— То есть вы хотите меня убедить, что вам еще тридцать лет назад удалось создать нанороботов, которые могли оживить умершего?
— Давайте скажем просто: это было счастливое стечение обстоятельств. Вскоре после войны меня перенаправили на базу в Неваде, где я познакомился с такой технологией, о подобии которой в цивилизованном мире могли только мечтать.
— Зона пятьдесят один? Инопланетяне?
Зайл махнул рукой:
— Никогда в жизни не видел ничего инопланетного, не считая горстки метеоритов — однако именно один из этих метеоритов и привлек мое внимание. То был маленький комок голубоватого металла с радужным отблеском, обладавший большей плотностью, чем все, с чем я имел дело прежде. Я выделил из него минерал, который нигде и никогда не встречался ни до, ни после. Мы в шутку назвали его розвеллонием, однако название прижилось. Он обладал некими уникальными свойствами, позволившими нам разработать основной строительный блок, необходимый для создания комплексных наноструктур.
Он помолчал, вглядываясь в лицо Джеффри, затем пояснил:
— Благодаря ему мы смогли строить субмикроскопические механизмы.
— Просто замечательно. Однако какое это имеет отношение ко мне?
— А вы послушайте — и поймете, — отрезал Зайл. — Розвеллоний мы держали при себе, однако некоторые из разработанных нами технологий передали таким компаниям, как IBM и Intel. Это мы научили их всему необходимому, чтобы построить первые микропроцессоры. Но я желал значительно большего. Я хотел прорыва в медицине. Вы представляете себе, сколько канцелярской волокиты нужно пройти, когда речь заходит об экспериментах на животных, не говоря уже о людях? — Он не стал ждать ответа. — Чертову уйму! Ни единого шага невозможно сделать, чтобы какой-нибудь пускающий сопли активист не натравил на тебя адвоката! У нас был материал, была технология, у меня было полно идей, и тем не менее руки мои оказались связаны. Десять лет я бился с этим идиотизмом и в конце концов сказал: «Да катись оно все к черту!» — и ушел со своей престижной государственной работы, не забыв, однако, прихватить образец розвеллония.
Я оборудовал лабораторию у себя в подвале. На это ушла большая часть моего наследства, однако мне удалось продублировать нужную технологию. После этого работа пошла гораздо быстрее. К середине семидесятых, за двадцать с лишним лет до того, как Фрайтас опубликовал проект первых медицинских нанороботов, у меня уже имелся рабочий прототип — микроскопическая машина, которая могла анализировать и устранять повреждения в любой клетке тела.
Джеффри пошевелился.
— Тогда почему же вы не опубликовали это? Вы могли бы заработать состояние!
— После того как ты обокрал сверхсекретное государственное учреждение, едва ли стоит трубить об этом на весь мир, — отозвался Зайл.
Джеффри снова откинулся на спинку кресла, и гость продолжил:
— Эти крошечные машинки — наноиды, как я их назвал, — были с переменным успехом опробованы мной на мышах, кошках, собаках. Каждая новая доработка схемы приносила все новые улучшения, и наконец, в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году они были готовы к работе. Первую инъекцию я сделал Ральфу.
— Ральфу?
— Кто-то держит собак, — пожал плечами Зайл, — а у меня был Ральф, серый волк.
— Так это ваш питомец тогда на меня прыгнул?
Зайл кивнул.
— Можете считать меня эксцентричным.
— О, уверен, что я буду не первым!
— Без сомнения. Сделав зверю инъекцию, я внимательно наблюдал за ним на протяжении нескольких лет. Вроде бы все было в порядке. К этому времени розвеллония у меня оставалось только на два комплекта наноидов. Я вовсе не собирался тратить дозу на эксперименты над приматами, да и годы уже давали о себе знать. В восемьдесят первом году я сделал инъекцию себе, и после этого повсюду носил с собой оставшийся комплект роботов — ужасно боялся, что ФБР вычислит, где я живу, и украдет их у меня.
Он вытащил носовой платок и вытер вспотевший лоб.
— Летом тысяча девятьсот восемьдесят пятого я прогуливал Ральфа в лесу возле нашего дома.
— Прогуливал волка?..
— Обычно мы выходили по ночам. Выгуливать его днем едва ли было бы разумно… В общем, в ту ночь он услышал ваши голоса, увидел свет ваших фонариков и испугался. Он набросился на одного из вас — это были вы, Джеффри, — и опрокинул на землю. К тому времени, когда он понял, что вы всего лишь безобидный ребенок, было уже поздно: вы ударились головой о камень и потеряли сознание. Я подбежал через полминуты и принялся сканировать ваши жизненные параметры.
— Каким образом? У вас был с собой трикордер?
— Это все реально, Джеффри! И я бы посоветовал вам воспринимать всерьез мои слова, если вы хотите сохранить свою свободу! — Он помолчал. Кажется, ему удалось завладеть вниманием Джеффри. — Я разработал портативный сканер, при помощи которого можно замерять основные жизненные параметры — пульс, потоотделение; с его помощью я мог исследовать своих животных. Одним словом, я вас просканировал. Вы уже перестали дышать, пульс был нитевидным и едва прослеживался. И тогда я вытащил ампулу и ввел вам последний комплект наноидов.
