Слай просматривал интернет на предмет последних заявок на свой товар, когда раздался звонок.
— Здравствуйте, — послышался женский голос. — Это Сильвестр Уэсли?
— Кто его спрашивает?
— Этот номер мне дали в «Выборе новой жизни», — ответила женщина. Ее голос звучал устало. — Вы делали для них кое-какую работу, связанную с моим мужем, Даниэлем Макклендоном. Вы убирали наш дом.
Слай помнил Макклендона. То было больше месяца назад.
— Да, убирал. Я что-то упустил?
— Нет, дело совсем не в этом. Вообще-то мне нужно, чтобы вы… вернули кое-какие вещи.
— Я занимаюсь не этим, миссис Макклендон.
— И все же я хочу, чтобы вы их вернули.
Работа Слая заключалась в том, чтобы вещи исчезали, и справлялся он с этим весьма неплохо. Он работал по контракту на «Новую жизнь», стирая файлы, уничтожая записи, изымая правительственные документы и избавляя дома клиентов от вещей, которые напомнили бы им о том, за стирание чего из памяти они заплатили крупные суммы. Приработок приносил неплохой доход, но не являлся его основной работой. Вообще он был специалистом по программному обеспечению.
Когда ему позвонили и сообщили, что его следующее задание — Даниэль Макклендон, это имя показалось ему смутно знакомым. А когда ему выслали файлы, до него дошло, что десять лет назад он окончил у Макклендона курс по разработке вычислительной техники.
Профессор Макклендон был самым странным преподавателем, которых когда-либо встречал Слай. Среднего возраста, немножко медлительный, он внушал чувство, будто математика, в которой профессор был столь искусен, является всего лишь досконально продуманной игрой. Посреди объяснения он мог вдруг продекламировать лимерики[5] о динамическом ОЗУ, или рассказать смешную историю, почему же на самом деле изобрели сотовый телефон, или спеть какую-нибудь глупую песенку. Тугодумов Макклендон переносил с трудом. Сложные вычисления он проделывал в уме, и студенты едва за ним поспевали.
Однажды какой-то студент попросил его повторить объяснение, на что профессор ответил:
— Слушайте, я не собираюсь этого повторять. Это просто, как дважды два — четыре.
— Ну вы можете хотя бы написать это на доске?
— Конечно, — согласился Макклендон. Он взял маркер, повернулся к белой доске и вывел на ней: 2x2 = 4.
Слай считал Макклендона чудаком. Посещал он его лекции отнюдь не добросовестно, зато хорошо справлялся с контрольными. Выслушивая просьбу миссис Макклендон, он вдруг понял, что ее замужество вряд ли было сущим наслаждением.
— Мне велели провести очистку по классу Альфа, — принялся толковать ей Слай. — Сказали, что когда он очнется в больнице, ему сообщат, будто он попал в автомобильную аварию и у него контузия. И что вы хотите, чтобы из дома удалили все, имеющее отношение к семье.
— Кто бы вам ни сказал это, он ошибся, — ответила женщина. — Муж понял, что некоторых вещей нет, и хочет их назад.
Слай уж приготовился к худшему: восстановить все. По договоренности, все вещи он должен был уничтожать, дабы они не появились вдруг снова, однако он не брезговал подзаработать, продавая наиболее ценные предметы.
— Какие вещи?
— Он хочет свои учебники. Приз Премии Дрейпера. Хлам из мастерской — инструменты, радиоприемники. И свои заметки, когда он был преподавателем.
— Так он собирается учить студентов? — Рубен поведал Слаю, что этому человеку вычистили больше, чем кому бы то ни было за все годы существования центра.
В голосе женщины зазвучала горькая ирония:
— Он не может вспомнить мое имя, но хочет снова преподавать в университете.
— Я посмотрю, что смогу сделать.
Возвращать приемники пришлось не откладывая. Заменить эти вакуумные лампы, некоторые восьмидесятилетней давности, было невозможно. Достать их в наше время можно было разве что в случайно обнаруженном тайнике на каком-нибудь ветхом складе.
Неделю спустя Слай появился у дома Макклендона с загруженным под завязку багажником джипа — инструментами, старыми приемниками и фотографиями в рамках. Он припарковался на подъездной дороге к старомодному бунгало и сидел в машине, покуривая сигарету. Миссис Макклендон велела ему подождать. Там она больше не жила.
Тем временем дверь дома отворилась, и на крыльце явился Макклендон собственной персоной. Кажется, он выглядел как и раньше, когда Слай у него учился. Может, немного потяжелел, да волос поубавилось. Он сощурился на Слая, а затем махнул ему рукой. Слай выбрался из джипа.
— Привезли мои вещи?
— Да, сэр.
Взгляд Макклендона задержался на нем, и Слаю стало неуютно.
— Вы Сильвестр Уэсли. Группа 530, факультет физической электроники. Вы пропускали слишком много лекций.
— Да, сэр.
— Видите, чем вы кончили? Работаете курьером.
Пока Слай перетаскивал коробки, подъехала миссис Макклендон на BMW. Она увидела, что разгрузка вещей почти закончена. Ее муж, сидя в плетеном кресле на крыльце, возился с древнющим восьмидорожечным магнитофоном. Он оторвался от своего занятия, заметил жену и вновь вернулся к драгоценной аппаратуре.
