— У всех нас есть прошлое, Гриссан, — сказал Айликов. — В твоем прошлом есть хищения с курортов, где ты работал. Весьма творческие хищения, могу добавить: они сделали бы тебя очень богатым, если бы ты придерживался исходного плана.
Хансейкер ощутил, как у него теплеют щеки. Об этом никто не знал. Как же Айликов это разнюхал?
— Проблема в том, что в этой профессии более молодые и менее опытные работники переходят с курорта на курорт, а те, кто старше, получают заслуженную синекуру. Как думаешь: правильное слово — синекура?
— Синекура подразумевает должность, где почти ничего не надо делать. А это не так. В моей профессии, чтобы подняться на вершину, нужно все время работать. — Хансейкер говорил отрывисто, показывая свою досаду. Щеки потеплели еще больше. Он позволил Айликову довести себя до раздражения.
Айликов слегка улыбнулся:
— Я неправильно выразился. Я просто имел в виду, что ты поднялся до вершины своей профессии и остался на одном месте. На курорте, который стал «твоим», хотя ты им и не владел. Ты стал глазами и ушами этого места. Лицом, которое знакомо всем. Именем, которое связали с этим курортом. Вот почему тебе купили это заведение и не стали преследовать по суду. Ты хоть знал, какую дыру они тебе подобрали? Это была их идеальная месть, да? Фактически ссылка, подальше от населенных зон этого сектора. Тебя это не смущает?
Смущает, унижает, бесит. Хансейкер не ответил, но предположил, что все эти эмоции отразились на его лице.
— Но и тогда ты наверняка припрятал деньги, украденные на других курортах. И ты мог исчезнуть. Ты просто решил этого не делать.
Убегать было слишком стыдно. Хансейкер попросту не сумел бы взглянуть в лицо никому из прежних коллег. И никогда не сможет.
— У всех есть своя тайная история, — продолжил Айликов. — Не сомневаюсь, что и твои пальцы стали липкими не без причины. У моей истории тоже есть причина. Моей матерью была Галина Лейла Орлинская. Поищи ее в своей маленькой базе данных.
Хансейкер взял планшет. Пальцы у него дрожали, черт бы их побрал. Не контролирует реакции, прежде это удавалось лучше. Он отыскал в базе Галину Лейлу Орлинскую. У нее имелось еще с полдюжины псевдонимов. Шпионка высокого класса, которая перешла на сторону противника, захватив с собой важнейшую информацию, изменившую ход одной из пограничных войн. Последние несколько лет жизни обслуживала разные державы в качестве наемника.
— Уверен, тут не сказано, что она нанимала и меня. Как наемного убийцу. Она считала, что у меня для такой работы вполне подходящий характер.
— А это так? — спросил Хансейкер и сразу пожалел, что не может взять свои слова обратно. Но Ричард этого словно не заметил.
— Не совсем. На мой взгляд, человек должен ощущать страсть к своему делу. А работа наемного убийцы вообще исключает эмоции. Ты разве не считаешь, что человеку следует вкладывать в дело сердце и душу?
— Я так обычно и поступал, — согласился Хансейкер.
— Готов поспорить, что тебе сейчас не хватает этого чувства. Мне его точно не хватало. Мне хотелось что-то изменить в своей жизни. И вот я теперь без гроша и нанимаюсь на корабли в качестве прислуги, лишь бы пересечь этот сектор.
Он подался вперед через стол. Отодвинуться Хансейкер не мог — его спина уже была прижата к стене.
— Так что, как видишь, у меня не было причины убивать тех людей, — сказал Айликов. — Я не был с ними знаком. И уж точно у меня хватило бы ума не поджигать корабль вдали от ближайшего порта.
— Но ты был знаком с Агатой Кантсвинкль, — произнес Хансейкер тише, чем собирался.
Айликов искренне улыбнулся:
— Что, тебе она тоже не понравилась? Насколько могу судить, она никому не нравилась. Но и ее мне не нужно было убивать. Она сошла бы с корабля в Ансари. А здесь, на Ваадуме, она стала твоей проблемой, а не моей.
Хансейкер сглотнул:
— Значит, ты утверждаешь, что никого не убивал?
— Никого. С какой стати?
— А вдруг тебе кто-то заплатил?
Айликов покачал головой:
— Если бы мне заплатили, то я летел бы пассажиром. Не стал бы наниматься в работники.
Все это было очень логично. Но Хансейкер не знал, стоит ли этому верить.
— Так что ты там говорил про удушье? — спросил он.
— О, просто теория. Все покойники задохнулись — тем или иным способом. Поэтому если представить, что эти преступления связаны, то, может быть, причина — месть за чью-то смерть от удушья?..
— Я даже не знаю, как такое искать в базе, — признался Хансейкер.
— Зато я знаю, — сказал Айликов и забрал у Хансейкера планшет.
Просеивая базу данных Хансейкера, Ричард отыскал лишь кучу всякой ерунды. База оказалась не так уж хороша. Она была старой, а обновления втиснуты кое-как. Уж лучше бы он сходил на «Президио». Там уцелела хорошая база, где он вполне мог отыскать то, что его интересовало. Потому что здесь при таком поверхностном поиске он не сумел отыскать никого, имеющего отношение к смерти от удушья — в результате убийства, несчастного случая или по естественной причине. Он уже собрался вернуть планшет Хансейкеру, когда кто-то завопил.
