравится, возвращайся, — говорил он.
— Он и меня как-то раз заставил уехать, — признался тогда Лео.
Она подписала шестимесячный контракт с агентом, а по окончании срока вернулась. Словно выходишь в одну дверь, поворачиваешь за угол и входишь в другую.
— Я вернулась, — сказала она в тот день, входя в залу, когда Боб и Лео работали над новой аранжировкой.
Лео тут же запел:
— Привет, крошка, о, привет, крошка, хорошо, что ты вернулась в дом родной!
— Лео, закрой рот! Твой голос и лягушек заставит топиться, — проворчал Боб и обратился к Луэллен: — Добро пожаловать домой, милая. Садись рядом со мной. Есть здесь вещицы, которые хотелось бы попробовать с тобой…
Она села рядом с ним, просмотрела ноты, и они начали:
— Мне надо идти…
— Но, милая, холодно там…
Здесь и сейчас, на кухне мемфисского дома, она услышала музыку воспоминания, свой чистый, молодой голос, хриплый, грубоватый голос Боба, их музыкальный диалог, исполнявшийся впервые, а потом снова и снова, с вариациями. Когда они наконец закончили, то расхохотались, глядя друг на друга: они взмокли от пота. Лицо Лео было похоже на подтаявшую смолу, Боб стирал капли с носа тыльной стороной ладони, а у Луэллен волосы прилипли к голове. Это был счастливейший день в ее жизни.
Лео в тот день сделал вывод:
— Наша малышка больше никогда не уйдет.
— Чертовски верно, — кивнула Луэллен.
Она решила сделать мятный коктейль с коньяком. У нее было чувство, что молодой человек, беседующий с Бет, попал сюда не случайно, а истинная причина не в ерундовой заметке о Бобе.
Бет не выпускала Синди из-под контроля. Она слышала, когда дочь начала репетировать пьесу из концерта и когда стала импровизировать в ритме джаза. Тогда она встала, качая головой:
— Шопен, должно быть, весь извертелся в гробу, а ее учительница заработает инфаркт, если эта артистка сыграет то же самое на концерте.
— Шопен никогда не звучал так классно, — улыбнулся Джейк.
Бет нахмурилась в ответ и направилась к дому. Джейк взглянул на часы первый раз с тех пор как… — он не мог вспомнить, с какого времени, но ощутил легкий шок. Уже шесть, а на самолет надо успеть к восьми тридцати. Он поспешил за Бет.
Луэллен встретила их на кухне и вручила по прохладному запотевшему стаканчику мятно-коньячного коктейля.
— Останетесь на обед? — спросила она.
— Спасибо, не могу. Мне уже надо срочно бежать, Луэллен, вы говорили, что люди приходили послушать музыку вашей группы. Вы брали плату?
— Нет. Иногда кто-то из публики нам подыгрывал. Многие приносили с собой еду. Некоторые оставляли пожертвования и подарки, но мы никогда ни о чем не просили. А что?
— Вы могли бы устроить здесь, внизу, ресторанчик, играть какую-нибудь старую музыку, возможно, привлечь музыкантов…
Бет покачала головой:
— Никто из нас не знает, как обустроить ресторан. Луэллен замечательно готовит, но вряд ли собирается обслуживать голодную толпу. А хорошие блюда требуют материальных вложений.
— Я имею в виду не полноценный ресторан, а что-то вроде кафе или бистро: стандартное меню из нескольких новоорлеанских особых блюд. Даже не каждый день и не целый день. Только чтобы бизнес окупал себя и, возможно, давал пару долларов сверх того. Вам же надо только, чтобы сохранить дом, выплатить налоги и все такое. Вы сумеете это сделать. Я уверен.
— Спасибо за предложение, — произнесла Бет тоном, подразумевающим, что она не собирается им воспользоваться,
— Милая, дай мне недельку на поездку в Новый Орлеан, и я достану повара, — сказала ей Луэллен и повернулась к Джейку: — Мы это обсудим. Ребята приедут на поминки Боба через две недели. Они связались друг с другом в Новом Орлеане, Батон-Руж, Детройте, даже в Нью-Йорке и собираются провести их как надо. И вы приезжайте, ладно?
По дороге в Нью-Йорк Джейк постоянно думал о Бет. Ее очаровательные покачивания головой, быстрые внимательные взгляды в его сторону, мягкий голос с виргинским акцентом. «Забудь!» — твердил он себе, зная, что не сможет. В сознание пробилась другая мысль: Роберто Гомес. Единственным положительным моментом его работы были встречи с хорошими и интересными людьми, и Роберто Гомес — один из них. Он держал небольшую студию звукозаписи, которая специализировалась на рекламных роликах для начинающих музыкальных групп. И у него была комнатка, напичканная записывающей аппаратурой.
На следующий день он позвонил Роберто и пригласил на пиво. Спустя две недели они вдвоем отправились в Мемфис на машине. Аренду автомобиля оплатил Джейк. «Все расходы за мой счет», — обещал он, подавив тяжелый стон при мысли о превышении лимита кредитной карты.
Они прибыли в одиннадцать часов утра, надеясь оказаться первыми, но обнаружили, что в доме уже собралась толпа. Он махнул Роберто, мол, шагай за мной, и прошел мимо незнакомцев прямо на кухню. Луэллен заметила его и пояснила присутствующим, что эти люди тоже приглашены. Заодно сообщила, что они позвали всех соседей и придется закончить мероприятие в два часа ночи, а гостям следует вести себя в доме самостоятельно. Она и еще несколько человек готовили большой котелок красной фасоли и другой такой же — с рисом. «Попозже», — помахала рукой она и прогнала их с Роберто из кухни.
Живая музыка заиграла в два часа пополудни и не прекращалась, хотя то и дело стихала, особенно когда зазвучала запись Луэллен: Мне мама твердила… Воцарилась, как Джейк назвал бы это, благоговейная тишина, а по окончании песни раздались шумные аплодисменты. Бет стояла рядом со слезами на глазах.
Роберто словно сделался одержимым, заметил Джейк ближе к вечеру. Отправившись в путь с неохотой, приятель с некоторым пренебрежением отнесся к идее пробуждения Нового Орлеана — бредовой, отжившей свое древности из эпохи динозавров или фальшивке, выставленной на потребу толпы туристов. В свои сорок лет он видел сменяющих друг друга музыкантов, слышал всё и вся, но в тот вечер он носился повсюду со своим диктофоном, собирал автографы и даже отплясывал с ребятами.
Джейк познакомился с таким количеством народа, что далеко не все имена сохранились в памяти: люди с трубами, саксофонами, гитарами, кларнетами. Почти все время он находился около Бет, и только когда в очередной раз осознавал это, то уходил куда-нибудь еще, чтобы через некоторое время вновь испытать ее притяжение и оказаться рядом. Позже, ближе к полуночи, он вышел под дуб, где группа играла песню «Добрый друг река» и пел бас, который не мог быть голосом Поля Робсона, но звучал точно так же. После заиграли «Летнее время», а Луэллен пела. «У нее до сих пор прекрасный голос, — подумал Джейк с удивлением, и благоговением. — До чего же чудесный!»
То тут, то там мелькала Синди, она даже пару раз сыграла на рояле. Когда она исполнила джазового Шопена, зал взорвался аплодисментами. В полночь Бет велела ей идти спать. Она на некоторое время скрылась из виду, но опять пришла.
В полвторого труба заиграла «Когда шествуют святые», голос Луэллен возвысился, и все инструменты смолкли, пока она пела. Когда она закончила, мелодию подхватили одни, потом другие, и вскоре более чем две сотни музыкантов играли и пели все вместе.