Миссис Макклендон нерешительно топталась возле машины. Она явно была уязвлена.
Слаю не хотелось видеть их вместе. Он оторвал Макклендона от его занятия:
— Куда мне это поставить?
Макклендон опустил магнитофон на пол:
— Идите за мной. — Он провел Слая в дом, вниз по ступенькам, в мастерскую и указал на скамью, куда Слай и водрузил громоздкую коробку с катушками и трансформаторами. Макклендон уселся на табурет и принялся неспешно разгружать ее, тщательно изучая каждое устройство. Слай поднялся наверх.
Миссис Макклендон он застал в гостиной: она перебирала единственную коробку с личными вещами, которые вернул Слай.
— Вам не стоило беспокоиться. Он совершенно нас не помнит, — посетовала женщина. — Даже и не знаю, то ли эта процедура изменила его, то ли всего лишь протерла запотевшее стекло, и мы смогли ясно разглядеть, что же внутри. А внутри — ничего.
Слай оторопел.
— Ему стерли память. Вы не можете его винить.
— Не могу? — миссис Макклендон вытащила из коробки фотографию в рамке. На ней были запечатлены ее муж, она и маленькая рыжеволосая девочка. Они на пляже и щурятся на солнце. Одной рукой муж обнимает ее, вторая покоится на голове маленькой девочки.
— На ней вы выглядите счастливыми, — заметил Слай неловко.
Она поставила фотографию на каминную полку.
— Пускай поломает голову, что это означает, — сказала она и вышла прочь.
После ее ухода Слай закончил с разгрузкой. Поколебавшись, он все-таки спустился вниз, чтобы попрощаться с Макклендоном. Профессор все так же сутулился над лампами и проводами, старыми резисторами и конденсаторами, смахивавшими на конфеты в обертке из фольги, переменными резисторами из витой проволоки, реостатами да потрепанными схемами на ломкой бумаге с потемневшими краями, повествующими, как все это собрать вместе, чтобы снова заработало.
— Я закончил, — сообщил Слай.
— Хорошо, — мягко отозвался Макклендон.
Слай не мог уйти просто так:
— Знаете, я не был лучшим студентом, но был в восторге от вашего курса. И мне нравились все те байки, которые «вы нам иногда рассказывали.
Макклендон повернулся и взглянул на него.
— Байки? Я не знаю никаких баек.
Три месяца в Гарварде так и не помогли Джинни справиться с последствиями трагедии. Она не звонила домой, отклоняла все попытки матери связаться с ней, удаляла ее электронные послания непрочитанными, не подходила к телефону, уничтожала голосовые сообщения без прослушивания. Потом, случайно встретившись с кузиной Бретани, узнала, что отец снова преподает в университете.
— Что? Разве это возможно?
— Наверное, он сумел сохранить свои интеллектуальные способности…
Джинни позвонила матери.
— Нет, он не помнит, — ответила ей та. — Нескладный, как аспирант с синдромом Аспергера[6], разговор-то с трудом поддерживает.
— Но все еще может работать?
— Он поспорил, что сохранит электротехнику и при этом покончит с болезнью Альцгеймера. Как будто он выиграл. — Ее отношение к произошедшему выглядело на удивление философским. Она больше не была той ожесточенной женщиной, впечатление которой производила в бытность их совместного проживания. — Но все остальное исчезло. Он очистил свою память до поры, когда ты еще не родилась, даже до знакомства со мной. Он напоминает мне того, каким был, когда мы познакомились. Ведет себя как выпавший из своей среды юнец.
— Я повидаюсь с ним.
На какое-то время на другом конце провода воцарилось молчание.
— Если хочешь… Но, дорогая, сомневаюсь, что после этого тебе станет легче.
— Мне нужно.
Джинни разговаривала с матерью почти час. Элизабет старалась подготовить ее к предстоящей встрече. Затем Джинни заказала билет на самолет. В четыре часа дня в пятницу самолет приземлился, она арендовала машину и поехала прямо к дому.
Она поколебалась на крыльце, думая постучать, но в итоге позвонила. Послышались шаги, и через стекло на двери она увидела, как приближается отец. Он распахнул дверь и заговорил с ней через сетку:
— Что вам надо?
Физически он выглядел хорошо. Несколько похудел. Чисто выбрит, волосы зачесаны назад, открывая высокий лоб. Одет в рубашку с закатанными рукавами, в левой руке — острогубцы.
— Можно мне войти?
— Вы моя дочь, так ведь?
— Да, — слова застряли у нее в горле. — Ты помнишь меня?
Он отворил сетку и впустил девушку.
— Мне говорили, что у меня были жена и дочь. Женщина иногда заезжает. Я занят. Если вы хотите поговорить, вам придется пройти со мной.
Они спустились в мастерскую. На полу стоял наполовину разобранный огромный радиоприемник «Ар-си-эй». Штуковину эту, по-видимому, выпустили еще в сороковые. Это была усложненная модель, с приемом в АМ-диапазоне и на коротких волнах, а также со встроенным проигрывателем на 78 оборотов. Ее отделка была прекрасна — мозаичные накладки темного и светлого дерева. Вертушка была снята, и наружу торчала проводка.