К тому времени как пришел Данька, Соломон был полностью экипирован. Выглядел он, надо сказать, не так смешно, как ему представлялось. Разве что куртка была велика, Соломон немного тонул в ней — все-таки Туманский был человек-медведь. Последний штрих — Соломон опустил очки на глаза и стал неуловимо похож на сварщика.
— Соломон, не надо шуток! — крикнул Данька.
— Никаких шуток, юноша, — с достоинством отвечал ему Соломон, выглядывая из ракеты. — В моем лице вы имеете человека, способного на серьезные поступки.
— Послушайте, Соломон. Туманский был больным человеком! Сумасшедшим!
— Никто этого не знает лучше меня, — подтвердил Соломон.
— В лучшем случае вы задохнетесь в этой консервной банке, в худшем — взорветесь вместе с оперой!
— Молодой человек, вы, верно, плохо представляете себе, что такое главный режиссер нашей оперы, товарищ Лаосский! — весело и немного невпопад сказал Соломон и погладил бок ракеты. — Железо — ничто, хлебный мякиш по сравнению с этим режиссером. И если Мойша смог убедить Лаосского закрыть театр на год и доверить реставрацию не кому-нибудь, а именно ему, всем известному сумасшедшему, больному человеку Туманскому, то приходится признать, что Мойше подвластны стихии! Уходите, Даня, уходите, не то зашибет при старте.
Данька потянулся за наганом, но Соломон уже задраивал люк изнутри.
— Ой, лимончики, вы мои лимончики…
Соломон задраил и вторую дверь. Что делать дальше, он пока не представлял. Кот Василий держался с некоторым превосходством, как бы намекая, кто тут главный, Соломон посмотрел на него с упреком, и Василий снизошел до объяснений. Он запрыгнул на пульт и полоснул лапой по одному из рычагов. Соломон послушно потянул рычаг на себя. Из-под ног раздалось утробное рычание, которое тут же перешло в мягкую вибрацию.
— Вы растете не в моем саду…
Василий уже указывал на следующий рычаг, но Соломону этого не требовалось, он понял, что мудрый Туманский делал эту ракету для идиотов. Очередность действий была обозначена на пульте стрелками и цифрами. Также имелись мелкие надписи, изучение которых Соломон оставил на будущее.
— Ой, лимончики, вы мои лимончики…
Соломон усадил Василия в кошачью коробку. Кот тут же высунул морду в специальное отверстие и замер, не сводя пристального, немигающего взгляда с Соломона. Соломон пристегнулся в кресле. Откуда-то снизу запахло дымом.
— Вы растете у Сони на балкончике…
Данька попытался было колотиться в дверь, но больно ушиб руку. Стрелять он так и не решился, опасаясь испортить хорошую вещь.
Когда сцена под его ногами стала угрожающе двигаться, Данька поспешил к выходу.
Что он видел дальше, то видел и весь Качибей.
Легкими спичками осыпались с оперы строительные леса. Задрожала земля, из-под здания повалил дым.
Потом медленно, как во сне, та часть крыши оперы, что была над сценой, разделилась на лепестки. Этого с улицы никто не мог рассмотреть, но слышны были лязг и грохот жуткий. Уже собралась огромная толпа самых бесстрашных и любопытных существ в мире — качибейских зевак. Пахло гарью, качибейцы охали и свистели, иностранцы тоже что-то щебетали на своем птичьем языке, тетки крестились, поминая попеременно то бога, то черта. Беспризорники, не теряя времени, таскали кошельки.
Со скрежетом выдвинулся вверх и возвысился над Качибеем нос ракеты Туманского. Включились вдруг рупоры на столбах и стали передавать на весь Качибей голос Соломона.
А Соломон пел:
На Садовой Беня жил,
Беня мать свою любил.
Если есть у Бени мать,
Значит, есть куда послать.
— Хоть бы что приличное, — возмутился какой-то интеллигент, но был тут же зацыкан окружающими.
Ой, лимончики, вы мои лимончики…
Толпа дрогнула, заволновалась. Здание оперы и площадь перед ним трясло уже нешуточно.
Вы растете не в моем саду…
Замер весь город. Перестали плакать младенцы, умолкли птицы, остановились трамваи. Застыли в воздухе дирижабли, оборвались нестройные голоса патефонов. Где-то далеко, в балтском направлении, захлебнулись и утихли коммунарские орудия, штурмовавшие подступы к Качибею. Люди забыли дышать.
И тут грохнуло.
Нечеловеческий звук прошел такой волной, что отступил прибой по всему качибейскому побережью. Черный дым сплошным покрывалом накрыл Качибей, и город пропал, растворился во тьме.
Кажется, прошла вечность, прежде чем дым рассеялся.
Оглушенные, черные от сажи, красными глазами смотрели люди на руины, бывшие только что оперой. Один лишь Данька глядел в небо, с которого сыпал серый пепел.
Вехи
Вл. ГаковОдин из «Великой тройки»
«БББ» — так американские критики в конце прошлого века прозвали трех писателей, фамилии которых по случайному совпадению начинались на указанную букву: Грегори Бенфорда, Дэвида Брина и Грега Бира. Трех ярких звезд «твердой» научной фантастики, к середине восьмидесятых совершивших стремительный спурт в лидеры этой литературы. Одному из них, Грегу Биру, в этом месяце исполняется шестьдесят.
