Наблюдая за сэром Чарлзом, я обратился к женщине:
— Вы Электрика.
— Да, — ответил мне голос хозяйки поместья, но пустой и отстраненный.
— И в теле леди Моники вы пребываете вот уже два месяца.
— Да.
— Сэр Чарлз, считаю своим долгом заявить: вы гораздо хитрее, чем мне казалось поначалу.
Он не ответил, лишь вытянул из кармана платок и прикрыл им нос.
— Вы полюбили Электрику, хотя ее разум — всего лишь янтарный шар, а ее глаза, уши и голос принадлежали вороне. И конечно же, у вас возникла мысль: а что если носителем, который позволит Электрике вернуться к жизни, послужит презирающая вас супруга?
— Потаскуха бессовестная, — процедил он сквозь зубы.
— Но перед вами встало препятствие в лице капитана Хартуэлла. Этот человек увлекся леди Моникой, и он же возглавлял охрану поместья Баллард-Хауз. Как же все удобно складывается, когда вдруг появляется новый любовник и в поединке убивает безрассудного мальчишку. Это вы подослали к Хартуэллу служанку с известием, будто бы я затащил в постель леди Монику, а после дуэли распустили слух, что она уехала из поместья. На самом деле вы ее, должно быть, усыпили лауданумом, затем затащили сюда, обрили и превратили в Электрику с помощью вот этого хитросплетения проводов. — Я кивнул на кровать. — И теперь Электрика — воплощение того, о чем прежде вы осмеливались лишь мечтать. Не просто жена, а верная спутница жизни, родственная душа, философ-единомышленник и вдобавок представительница давно исчезнувшей дивной страны, возможно, самой Атлантиды. Могу вообразить, какое блаженство, какую полноту чувств вы испытывали на протяжении этих двух месяцев. Однако пришел мой черед воскресать из мертвых.
— Вульгарная, невежественная стерва! — в гневе воскликнул сэр Чарлз. — Вы не знаете Монику такой, какой ее знаю я.
— Сэр Чарлз, я прочел ваши дневники. Вы предпочли не замечать того факта, что Электрика не человек.
— Да как вы смеете! — закричал он, брызгая на меня кровавой слюной.
— Электрика, откройте секрет: как вашим соплеменникам удавалось рвать в клочья крупных зверей?
Мы с Электрикой на несколько мгновений скрестили взгляды, но я-то, в отличие от сэра Чарлза, не был ослеплен страстью, и вдобавок держал в руке пистолет. Видимо, она поняла, что ложь опаснее правды.
— У нас не человеческое обличье, — раздельно выговаривая каждое слово, призналась она.
Было при этом в ее взгляде что-то тревожащее, даже пугающее. Вам случалось наблюдать за кошкой, которая смотрит на клетку с певчей птахой? Вот такую же напряженную, чуткую хищность уловил я во взоре Электрики.
— И что же случилось с вашим народом? Почему он исчез?
— Наши зубы и когти предназначались только для охоты. А сражаться пришлось с себе подобными. Воины звались губителями рассудка; у побежденного врага они отнимали даже умение дышать. Увы, разум самца оказывался более легкой добычей. В последней войне одержала верх моя стая, но мы слишком поздно спохватились — у враждующих сторон не осталось самцов.
— Стало быть, не только роду людскому свойственно невежество и безрассудство. Как же вам посчастливилось выжить?
— Последние из нас изготовили янтарные шары, поместив в них копии своих разумов. Потом эти шары были брошены в поток времени.
— Но зачем? Разве это не могилы для ваших умов, не вечное погребение?
— Вовсе нет… Шары обладают способностью взывать к умам, но не к человеческим, а к нашим… С течением времени на земле могут появиться существа, подобные нам, и они придут на зов сфер. И тогда мы воскреснем, со всеми нашими умениями и мудростью.
Я, как и положено шпиону, говорил спокойным, будничным тоном, пряча за ним страх, какого не испытывал еще ни разу в жизни. Сделав глубокий, ровный вдох, я произнес:
— Если в янтаре сохранился ваш разум, что помешало бы вам приберечь и оружие губителя рассудка?
Лишь самый кратчайший миг Электрика колебалась, а затем ее веки распахнулись настежь, и тысячи невидимых жал пронзили мой мозг, как будто в нем взорвалась бомба, заключенная в мешок с иголками.
Но я выжил. Та же решимость, что помогла мне встать со свинцовым шариком в животе, уложить капитана Хартуэлла и проскакать пять миль до Уимбур-Минстера, не подвела и на этот раз. Я превозмог боль, повернулся и взял на прицел янтарную сферу.
— Нет!
Эта мольба сорвалась с уст сэра Чарлза; но вопль прекратился, когда громыхнул выстрел. Свинцовый кругляш диаметром полдюйма вдребезги разнес янтарную сферу. И тотчас раздался новый крик, но это уже была леди Моника, в чьей голове погиб чужой разум. Я зашатался и привалился спиной к стене — то, что учинила в моем мозгу Электрика, не прошло для меня даром. А сэр Чарлз схватил масляную лампу и запустил ею в скамью. Взвилось пламя вперемешку с зубчатыми дугами электричества.
