Один за другим подходили люди, снимали с шеи семейные обереги: медные, бронзовые, серебряные, а то и золотые, кидали их в огненную купель, прося защиты и покровительства. Звонкие амулеты можно сделать новые; среди беженцев имелись и кузнецы, и ювелиры, а колокол — один для всего народа.
Торлиг подошел к Пухру, безучастно наблюдавшему за обрядом.
— Ты что не идешь?
— У меня нет бубенчика. Был медный амулетишко, так его палач на плахе раздробил. Всю деревню смотреть согнали, словно человека казнят.
Торлиг кивнул, соглашаясь с чем-то.
Потом сказал:
— Дай-ка меч на минуту.
Снял со своего эфеса еще два колокольчика, один подвесил на рукоять меча, где прежде болтались обереги иль Дзера. Обнажил свой меч, плашмя коснулся плеча ничего не понимающего мужика.
— Я, Торлиг иль Вахт, последний в роду, нарекаю тебя своим братом. Отныне твое имя Пухр иль Вахт. Носи его с честью.
— Что же, я теперь благородный ильен?
— Ильен. А благородство зависит только от тебя. И давай поспеши. Вот этот звоночек ты должен отдать колоколу.
— Погодь. А сам-то ты как? У тебя же всего два колокольца осталось, меньше, чем было у того, с которым ты дрался.
— Ничего. Колокольчики дело наживное. Наладим жизнь, будут и колокольчики.
— А где ильены свои обереги добывают? У черной кости все просто, на то и простолюдины. Народится младенчик, его принесут под колокол, и звонарь ему на шею оберег наденет. У нас хороший звонарь был, горбатенький, но до колокольного звона ярый. Его желтоглазые с колокольни сбросили, он там в набат бил. А где высокородные по стольку бубенцов берут — не знаю. Говорят, друг у друга отымают.
— Оберег отнять нельзя. То есть можно, но он чужого охранять не станет. Так, обычный погремок, хуже, чем коровье ботало. Настоящие колокольчики дарят. Иному, если родни много, штук сто на смотрины принесут. Один малышу под колоколом на шею надевают. А прочие, если род знатный, он сам выбирает, когда получает меч.
— Так у тебя смотрины, поди, лет двадцать тому были. Откуда новые колокольцы взять?
— Заслужу, так подарит кто-нибудь, — беспечно ответил Торлиг. — А ты иди к горну. Скоро весь народ пройдет, колокол отливать начнут.
Зажав амулет в кулаке, Пухр пошел к дымящему горну.
— Вот чудеса, — бормотал он неслышно. — Убегал, убегал от иль Бахтов, а теперь что? От самого себя не убежишь.
Мастер Хань подал знак, трое его учеников и кузнец из Кашто взялись за лжицы, перегретый металл потек в литники. Толпа дружно вздохнула, люди один за другим опускались на колени.
Колокол остывает медленно. Два дня старый Хань никому не дозволял прикоснуться к отливке. На третий день начали выбивку опок.
Человек незнающий, увидав только что отлитый колокол, ужаснулся бы. Тело колокола сплошной коркой покрывала пригоревшая формовочная земля, литники, по которым подавался металл, торчали, словно уродливые рога. В паре мест засыпка опок не выдержала, и там образовались уродливые заливки. А барельефы, которые так старательно выдавливал Хань, и вовсе скрылись под слоем нагара.
Но мастер остался доволен. Он ходил кругом отливки, постукивая бронзовой палочкой, прикладывал ухо к горячей еще поверхности и, наконец, сказал, что колокол будет хорош.
Слухи среди беженцев ходили самые нелепые, но когда литники были срублены и подмастерья начали обрубку заусенцев, народ постепенно успокоился.
И вот неотполированный покуда колокол был поднят не на колокольню, а на бревенчатую перекладину, установленную над самой землей. Так всего удобнее окончательно чистить и полировать символ будущего селения. Там же еще не поднятый наверх колокол можно испытать. В проушину продели кольцо из мягкой меди, а к нему на короткой цепи подвесили железное било. Колокол оказался так тяжел, что, вопреки обыкновению, звонарь должен был не раскачивать его, а ударять о колокол языком. Прежде такие колокола бывали только в столице.
