«Если», 2012 № 03 — страница 48 из 55

Перевел с английского Владимир ГРИШЕЧКИН

© Karl Schroeder. To Hie from Far Cilenia. 2011. Публикуется с разрешения автора.

Билл ДжонсонЧумбалон

Иллюстрация Владимира ОВЧИННИКОВА

Ваш президент все еще может выиграть эти выборы, — сказал мне Джеремия.

Мы находились в небольшой пустой гардеробной в стороне от главного входа в отель. Я проверил, заперта ли дверь, затем просканировал комнату на предмет наличия микрофонов. Он с улыбкой наблюдал за мной.

— Вы мне не верите? — спросил он с невинным видом. Я несколько мгновений молча смотрел на него, затем завершил сканирование. Всё чисто.

— Ну, хорошо, — сказал я устало. — Поговорим о деле. Чего хочет мэр?

— Вы знаете, чего он хочет. Чтобы ваш президент помиловал его племянника, — ответил Джеремия.

— Племянника… — протянул я. — Того самого, попавшегося на взятках, с помощью которых он добивался назначения в Сенат? Племянника, подкупившего осведомителя, состоящего на службе у федеральных властей? Ведавшего всей политической кухней мэра?

— Ну, вот видите! — жизнерадостно воскликнул Джеремия. — Вы его знаете.

Я покачал головой.

— Этот ваш племянничек — обыкновенный ворюга и растратчик. Он украл пенсионные деньги тысяч людей. Черт, да и в этом он признался лишь после того, как ему предложили заключить сделку с правосудием, чтобы сесть за наименее тяжкое из преступлений. Президент прочел его дело прежде, чем отвергнуть первую и вторую апелляции о помиловании. Ни при каких условиях президент не допустит, чтобы он вышел из тюрьмы до срока.

Джеремия во время моей речи кивал головой, как будто все сказанное не было для него неожиданностью. Он подался вперед и ткнул мне в грудь указательным пальцем.

— В таком случае мэр окажется очень огорчен, а ваш президент не будет переизбран на новый срок, — безапелляционно заявил он. — Подумайте над этим, а потом решите, станет ли третья попытка счастливой.

Он развернулся и покинул комнату.

Я же помедлил какое-то время: во-первых, чтобы — не дай Бог! — репортеры снаружи не увидели нас вместе, а во-вторых, чтобы еще раз обдумать все дело. Хотя о чем тут думать? Все предельно ясно и предельно скверно.


Пять минут спустя я вышел из гардеробной и через боковую дверь отеля попал на улицу. Обогнул угол и влился в свиту президента, которая как раз поднималась по ступеням главного входа. Нынешним вечером в этом отеле в деловой части города состоится собрание со сбором пожертвований на избирательную кампанию. Президент покосился на меня, я еле заметно покачал головой. Его губы на мгновение сжались в твердую линию, но тут же расслабились, и на лице вновь нарисовалась привычная улыбка. Я отступил за спины сопровождающих, проложил дорогу через танцзал к бару, прихватил там бокал и занял позицию рядом со столиком, за которым собирали взносы. Я прислонился к стене и влил в себя первую порцию скотча.

— Думаешь, можешь выиграть эти выборы? — послышался знакомый голос.

— Нет, — ответил я.

— Правда? — продолжил голос. — Не ожидал такое услышать: честность тебе совершенно не идет. Не забывай: президент думает, что он выиграет эти выборы. И если уж на то пошло, он думает, что именно ты их для него выиграешь.

— Президент, — ответил я, медленно процеживая слова через уголок рта и не оборачиваясь, — великий человек. Но кроме этого, он, без всякого сомнения, полный чумбалон.

Чумбалон среди чикагских политиков словечко уничижительное. Оно означает наивного глупца, любителя, не понимающего, как следует играть в политические игры и как по-настоящему работает вся эта кухня.

Несколько примеров. Допустим, чумбалон приезжает в деловую часть Чикаго, паркуется около счетчика на улице, затем идет к парковочному инфокиоску на углу, где и оплачивает стоянку. Тот же, кто знает жизнь и как делаются дела в Чикаго, приезжает в деловую часть, находит счетчик и паркуется. Затем выбирается из тачки и вешает на счетчик холщовый мешок с надписью «Счетчик отключен, киоск сломан, парковка бесплатная». Профи еще и закрепит мешок висячим замком, чтобы его не сперли к тому времени, когда он вернется к машине.

Профи знает, что если завернуть водительское удостоверение в зеленую бумажку с портретом президента Франклина, то это поможет разрешить любую проблему, связанную с нарушением правил движения или парковки. Лучший способ избежать налогообложения на недвижимость — это зарегистрировать свое жилище как частную церковь, не забывая, разумеется, субсидировать нужных политических деятелей. И профи всегда позаботится, чтобы дочь босса местной тюряги получила на лето место интерна в лучшей клинике.

Моя проблема заключалась в том, что президент, гордо стремящийся к победе, казался честным человеком (а в Чикаго к этому определению присовокупляли еще и словечко «наивным»). И я боялся, что это будет стоить нам выборов.

