Следы тележных колес уводили к морю. Торлиг кинулся следом и настиг грабителей у самого корабля. Желтоглазых было немного, основная масса шла на север, а здесь оказалась лишь охрана, отвозившая добычу на корабли. В короткой схватке варвары были изрублены, корабль потоплен. В тяжелых повозках лежали сокровища ильенов Вахта. Драгоценные камни, мрамор и оникс, золотошивные ткани, резной рыбий зуб Торлиг велел покидать в море. Сохранить богатства было невозможно, но и отдавать их врагу — свыше сил. А вот золото, серебро, узорчатую бронзу перегрузили на большую повозку, которую предстояло взять с собой. Там же нашлись и остатки колокола, разбитого на десятки кусков. Они и составили самую главную часть ноши.
Потом в разоренных городах и поселках они находили осколки колоколов и брали с собой хотя бы малую часть разбитых святынь; сколько могли выдержать тележные оси и сдвинуть лошади и упорные люди.
Теперь они, кажется, достигли последней деревни, где еще слышался колокольный звон, и судьба дошедших зависела от того, согласится мальчишка проводить чужаков в безопасное место или бросит на растерзание лесным дьяволам. Зависела от вирвешки, которую посулил подпаску беглый мужик Пухр.
Что такое вирвешка — никто не знал. У мужиков свои приемы и в мастерстве, и в колдовстве. Мальчишка понял, что ему обещано, — и довольно. А зря выпытывать, только дело портить.
Одна из лошадей была мертва, вторая так покалечена, что ее пришлось добить. Двух уцелевших перепрягли, но сдвинуть повозку с места не смогли. Вместе с лошадьми в повозку впряглись и люди, которые прежде помогали только в топких и закоряженных местах. От работы были свободны только двое путников: беременная женщина, подобранная на полпути неподалеку от разрушенной столицы, и старик-южанин, уроженец Сипура, сухой и морщинистый, при взгляде на которого совершенно не понять — шестьдесят ему или сто двадцать. Эти двое и прежде были избавлены от тяжелой работы, даже на повозке могли проехаться, если случался ровный участок дороги, а теперь они просто шли налегке. Остальные медленно и с надрывом катили повозку по лесному бездорожью. Помогало справиться с каторжным трудом то, что не надо было ежесекундно ждать бесов. Рядом, помахивая хворостиной, гнал свою корову защитник. Если дьяволы и были в округе, они видели защитника и не смели показаться.
Издалека, приглушенный лесом и расстоянием, донесся звук колокола. Люди остановились, вслушиваясь. Звон плыл над чащобой, обещая покой и безопасность.
— Кажется, дошли, — сказал кто-то из солдат.
Пасечник Путря принял пришельцев неприветливо, а мальчишку, вкатившего этакую прорву нежданных гостей, хотел поучить той самой хворостиной, которой пастушонок разгонял бесов.
Торлиг вступился за мальчишку и постарался успокоить старика, а когда тот рассказал, что творится в деревне, стали понятны и причины недовольства, и еще многое.
Деревушка Кашто насчитывала едва полсотни жителей и последние сто лет была отрезана от всего остального мира. С тех пор как пожары и ильенские междоусобицы уничтожили соседей, деревенский колокол уже ниоткуда не услыхать. А это значит, что попасть в Кашто можно, только пройдя места, где хозяйничали лесные дьяволы. Нет колоколов, нет и защитников, которые могли бы разогнать нечисть. Рисковать никому не хотелось, и Кашто в глазах жителей Ношиха и окрестных поселков превратился в место сказочное, населенное едва ли не теми же бесами.
В результате оно осталось единственным в округе, куда не дошли желтоглазые. Варвары, разгромившие города и посады вдоль Колокольного тракта, в глухомань сунуться не осмелились. Демоны-кровопийцы, стылые духи и лесные дьяволы за месяц могли истребить самое сильное войско, а шаманы желтоглазых, привычные смирять духов пустыни, не умели бороться с незнакомой нечистью. Поэтому, захватив, что смогли, и уничтожив все остальное, варвары откатились в свои пределы, оставив страну, где люди больше не могли жить. Колокола не защищали чужаков, и желтоглазые с особой злостью жгли колокольни и разбивали колокола всюду, куда могли дотянуться. После ухода вражеского войска разоренную страну заполонила нечисть, прежде прятавшаяся по укромным углам.
Тут народ и вспомнил про затерянную деревушку Кашто, чей колокол остался цел.
Часть беженцев досталась на поживу дьяволам, но очень многие дошли и захлестнули деревню, которая не могла ни прокормить, ни защитить такую прорву народа. А два дня назад в Кашто пробился со своим отрядом один из ильенов Ношиха, и сегодня жителям деревни и тем беженцам, кто имел оружие, было велено собраться на площади у колокольни.
Спасенную деревню ожидали трудные времена.
Повозку и часть людей Торлиг оставил на пасеке, а сам с шестью солдатами и Пухром отправился в деревню. Прежде он поостерегся бы брать на такое дело беглого мужика, но теперь, когда узнал, кто такой Пухр, отказать не мог. Казалось бы, доверия беглецу, битому и клейменому, не должно быть вовсе, тем более что Пухр сам рассказал, на чью голову он вырезал дубинку, но у благородных ильенов своя логика, и Пухр оказался в числе избранных.