Мастер Хань первым качнул колокольный язык, и звук, густой, насыщенный, чистый, поплыл над будущей деревней, где не было еще ни одного дома, а только палатки и наскоро крытые землянки. Звон гулко дрожал над нераспаханными полями, над лесом, который больше не принадлежал нежити, над дальними урочищами, а навстречу ему спешил одышливый голос Кашто. Прежде заслуженный деревенский колокол один сберегал жизнь захолустья, теперь колоколов стало два, и жизнь откачнулась к лучшему.
Замолкла перекличка колоколов, подмастерья взялись за карчетки — счищать остатки пригара и за белую глину — полировать бронзу до ослепительного блеска, но люди не расходились, глядя на новорожденную святыню, которую наконец-то могли назвать своей. Конечно, и теперь никто из них не мог прогнать дьявола прутиком, для этого нужно родиться под этим колоколом, но все же и в поле, и в лесу будет значительно чище; услыхав перезвон, нечисть, заселившая окрестности, принялась расползаться.
Легче будет жить, много легче. А когда-нибудь и вовсе хорошо.
И получилось, что не зря стоял народ, ожидая вестей. Из Кашто примчалась местная девчонка с криком:
— Везут! Везут!
Кого везут, зачем? — сначала и не поняли. Потом девчонка, так и не отдышавшись, выпалила:
— Милька рожает, бежинская. Сюда повезли, под новый колокол. Среди беженцев были три женщины на сносях, сумевшие добраться до спасительной деревни, но почему-то все были уверены, что первой поспеет Дана, которая пришла в Кашто вместе с отрядом Торлига. А Милька ютилась у добросердечных жителей деревни. Утром собралась колокол смотреть, да не смогла идти — от волнения начались схватки.
— Палатку освободить! — скомандовал усатый вахмистр, испробовавший недавно собственным лбом мужицкую вирвешку. Крякнул в сердцах и добавил недовольно: — Не вовремя баба рожать задумала. Обождала бы недельку, мы бы колокол добрым порядком на звонницу подняли, а там и простайся сколько угодно.
— Ну, ты сказанул! Такое только мужик может придумать!.. — Чалиха, деревенская повитуха, принявшая почитай всех жителей Кашто, кроме разве что набело седых стариков, хрипло рассмеялась.
Затем она большими шагами направилась к палатке, где жила охрана и куда догадливый вахмистр определил роженицу. Ближе к звоннице не было ничего.
Мастер Хань оставил свои инструменты и, ухватившись за веревку, качнул язык.
Если у большого колокола ударить в набат, неопытный звонарь может лишиться слуха, а сейчас колокол звучал сильно, но мягко. Слышно его было в самых дальних урочищах, однако на площади он не оглушал никого, словно серебряная бронза понимала, по какой причине пробудили ее голос. В Кашто тоже знали, отчего раздался неурочный звон, и подхватили его, отправив дальше благую весть.
Телега с роженицей остановилась у палатки, Чалиха выскочила навстречу, но мужчины, не позволив Мильке встать, на руках занесли ее внутрь и, выйдя на воздух, остановились в ожидании. Каждый морщился, слыша стон, и кусал губы, словно это его ребенок появлялся сейчас на свет.
Ни единого лишнего звука не нарушало важности момента, только гудение певучей бронзы, стоны роженицы и скороговорка повитухи:
— Старайся, родимая, дитя будет! Не боись, не пропадете, поднимем, всем-то миром.
Милька — молодая вдова, чей муж погиб во время бегства из Ношиха, рожала впервые, так что уговоры повивальной бабки имели смысл простой и очевидный.
Торлиг стоял в общей толпе с тем же странным чувством мучительного ожидания. Он даже не сразу понял, что чья-то рука коснулась его плеча.
Торлиг оглянулся. Он увидал кузнеца из Кашто, который протягивал руку. На раскрытой ладони лежали три серебряных колокольчика.
— Я же сказал, сделай серьги жене, — шепотом попенял Торлиг.
— Так я и сделал, а она старые, еще бабкины серьги из ушей вынула и отдала в переплавку. Услыхала где-то, что у тебя оберегов недостача, но можно их тебе подарить. А потом как пошли бабы, и деревенские, и бежинские… у кого какая серебринка была припрятана, все понесли. Два мастера из Ношиха, которые прежде по серебру работали, сейчас в моей мастерской сидят, мастерят колокольчики. На будущее. Хотели тебе дюжину поднести, как императору, но я сказал, что ты не возьмешь.