Сам президент в данный момент находился в весьма незавидном положении на другой стороне зала. Его приперла к стене дама, чей решительный настрой отменно сочетался с обильными формами. Вырваться не было никакой возможности. На лице дамы читалась пылкость истинно верующей перед ликом своего божества. А выражение лица кандидата вызывало ассоциации с робкой антилопой, застывшей в слепящих лучах прожекторов и фар охотничьего джипа. Он посмотрел на меня, и в глазах я увидел безмолвную мольбу. Я быстрым оценивающим взглядом пробежался по фигуре дамы. Платье от кутюр, бриллианты настоящие, из чего следует, что ее банковскому счету не помешает слегка похудеть. Я перехватил взгляд своего кандидата, слегка покачал головой и вернулся к выпивке.

Во время предвыборной кампании у каждого из нас своя работа…

— Ну, ты и садист! — снова произнес знакомый голос.

— Он выживет, — ответил я. — А ты ее знаешь?

— Да. Она глава особо крупного и богатого комитета политических действий на северном побережье, — просветил меня голос.

Я кивнул и пояснил:

— Он уделит ей пятнадцать минут, а затем сбежит. Она сделает солидный взнос, а взамен получит историю, которую будет рассказывать родным и близким, друзьям и знакомым до конца дней своих.

После чего пожал плечами и наконец обернулся.

Брока выглядел как сатана, хлебнувший святой воды. Белое, мучнистого оттенка лицо, кожа натянута так туго, что губ и не видать — вместо рта красный разрез. Зубы выдаются вперед, как клыки. Слава Богу, что сейчас ночь, ибо днем, как я точно знаю, Брока выглядит еще хуже.

Я был чертовски рад его видеть. Имелась, однако, сложность — он был не один. Рядом с ним находилась женщина, которую я до этого никогда не видел. Я начал было, запинаясь, выдавливать извинения за свои реплики и сваливать вину на выпитое, но потом разглядел, что женщина выглядит точно так же, как Брока, а стало быть, мне ничего не грозит. Я заткнулся и протянул ей руку.

Брока принадлежит к очень малочисленной общине, разбросанной по всей стране, члены которой терпеть не могут любого рода публичность и превыше всего ценят уединение. Они страдают от редкого заболевания, вызываемого комбинацией вирусов и прионов и являющегося разновидностью порфирии[21]. Никакого лекарства от него не существует, а ко всему прочему для выживания им необходимы некоторые элементы, содержащиеся исключительно в крови млекопитающих. Болезнь сделала их предельно чувствительными к солнечному свету, но зато добавила продолжительности жизни — до пятисот лет с лишним.

В Средние века подобные Брока люди осмеливались выходить из своих убежищ только по ночам. Их называли вампирами, преследовали, сжигали на кострах. В наши дни они по большей части банкиры, занимаются инвестициями или руководят хедж-фондами, но ненавидят их точно так же, как и в те времена. Конечно, их уже не сжигают, но путешествовать они предпочитают парами. Одиночки слишком часто становятся жертвами самых невероятных, но одинаково фатальных несчастных случаев.

— Джорджиана, это менеджер президентской предвыборной кампании, — представил меня Брока. — Это тот человек, который защищал нас в последние четыре года от представителей соперничающей партии.

— Очень приятно, — произнес я, и мы обменялись рукопожатиями.

— Так вы считаете, что проиграете эти выборы? — спросила Джорджиана.

Я поколебался, потом схватил стакан воды с подноса проходящего мимо официанта и сделал жест Брока и Джорджиане следовать за мной. Мы прошли к укромному столику в темном углу и комфортабельно за ним расположились.

— Да, мы проиграем эти выборы, если что-нибудь не изменится, — ответил я. — Вот почему я связался с Брока. Мне нужно чудо, а он уже помогал мне раньше.

— И что же мне нужно сделать на этот раз? — спросил Брока. — Деньги мы вам можем дать, но не голоса. Нас слишком мало.

Таковы были его слова, но главное-то заключалось в том, как он их произнес. Во время своей маленькой речи Брока глядел на меня широко раскрытыми честнейшими глазами, с невинным выражением лица, которому хорошие адвокаты обучают своих клиентов. Когда репортеры фотографируют клиента, поднимающегося под конвоем по ступеням Дворца правосудия именно с таким выражением лица, это производит хорошее впечатление. Я, разумеется, на такие штучки давно не покупаюсь.

— Ты что-нибудь слышал? — во мне внезапно прорезалась подозрительность.

Это самый универсальный и многоцелевой вопрос в Чикаго во время любого политического действа.

— Я слышал, что выборы проходят очень трудно по всей стране и во многих регионах кандидаты идут нос к носу, — ответил Брока.

— Верно, — признал я.

— Я слышал, что у вас есть небольшое опережение в Иллинойсе. И поэтому Иллинойс вам необходим, чтобы выиграть общенациональные выборы. А чтобы победить в Иллинойсе, вам необходима победа в Чикаго.

— Это верно, — подтвердил я.

Брока поднес ко рту бокал и отпил маленький глоточек. Поморщился и поставил бокал на стол.