— Вы вкололи мне свое экспериментальное зелье? Вы что, совсем с ума спятили, черт вас возьми?
— Это был единственный способ спасти вам жизнь.
— «Скорая помощь» — никогда не слышали такого названия?
— Ваш правый зрачок был уже расширен и почти не реагировал на раздражение. Без всякого сомнения, кровь начала скапливаться в голове, усиливая давление на мозг. Вы скончались бы по дороге в больницу.
— Мне казалось, вы говорили, что я и был мертв?
— Да, можно сказать, что практически это было так.
Джеффри повернулся влево, и за секунду до того, как он опустил лицо в раскрытую ладонь, я успел разглядеть его черты. Его мальчишеская привлекательность с возрастом лишь усилилась, однако здесь было и что-то еще. Некоторых людей годы только красят, и Джеффри мог сойти за двадцатилетнего.
— Очевидно, я должен быть вам благодарен…
Зайл не ответил.
— Так значит, вы потратили на меня своих последних наноидов?
— Да. Последних.
— И эти маленькие черти до сих пор крутятся у меня внутри?
— Именно это и делает вас таким молодым.
— А я-то думал, у меня просто хорошая наследственность.
— На такое никакой наследственности не хватит, — усмехнулся Зайл.
Мы снова видели лишь затылок Джеффри, однако он, по-видимому, внимательно разглядывал Зайла.
— В таком случае, — наконец проговорил он, — не обижайтесь, но почему же вы сами выглядите таким старым?
— Мне было уже шестьдесят семь, когда я сделал себе инъекцию. Наноиды могут сохранить здоровье, но не обратить вспять процесс старения. В вашем случае они не остановили взросление тела, но с того момента, когда вы достигли зрелости, ваши клетки стабилизировались и будут оставаться в том же состоянии до тех пор, пока вы живы.
— Тогда зачем же вы теперь все это мне рассказываете? — спросил Джеффри. — Зачем вам рисковать и выходить из подполья?
— На самом деле все очень просто. Медицинская наука сейчас достигла той точки, когда кто-нибудь может случайно обнаружить наноидов в вашем организме, если вы ляжете в больницу на обследование. До недавнего времени не существовало необходимых технологий, однако последнее поколение ПЭТ-сканеров способно распознать позитронное излучение наноидов. И если вы в момент этого открытия будете находиться в камере сканера, из вас сделают подопытного кролика. Вы проведете остаток жизни в каком-нибудь закрытом государственном учреждении, где вас будут исследовать, пытаясь понять, как эти штуки попали к вам внутрь.
— А это может вывести на вас.
— Возможно, но маловероятно. Я просто не хочу испытывать чувство вины от того, что вас в это втянул.
Джеффри покачался в своем большом мягком кресле.
— Хорошо… Однако, собственно говоря, к чему мне ложиться в больницу? Мне ведь теперь ничто не может повредить, разве не так?
— Вы можете попасть в аварию, в вас могут стрелять — в таких случаях наноиды действуют недостаточно быстро. Однако вам больше не нужно бояться рака, инсульта или инфаркта, ничего из того, что служит причиной смерти большинства людей. Главная ваша проблема — ваша внешность.
— Моя внешность?
Зайл кивнул.
— Что касается меня, я человек старый, а на стариков люди смотрят не очень внимательно. У меня нет близких друзей, а больше никто и не заметит, если я год за годом буду выглядеть все так же. Однако вам нельзя оставаться на одном месте слишком долго, нельзя больше десятка лет поддерживать отношения с одной и той же группой друзей, не то люди постепенно заподозрят неладное. Их собственные лица начнут покрываться морщинами, волосы седеть, а вы будете выглядеть в точности как на фотографии из выпускного альбома. Вначале они станут делать вам комплименты, но в конце концов почувствуют беспокойство и начнут задавать вопросы.
— Не могли бы вы по крайней мере сделать инъекцию и моей жене? — голос Джеффри едва улавливался. — Я не хочу оставаться молодым без нее.
— Я же вам сказал: у меня больше нет материала.
— Так приготовьте!
— Даже если какое-то количество розвеллония еще и осталось неиспользованным, мне никогда не удастся заполучить его.
— Ну хорошо, возьмите у меня и введите ей.
— Попав в тело, наноиды ассоциируются с вашей иммунной системой, именно это позволяет им так долго оставаться в организме. Перепрограммировать их невозможно. Даже если бы я мог их извлечь и ввести в организм вашей жены, в лучшем случае это не дало бы никакого эффекта. В худшем — они вызовут у нее тяжелейшую реакцию.
Голова Джеффри упала на руки; затем, после короткой паузы, он вновь посмотрел на Зайла.
— Так значит, это остается исключительно между нами?
Зайл кивнул:
— Мне очень жаль.
Какое-то время Джеффри сидел молча.
— И еще я бы предложил вам стереть видеозапись этой встречи.
— Ох, черт! — Джеффри повернулся и сунул руку под стол.