— О, только не снова, — пробормотал Хансейкер.
Ричард швырнул ему планшет и помчался вверх по лестнице, ожидая услышать стук падающего тела. Звука он не услышал. Зато услышал крик и понял, что это мужчина.
В отличие от первого, это не был крик испуга или удивления. Скорее, ужаса, крик «конца света», так вопят, когда все безнадежно и потеряно. Снова крик, потом еще один. Захлопали двери — люди выбегали из комнат. Взбежав по лестнице, Ричард уже присоединился к небольшой толпе.
Вопли доносились с верхнего этажа.
Он поднялся туда вместе с тремя другими бывшими пассажирами — Джанет Потсворт, Лизой Ламфер и Уильямом Бантингом — и обнаружил мужчину, которого никогда прежде не видел. Тот стоял на коленях в одном из номеров, закрыв лицо руками, и вопил не хуже аварийной сирены.
На полу лежало еще одно тело — женщина, которую он тоже никогда не видел. Ее остекленевшие глаза были открыты, изо рта высовывался кончик языка. Несомненно, мертва.
За его спиной кто-то вздохнул.
Ричард полуобернулся. Возле него стоял Хансейкер и смотрел на лежащую женщину.
— Черт, и что мне теперь делать? — вопросил он с досадой. — Ну, правда — что?
Судя по выражению лица Айликова, Хансейкер произнес это вслух и ощутил, как снова краснеет. Не поднимая головы, чтобы не смотреть Ричарду в глаза, он вошел в комнату.
Хансейкер опустил руку на плечо Фергюса. Тот работал здесь с тех пор, как Хансейкер стал управлять курортом. Вместе с женой Диллит, которая теперь была мертва. Впрочем, она и при жизни была ненамного энергичнее покойника. Но нехватку энергичности Диллит восполняла скрупулезностью.
Она могла отыскать пылинку, пропущенную роботом-уборщиком. Умела идеально складывать уголки одеял. Работала она медленно, зато тщательно. А на курорте Хансейкера скрупулезность значила больше, чем быстрота.
Когда Хансейкер коснулся Фергюса, тот перестал вопить. Он поднял на Хансейкера запавшие глаза и спросил:
— И что мне делать?
Фергюс произнес это горестно. Хансейкер же говорил задумчиво, как бы решая задачу. Он меньше чем за минуту перепрыгнул от мыслей «труп — убийство — кризис» до «кто будет у меня работать в этой богом забытой дыре»? Гордиться тут нечем, но он действительно не из тех, кто сильно привязывается к своим работникам. Более того, он считал, что это мешает работе. Он почти ничего не знал о Диллит и Фергюсе, кроме имен, их методов и того, что они предпочитали работать по вечерам, а не спозаранок.
— Вставай, — сказал Хансейкер, вложив в интонации столько сочувствия, сколько получилось, и наверняка недостаточно. — Мы что-нибудь придумаем.
Худенький Фергюс встал и тут же прислонился к груди Хансейкера, чем его немало раздосадовал. Он не приглашал Фергюса обнимать его. Он вообще не хотел, чтобы тот к нему прикасался. Но сейчас Фергюсу было не до подобных тонкостей. Он всхлипывал, и Хансейкер уже ощущал, как намокает рубашка. Похлопав Фергюса по спине, он вывел его из комнаты. Потом взглянул на Айликова. Тот наблюдал за ним с откровенным весельем в глазах.
— Окажи мне услугу, — попросил Хансейкер. — Приведи сюда Анну Марию Девлин, хорошо?
— Кого?
— Она врач базы.
— А по-моему, эта женщина такой же врач, как…
— Просто сделай, что я попросил, — сказал Хансейкер, сдерживая желание швырнуть Фергюсом в Айликова.
Тот кивнул и заторопился вниз по лестнице. Трое пассажиров стояли вокруг, словно явились на спектакль.
— Возвращайтесь в свои комнаты, — сказал Хансейкер. — Тут не на что смотреть.
Можно подумать, что на полу не лежит мертвая женщина. Он лишь не хотел, чтобы они на нее таращились.
Они, разумеется, не тронулись с места. Он пронзил их гневным взглядом и постарался напустить на себя суровость. Но это нелегко сделать, когда на груди рыдает твой работник.
— Идите, — велел он, и на этот раз сработало. То ли подействовал его тон, то ли явное отвращение ко всем вокруг.
Троица медленно разошлась. Он следил, как они спускаются по лестнице, и все время похлопывал Фергюса по спине — как младенца, которому надо срыгнуть. Потом Хансейкер оглядел комнату. На вид она была в общем такой же, как и два часа назад, когда он помогал Сьюзен Кармайкл перебираться в другую.
Разумеется, она услышала крики. Как можно их не услышать? И она подавила первое, инстинктивное желание нырнуть под одеяло в этой новой комнате и притвориться, будто ничего не слышит. Сьюзен Кармайкл не из тех, кто прячется. Впрочем, и не из тех, кто бежит на место преступления, хотя она и не была полностью уверена, что эти вопли означают преступление.
Но люди не издают таких горестных криков — ведь это горе, верно? — без соответствующей причины. И, учитывая смерть Агаты, самым верным предположением — по сути, единственным — будет еще одно преступление. Снова. А это значит, что ей надо бежать с этой станции. Вот только каким образом?