«Великая тройка «Б» пришла в научную фантастику, когда лучшей образной характеристикой ситуации, сложившейся в американской SF, послужило бы название известного фильма Анджея Вайды «Пейзаж после битвы». Эта литература победила в многолетней баталии за признание критиками и рынком. И хотя боевые порядки старой гвардии — той самой, что обеспечила славную викторию, — неудержимо редели, ветеранам было кому передать эстафету. Причем, в отличие от старших товарищей, годами завоевывать это признание молодой поросли не пришлось.
Сразу, первыми же произведениями, заявили о себе и три упомянутых литературных вундеркинда. Все трое — из Калифорнии (Бенфорд, правда, родился в штате Алабама, но его научная и литературная жизнь была связана с Калифорнией), убежденные технократы и блестящие рассказчики. Наконец для всех троих такие понятия, как «нетривиальная идея» (естественнонаучная, гуманитарная или социальная — не суть важно), далеко не пустой звук. Все члены этого неформального братства пишут фантастику не только для того, чтобы развлечь читателя (хотя и этим владеют в совершенстве), но и чтобы его как следует напрячь, заставить задуматься. При общей изнеженности сегодняшнего читателя, предпочитающего забавляться технологическими игрушками и в штыки принимающего предложение заняться «интеллектуальной гимнастикой», последнее выглядит почти религиозным подвижничеством.
Грегори Дэйл Бир родился 20 августа 1951 года в калифорнийском городе Сан-Диего. Там расположена одна из крупнейших военно-морских баз — военным моряком был и отец будущего писателя. По делам службы Бир-старший много раз менял местожительство, так что к 12 годам его сын успел побывать в Японии и на Филиппинах, не говоря о различных портовых городах Америки. Тем не менее Грег Бир окончил университет в родном Сан-Диего, и, хотя в его дипломе значилось «English», что означало «язык и литература», на ранних порах собственной трудовой деятельности вчерашнему выпускнику приходилось искать компромисс между двумя увлечениями, завладевшими им еще в детстве: естественными науками (в частности, астрономией) и исступленным желанием писать. Бир поработал внештатным журналистом в городской газете, в книжном магазине, а также лектором в местном же аэрокосмическом музее и планетарии.
Впрочем, нелегкая судьба журналиста-фрилансера, как вспоминал Бир, порой забрасывала его в места неожиданные. В частности, в один из ключевых центров американской космической программы — знаменитую Лабораторию реактивных двигателей в Пасадине, откуда молодой Грег посылал репортажи о полетах автоматических межпланетных станций Voyager в газету San Diego Union. Он также увлекался кино, публикуя статьи на эту тему в ведущих газетах обоих побережий Штатов — калифорнийской «Los Angeles Times» и нью-йоркской «Newsday». А позже читал лекции в городском колледже Сан-Диего — по древней истории, истории науки и, конечно, истории научной фантастики и фэнтези!
И прежде чем перейти к «фантастической» биографии Грега Бира — безусловно, его главной ипостаси, — несколько слов о прочих увлечениях этого яркого и невероятно деятельного подвижника.
Бир, например, состоит в Национальном гражданском совете по космической политике. Эту частную общественную организацию создали его коллеги — писатели-фантасты Ларри Нивен и Джерри Пурнелл, собравшие компанию любопытную и даже колоритную. Пятеро экс-астронавтов (включая Эдвина Олдрина — второго человека, ступившего на лунную поверхность после Нила Армстронга), отставные генералы и полковники, топ-менеджеры ведущих аэрокосмических фирм, видные ученые (в том числе Марвин Мински — один из пионеров теории «искусственного интеллекта» и основателей легендарного Массачусетского технологического института)… И, конечно, писатели-фантасты Ларри Нивен, Грегори Бенфорд, Дин Инг, Стивен Барнс. А раньше, пока были живы, и Роберт Хайнлайн с Полом Андерсоном.
Кроме того (скрупулезно перечисляет свои «общественные нагрузки» Грег Бир), «после событий 11 сентября 2001 года я консультировал армейское начальство и сотрудников ЦРУ по вопросам безопасности, а годом раньше читал лекции по природе и будущему преступности и правосудия в Академии ФБР в Куантико, штат Вирджиния. Я также делал доклад на заседании Американского философского общества, читал лекции и консультировал компании Microsoft (в частности, ее подразделение Xbox), Google и других производителей программного обеспечения. А также вел церемонию открытия и дискуссию экспертов по здравоохранению, юриспруденции и безопасности пищевых продуктов на съезде Международного агентства по защите пищевых продуктов в 2007 году».
К этому можно добавить, что Бир является научным консультантом киностудии Amblin Entertainment, одним из создателей которой был сам Стивен Спилберг. И основал Ассоциацию американских художников-фантастов (сам иллюстрировал в журналах и издательствах некоторые их собственные произведения)… Так и слышишь за кадром голос Гафта из культового «Гаража»: «Неугомонный вы наш!».