Вместе с солдатами шел мальчишка, которого, как выяснилось, звали Риль. Странно немного, что восемь взрослых мужчин идут под охраной босоногого подпаска, но в годину бедствий и не такое случается. Риль местный, он родился под этим колоколом, и покуда колокол звучит, никакая нечисть не смеет тронуть защитника и тех, кто идет вместе с ним.
Риль тащил дубинку Пухра, а тот объяснял что-то на пальцах: должно быть, учил делать таинственную вирвешку.
На деревенскую площадь отряд поспел в самую пору. Пространство перед колокольней оказалось нацело заполнено людьми. Полсотни жителей деревни и столько же вооруженных пришельцев — толпа невелика, но вокруг колыхалось море простых беженцев: мастеровых, крестьян, торговцев, женщин с детьми, стариков, сумевших дойти туда, где маячил призрак спасения.
Колокольня — единственное каменное строение в поселке. С ее ступеней пришлый аристократ и обратился к народу. Собственно, сначала на ступени поднялся усатый стражник и рявкнул:
— Всем молчать! Благородный ильен будет говорить!
Есть трудноуловимая разница между бывалым солдатом и таким же стражником. Вроде бы и тот, и другой — старые служаки, у них одинаковое оружие, и стальные нагрудники не различаются. У обоих обветренное лицо и хриплый голос, но всякий различит их с первого взгляда, хотя и затруднится сказать, как это удалось. Возможно, разница в том, что солдату чаще приходится иметь дело с врагом, нежели с разбойниками и ворьем, и потому нет в нем вольготной разболтанности, которая отличает стражника. Во всяком случае, Торлиг ясно видел, что ильена окружает стража, а не обученные солдаты.
На площади воцарилась тишина.
Тучный ильен в богатой, хотя и изрядно потрепанной одежде поднялся на возвышение, обвел цепким взглядом толпу.
— Я, Кауль иль Дзер, беру эту деревню под свою защиту и покровительство. Родившиеся под колоколом будут платить установленный налог и исполнять работы в лесу и на полях, чтобы воины, охраняющие их покой, ни в чем не испытывали недостатка. Те, кто пришел сюда с оружием, должны пройти испытание и, буде выдержат его, обязаны принести клятву верности благородному дому иль Дзеров, после чего я приму их на службу. Остальной сброд также не оставлен нашими милостями. Мне нужны рабы, чтобы выстроить новый замок взамен разрушенного. Тот, кто станет хорошо работать, будет иметь безопасное жилище и верный кусок хлеба. Пока замок не выстроен, колокол останется здесь, а затем его перенесут в цитадель, где он пребудет в полной безопасности. Я, Кауль иль Дзер, объявил вам свою волю.
— Жители Кашто никогда не были крепостными и никому не платили налогов! — судя по прожженной одежде и черным рукам, человек, выкрикнувший эти слова, был местным кузнецом или подручным кузнеца. — Не много ли ты берешь на себя, ильен?
На лице иль Дзера заиграла хищная улыбка. Ильен явно ждал подобного выкрика и теперь был доволен. Торлиг мгновенно понял, что сейчас произойдет, и, раздвинув плечом толпу, вышел вперед, заслонив дерзкого мастерового.
Расчет иль Дзера был прост: убить первого, кто посмеет возразить ему. Жестокая расправа немедленно приведет к покорности всех остальных. Однако зачарованный ильенский меч не настиг жертву, столкнувшись с другим клинком.
— Тебя спросили: не много ли ты берешь на себя?
— Кто таков? — спросил иль Дзер, отступив на полшага. Стоящий перед ним был грязен и оборван до невозможности. После путешествия по бесовским хлябям одежда, некогда богатая, истрепалась настолько, что даже портной, сшивший ее, не смог бы отличить наряд Торлига от обносков Пухра. Но в руке оборванца был зажат меч с колокольцами на рукояти. Впрочем, в нынешние смутные времена оружие ильена, даже самого знатного, легко могло попасть в руки черни. Поэтому иль Дзер не слишком испугался и отшагнул лишь для того, чтобы удобнее нанести удар.
— Мое имя Торлиг иль Вахт!
— Ха, ты бы еще императором назвался! Вахты были первыми, кого смело нашествие. Не знаю, где ты украл меч, но носить его ты не будешь.
— За такие слова убивают, — произнёс Торлиг.
Иль Дзер ударил первым. Простейший выпад, рассчитанный на мужика, в жизни не державшего в руках оружия. Иль Вахт с легкостью отразил удар и сам перешел в атаку, которая также была отбита. Видно, тучный ильен в молодости был неплохим фехтовальщиком. Люди шарахнулись в стороны. Даже те, кто всю жизнь прожил в Кашто и до сегодняшнего дня видал ильена разве что в страшном сне, понимали, что под меч лучше не соваться.
Через минуту иль Дзер понял, что долго не выстоит. Южная школа фехтования славилась по всей стране, а младший иль Вахт не зря брал уроки у лучших мастеров. И как бы ни был он измучен многодневным переходом, одышливый Кауль иль Дзер не мог стать ему достойным соперником.
— Взять! — выкрикнул иль Дзер, отступая под градом непрерывных ударов.