— Не возьму, — улыбнулся Торлиг.
Он осторожно, чтобы не зазвенеть, принял подарок.
Из палатки, перекрывая стоны, доносился уверенный голос Чалихи:
— Ты не сдерживайся, милая, кричи! С криком легче родишь!
— О-о!
— Громче кричи! Пусть все знают, пусть нечисть слышит — здесь люди родятся!
— А-а-а!..
— Вот молодец! Смотри, какую девку родила, красавицу! Грудь ей дай, пока я пуповинку перевяжу. Правую грудь, зачем тебе левша? Вот так, хорошо! Теперь давай ее сюда: людям надо показать, они там ждут, потом обмыть нужно и запеленать… Девонька, да не держись за титьку, все одно у мамки молока покуда нет, не прилило еще… Ишь ты, какая голосистая! К мамке хочешь? Сейчас пойдешь к мамке. Народу покажешься, колокол увидишь и к мамке пойдешь…
Откинулся полог палатки. Вышла Чалиха с младенцем в руках. Высоко подняла девочку, чтобы видели все.
Колокол пел. Плакал ребенок. Люди внимали, стоя без шапок.
Защитница пришла.
Видеодром
Экранизация
Аркадий ШушпановВокруг Марса за 80 лет
История кинофантастики знает фильмы с необычайно длинным производственным циклом. Скажем, «Искусственный интеллект», начатый Стэнли Кубриком, а законченный Стивеном Спилбергом. Или «Трудно быть богом» Алексея Германа. Но, пожалуй, ни одна картина не претерпевала такую длинную дорогу, как киноадаптация первого романа Эдгара Райса Берроуза «Принцесса Марса».
Вехи этого пути по-своему не менее интересны, чем сама фабула книги.
Роман мог бы стать первым полнометражным мультфильмом. Именно таким задумывал его в 1931 году Роберт Клампетт, создатель многих классических персонажей Loony Tunes, когда обратился лично к Эдгару Берроузу. Писатель вдохновился идеей, вместе с Клампеттом они сели за сценарий и даже сняли небольшой черно-белый ролик, чтобы показать боссам студии «Метро Голдвин Майер». Соавторы видели в экранизации «бульварного чтива» ни много ни мало серьезную фантастику, а руководство студии — напротив, легкую комедию. Когда в товарищах согласья нет, на лад их дело не пойдет — полнометражный мультфильм увидел свет лишь в 1937 году, и это была не «Принцесса Марса», а «Белоснежка» Уолта Диснея…
В последующие десятилетия кто только не интересовался проектом экранизации марсианской эпопеи, чтобы в конечном итоге опять вернуть его на полку и заняться чем-то более перспективным. Отметился и молодой Джордж Лукас, еще не успевший снять «Звездные войны»… В 80-е годы XX века за проект взялась компания Диснея, когда-то получившая пальму первенства в мультипликации. Но на этот раз из романа захотели сделать игровой кинофильм с Томом Крузом в главной роли, а поставил бы его режиссер «Хищника» Джон Мактирнан. Однако даже в наступившую эпоху лукасовско-спилберговских блокбастеров уровень спецэффектов и бюджет не позволили довести ленту до кинозалов.
О Марсе Берроуза вспомнили в начале XXI века, когда пришла новая эра — масштабных фэнтези-экранизаций. После успеха «Властелина Колец» и первых серий «Гарри Поттера» голливудские компании доставали из анабиоза замороженные проекты. Эстафетную палочку приняла, выкупив права, студия «Парамаунт». В 2003 году режиссировать картину, названную «Джон Картер с Марса», вызвался Роберт Родригес. Для «независимого» мексиканца этот самый дорогой в его карьере стомиллионный блокбастер должен был стать трамплином в голливудский мейнстрим. Креативный Родригес к тому моменту уже работал над «Городом грехов» и решил снимать экранизацию Берроуза в том же ключе, целиком на фоне зеленого экрана с последующей отрисовкой. В качестве художника-постановщика Родригес пригласил знаменитого Фрэнка Фразетту, автора многих фэнтези-иллюстраций, в том числе и к «Принцессе Марса».
