— Почему? — строго спросила Кама.
— Потому что она не дает, она будит, — ответила Уттара. — Однако не должна будить. Мы должны сами. Но спим. Выглядываем из скорлупы. А она способна разбудить. Правда, под скорлупой может оказаться и зверь.
— Это точно, — заметил Рудж и усмехнулся. — А некоторых и будить не нужно, чтобы в этом убедиться. Взять хоть меня.
— К тому же каждый, кто разбужен, может почерпнуть из общей реки знаний, — добавила Уттара. — Это опасно.
— Но ты сделала это? — уточнил Стамб.
— Да, — она развела руками. — Мне нужно было спасти Сару.
— Похвально, — согласился Стамб. — Тогда еще вопрос. Перед тем как пройду внутрь.
— Ты не пройдешь, — сказала Уттара. — Если только убьешь меня. Но вопрос задавай.
— Как Вилн собирается уйти?
— Очень просто, — Уттара коснулась ладонями кос. — Он сплетет свою прядь в реке и уплывет по ней. Если хочешь что-то сделать, нужно уметь сплетать.
— Сплетать? — не поняла Кама. — Что вы все тут сплетаете?
— Сплетаем, прядем, вяжем, — проговорила Уттара. — На самом деле все не так. Но вы так видите. Это ваше видение. Толкование. На самом деле все иначе. Но и так тоже.
— Кто они, чариты? — спросил Стамб. — Где они живут? Что они делают?
— Их нет, — ответила Уттара. — Они не живут. Они не делают. Они не здесь. И не сейчас. Но они появляются тогда, когда не могут не появиться.
— Они из прошлого или из будущего? — спросила Кама.
— Отовсюду, — пожала плечами Уттара. — Они были. И они будут. Может быть, мы станем ими?
— Ты знаешь ответ, — понял Стамб.
Уттара не сказала ничего. Только улыбнулась. Первый раз. И именно в это мгновение Стамб понял. Он и в самом деле не пройдет дальше.
— Ты знаешь, что Вилн собирается взорвать станцию? — спросил Стамб.
— Да, — кивнула Уттара.
— И он сделает это? — нахмурился Стамб.
— Да, — кивнула Уттара.
— А ты? — не понял Стамб. — Уйдешь?
— Моя жизнь закончена, — вздохнула Уттара. — Мне уже пора. Мне недолго осталось.
— Нужно бороться за жизнь! — отрезала Кама. — До последнего мгновения!
— Да, — согласилась Уттара. — Но моя жизнь закончена. И мгновений уже не осталось.
— Подожди, — Стамб оглянулся. Рудж стирал со лба пот, Кама облизывала губы. — Подожди. Но Винл…
Она колебалась одно мгновение. Потом прошептала чуть слышно:
— Его жизнь тоже подходит к концу. Однако он этого еще не знает.
— Почему? — не понял Стамб.
— Он может сплетать струи и черпать из реки, хотя не способен пить из нее.
— Почему… — хотел спросить Стамб, но не успел.
Вспышка обожгла глаза, пол ушел из-под ног. Чернота захлестнула волной…
Он пришел в себя от запаха жженой плоти. Зрение вернулось вместе с сознанием и болью в обугленных ладонях. Покрытый пузырями металла абордажный привод валялся у ног лейтенанта. Стамб растопырил сожженные ладони, повернул голову. Рудж был мертв. Рассеченное на части туловище даже не дергалось. Рядом хрипела Кама. Из ее развороченной груди выступали красные пузыри. Из розовой плоти торчали пластиковые ребра и собранные в жгуты волокна.
— Смотри-ка, — удивился Вилн. — Научились делать.
— Жаль, — поморщилась от боли Кама. — Стамб, я услышала его, но он оказался слишком быстр даже для меня. Не расстраивайся, лейтенант. Я видела, что нравлюсь тебе. Однако я не хотела тебя разочаровывать. И насчет боли не думай ничего. И насчет смерти. Страшно умирать только первый раз. Да и то…
Она постаралась улыбнуться, но не смогла и закрыла глаза. Стамб огляделся. Уттара тоже была рассечена пополам.
— Нас ждут великие дела, — ухмыльнулся Вилн и направил второй или первый переделанный импульсник на ступни Стамба. Лейтенант взвыл от боли.
— Пока все, — улыбнулся Вилн. — Привыкай, новой боли уже не будет. Мне всего лишь нужно, чтобы ты не мешал. Я не такой плохой, как могу показаться. Через тридцать минут здесь все взорвется. Оцени мою доброту. Мгновенная смерть — это так легко. А мне нужно поговорить с Сарой. Слушал я вас — и очень обиделся на предположение, что сплетать и черпать могу, а пить нет. Надо бы разобраться.
— Почему ты такой? — с трудом сдерживая рвущийся через горло вой, прохрипел Стамб.
— Думаешь, ты был бы другим? — усмехнулся Вилн. — Это оборотная сторона свободы, дорогой мой. Свобода пьянит, знаешь ли. Всякий бы стал таким же. Ну, кроме совсем уж блаженных, — он посмотрел на тело Уттары. — Но таких мало. И все они идиоты. Ты, лейтенант, явно не из их числа. Хотя…
Припадая на рассеченную Алданом ногу, Вилн успел сделать шагов десять. Услышал шорох, оглянулся, увидел, что приоткрывшая глаза Кама толкнула ногой в сторону Стамба импульсник, и добавил порцию пламени ей в живот. Посмотрел на черные пальцы лейтенанта и расхохотался.