А дальше Родригес со скандалом вышел из Режиссерской гильдии Америки, вопреки правилам этой организации вознамерившись снимать «Город грехов» в соавторстве с Фрэнком Миллером, «Парамаунт», согласно договору, обязана была нанимать в режиссеры только членов гильдии, поэтому Родригес покинул и этот проект. В шаткое кресло постановщика сел вчерашний дебютант Керри Конран, только что выпустивший стильную ретро-фантастику «Небесный Капитан и мир будущего». Однако в «Джоне Картере с Марса» Конран решил применить более футуристический видеоряд и перенести действие в современность.
Тем не менее в 2005 году Конран также покинул проект, и на его место пришел Джон Фавро, автор подростковой космооперы «Затура». Смена режиссера опять знаменовала смену политики. Фавро объявил, что будет придерживаться книги и снимать в более традиционном стиле, используя не только компьютерную графику.
Но тут опять вмешалась студия. «Парамаунт» сделала ставку на новую версию «Звездного пути» от Дж. Дж. Абрамса и закрыла проект, а Фавро было предложено снять кинокомикс «Железный человек». Оба фильма оказались весьма успешны в прокате.
Последним, кто поставил бы «Джона Картера с Марса» для «Парамаунт», мог стать Роберт Земекис, в «нулевые» активно развивающий технологию «захвата движения». Однако и эта постановка не состоялась, а Земекис «отправил» на Марс режиссера Саймона Уэллса в провалившейся, увы, картине «Тайна Красной планеты».
В 2007 году права опять выкупила студия Диснея специально для режиссера Эндрю Стэнтона, который в тот момент был занят производством фантастического «ВАЛЛ-И». Проект закрепили за пионером компьютерной мультипликации «Пиксар». Вопреки ожиданиям, фильм все-таки сделали не анимационным, а игровым. Только заявленный бюджет составил 250 миллионов долларов. Чтобы расширить аудиторию, Стэнтон применил неоднозначный маркетинговый ход — снял из названия упоминание Марса, оставив только малозавлекательного «Джона Картера».
Наконец в марте 2012 года дорога на экраны развернулась в ковровую дорожку премьеры. Спустя 100 лет после выхода из печати журнала «All-Story» с рассказом «Под лунами Марса» и 80 лет после начала разработки фильма, планета Барсум наконец-то взошла над голливудскими холмами. Эти громкие цифры как-то заслонили тот факт, что экранизация уже и не первая: еще в 2009 году расторопные трэшмейкеры из компании «Эсайлум» выдали на гора малобюджетную, но вполне официальную «Принцессу Марса».
Ценой своего забвения «Джон Картер» двигал кинематоргаф вперед и способствовал революциям. Как марсианский инженер Мэнни в одноименном романе Александра Богданова пожертвовал собой, чтобы не мешать прогрессу. Благодаря «Картеру» вошла в историю «Белоснежка», появились в том виде, в каком мы их знаем, «Звездные войны», «Город грехов», «Железный человек»… Зато сейчас так щедро поделившийся идеями «низкопробный» кино-Берроуз выглядит опоздавшим к обеду. Километровые прыжки уже были в «Матрице», за космической принцессой не ухаживал только ленивый, аборигены песчаного Татуина и синелицые На'ви опередили самобытных тарков. А «Дисней» — он и на Марсе «Дисней». Подобно тому, как не спутаешь манеру рисовать автора Микки-Мауса, так и последние блокбастеры студии легко отличить, даже если не смотреть вступительные титры. Длинноволосый герой с обложки журнала для старшеклассниц, ослепительная и активная героиня, непременная собака (в данном случае — марсианская шестиногая) и эпические сражения, где кровь проливается разве что из разбитого носа.
Но Стэнтон сделал все, что мог, хотя в игровом кино и не поднялся до уровня собственного «ВАЛЛ-И». С командой сценаристов они добавили интригу в линейный приключенческий сюжет, постарались сделать героя не слишком «плоским» и даже внесли некую мораль. Более того, придумали объяснение, как все-таки Картер переместился на Марс, принципиально не интересовавшее автора. Отдельным реверансом Родригесу выглядит приглашение на роль молодого Эдгара Берроуза актера Дэрила Сабара из «Детей шпионов». А визуально даже получился своеобразный новый стиль — фантастический «пеплум». Но главное — умирающий пустынный Марс вышел не менее живым и притягательным, чем джунгли камероновской Пандоры. Мальчишка, посмотревший «Джона Картера», уже не поверит безжизненным фотографиям исследовательских аппаратов, И может быть, придумает свой Марс.
Андрей НАДЕЖДИН