Вилн успел сделать еще два шага, когда, теряя сознание от боли, Стамб поднял оружие. На третьем шаге Вилн вновь решил посмотреть, что происходит, но усиленный заряд переделанного оружия уже нашел назначенную лейтенантом цель…
А потом лейтенант открыл глаза и увидел женское лицо. Спокойное, с глубоко посаженными глазами, тонкими чертами, прядью темных волос через лоб.
— Ты чарита? — спросил он.
— Это ваше слово, — пожала Сара плечами. — Когда-то в одном из ваших языков оно обозначало «бежать, бегущий». Но мы никуда не бежим. Мы просто растворились. Как соль в воде. Мы есть. И нас нет.
— Не понимаю, — прохрипел Стамб.
— Да, — согласилась она. — Не понимаешь.
— Ты ничего не сделала, чтобы спасти Уттару, — сказал Стамб.
— Ваша жизнь — это ваша жизнь, — сказала Сара.
— Ты не была ей благодарна? — не понял Стамб.
— Ваша жизнь — это ваша жизнь, — повторила Сара, — мы не вмешиваемся.
— Однако подставили свой корабль под удар батареи, — закашлялся Стамб. — И под удар аньятов. Кого из них вы спасали? Значит, вмешиваетесь все-таки?
— Мы прикрыли от удара аньятов, — пожала плечами Сара. — Ну и вас тоже. Заодно. Но мы не вмешивались. Мы просто взяли себе чужую смерть.
— Почему? — не понял Стамб.
— Это последние аньяты, — объяснила Сара. — Никто не сберегает горные луга от горных козлов, однако когда гибель грозит последнему цветку, козлов следует отогнать.
— Мы, выходит, козлы? — сообразил Стамб.
— Скорее, волки, — поправила лейтенанта Сара. — Многие из вас во всяком случае.
— Иначе не выжить, — объяснил Стамб.
— И это тоже правда, — кивнула Сара. — В том мире, который вы придумали, трудно победить иначе.
— Кто-то еще жив, кроме меня? — спросил Стамб.
— Вот эта полумашина-получеловек, — она скосила взгляд на Каму. — Точнее, получеловек-полумашина. Но она тоже умирает. Ей осталось минут десять.
— А до взрыва? — сдвинул брови Стамб.
— Столько же, — ответила Сара.
— А ты? — спросил Стамб.
— Я ухожу, — ответила Сара.
— Бросишь меня?
— Ты не последний из людей, — она сумела улыбнуться без издевки.
— Научи меня сплетать, — попросил Стамб.
— Это не плетение, — покачала головой Сара. — Людям кажется, что это плетение. Мне кажется, что это музыка.
— Так обучи меня этой музыке, — попросил Стамб. — Мне есть для чего жить. У меня племянник.
— У него своя судьба, — откликнулась Сара.
— У Ардана остались жена с двумя детьми, — вспомнил Стамб.
— У них своя судьба, — повторила Сара.
— Черт возьми! — прошипел Стамб. — Да что же нужно сделать, чтобы получить право пожить еще немного? Или мне стоило всего лишь пристрелить блаженную Уттару и прикоснуться к тебе, как это сделали Вилн, Савья и Пашчим?
— Ты бы не убил ее, — задумалась Сара. — У тебя другая судьба. Прости. Мне пора. Я должна спеть свою песню.
— Подожди, — скрипя зубами от боли, Стамб сунул черную клешню за пазуху и выудил оттуда полоску сканера. — Вот. Что-то такое же древнее, как это слово — чарита. Или не такое же древнее. Это песня. Хорошая песня. Тебе. На память.
Он бросил полоску неуклюже, всего лишь на пару ярдов, но она сделала шаг вперед, поймала ее, приложила к щеке, прислушалась, потом вдруг улыбнулась, наклонилась, потрепала лейтенанта по щеке и, прошептав «это пойдет», растворилась в воздухе.
— Ну вот, — выдохнул Стамб и, сдерживая раздирающую тело боль, подполз к телу получеловека-полумашины Камы, отыскал уже почти ускользнувшую линию жизни и крепко прихватил ее узелком. А потом начал сплетать обожженными пальцами что-то неведомое, простое и понятное, пришептывая при этом:
— Потерпи, боец. Я не могу тебя бросить. Ты и в самом деле хороший техник. У нас есть еще несколько минут. Мы успеем.
Карл ШрёдерВ далекой Силении
В контейнере лежало шестнадцать небрежно завернутых в пластиковую пленку мерзлых оленьих туш. Заиндевевшие рога и торчащие ноги напоминали в свете фонаря мрачный фантастический лес. Геннадий Малянов поднял фонарь повыше, потом вгляделся в показания радиометра.
— Да, это они, — сказал он. — Все правильно.
— Вы уверены? — спросил полицейский. Его фигура, закутанная в ярко-желтый дождевик, поблескивала в свете фар и фонарей. Начавшийся около полуночи дождь так и не прекратился. Шоссе за спиной полицейского тоже было мокрым, и по асфальту бежали серебряные сполохи. Красно-синие маяки патрульных машин отражались в лужах.
Малянов выбрался из контейнера и спрыгнул на дорогу.
— Если вы считаете, что сегодня здесь могут оказаться другие грузовики с радиоактивной олениной, — скажите мне. Я, знаете ли, очень интересуюсь такими вещами.
Полицейский не улыбнулся. Было холодно, изо рта шел пар.
— Все дело в ответственности, — сказал он серьезно. — Если бы эти люди занимались просто контрабандой мяса — это одно. Другое дело, если мясо отравлено. Это уже попахивает международным терроризмом.
— Да уж, — сказал Малянов. Полицейский повернулся, собираясь отойти, и Геннадий бросил еще один взгляд на промороженные туши. Пожал плечами и добавил вполголоса: — Вот не думал, что когда-нибудь их увижу…