— Да будь же ты проклят, убийца! — возопил он, пятясь к двери.
— Она не была человеком! — крикнул я в ответ.
— Ты не получишь ее секретов для своей войны! Ни единого!
И с этими словами он выбежал, а я подскочил к леди Монике. Пока я срывал с нее провода, ворона неистово махала крыльями на конце шелкового поводка. Служившая ей насестом вешалка для шляп стояла у самого окна, а посреди комнаты уже царил сущий ад. Все, что я мог сделать для птицы, это оставить дверь нараспашку, когда выволакивал в коридор Монику. Если шнурок перегорит раньше, чем пламя доберется до оперения, то ворона, быть может, и сумеет улететь.
Очутившись в коридоре, я обнаружил, что огонь уже охватил и другие комнаты второго этажа. Внизу загрохотали выстрелы. Я приблизился к лестнице и увидел простертых возле входной двери двух солдат. Сэр Чарлз воспользовался своей коллекцией мушкетов и пистолетов. Перевернув стол, он стрелял в каждого, кто пытался войти.
И хотя страх близкой смерти побуждает к лихорадочной спешке, хладнокровие сослужило мне недурную службу в Испании и Португалии. Я положил леди Монику на пол, вынул из-за пояса «тауэр», а из кармана сюртука — бумажный патрон. Заряды к пистолету я всегда заготавливаю сам, желая, чтобы каждый мой выстрел был абсолютно верным. Прежде чем сыпать порох на полку, я проверил запальное отверстие.
Когда я доставал из кармана шило и прочищал отверстие, в ближайшей комнате что-то взорвалось. Я насыпал пороху на полку и закрыл ее. Пока оставшийся в бумажной гильзе порох я пересыпал в ствол, из дверного проема потек растопленный воск. Цель моя находилась внизу, поэтому пришлось вслед за пулей загонять комок бумаги и хорошенько прибивать его шомполом. Стрелять круто вниз — дело вовсе не простое, но я повоевал в горах, а потому знал, как нужно действовать. Я решил стрелять сэру Чарлзу в голову, поскольку это упрощает вычисление дистанции выстрела. Она получилась преизрядной даже для моего ухоженного «тауэра», но тут уж ничего не поделаешь. Для устойчивости положив пистолет на предплечье левой руки, я плавно нажал спусковой крючок.
Когда рассеялся дым, я увидел сэра Чарлза, лежащего пластом на своей коллекции орудий убийства.
Весьма смутно запомнилось, как я спустился по лестнице, одной рукой держа леди Монику, а другую прижимая к ране и надеясь, что по красному мундиру солдаты отличат меня от хозяина поместья и не расстреляют в дверях. Снаружи на помощь к нам пришел не кто иной, как сержант Нокс, бывший моим секундантом на злополучной дуэли.
Моника очнулась, когда мы лежали на лужайке, а перед нами превращался в геенну огненную Баллард-Хауз.
— А ну-ка, скажи, как меня зовут, — спросил я, когда утихла боль в животе.
— Майкл? Майкл! Лейтенант Флетчер.
На этот раз мне отвечала Моника. Я заключил ее в объятия. Слава Всевышнему, Электрика более не затмевала ее разум, отступив куда-то на его задворки и оказавшись там в заточении.
— Где я была? — вопросила Моника плачущим голосом. — Боже… Меня окружали громадные ящерицы, двуногие, с когтями, как серпы у наших крестьян. Мы убивали других ящериц и пожирали их заживо…
Слова сменились рыданиями, а меня вдруг пробрал озноб. Янтарный шар разлетелся на осколки, а вместе с ним и память Электрики. Видимо, продолжительное воздействие налагало глубокий отпечаток на разум носителя. Когда я читал дневники сэра Чарлза, мне даже самые дикие фантазии не рисовали Электрику в образе исполинского разумного ящера.
— Все это сны, и не более, — утешающе проговорил я.
— Нет-нет! Я помню вкус крови! И… боже… мне это нравилось!
Она бы сказала и больше, но тут меня подозвал сержант Нокс, стоявший недалеко от дома.
— Сэр, кто-то остался там, на втором этаже. Только что пробил окно. Я послал Сайкса за лестницей.
То было окно «вороньей комнаты». В нижней его части сквозь дыру в стекле валил дым. У меня на глазах вылетело несколько осколков, затем из отверстия выпорхнула ворона и уселась на подоконник. Схватила клювом свой шнурок и давай перетирать его об оставшееся в раме стекло.
Сэра Чарлза обвели вокруг пальца. Электрика умолчала о том, что хранящаяся в янтарном шаре память, будучи наложена на чужой разум, постепенно впечатывается в него. Моника осталась собой, поскольку воздействию подвергалась не более двух месяцев, и все же какие-то воспоминания Электрики у нее явно сохранились. А ворона пробыла носителем два года! Эта птица стала Электрикой, существом, для которого мы, люди, не более чем закуска, способная вести застольную беседу. И какие же, спрашивается, планы строила она в отношении нас?
— Капрал Нокс, дайте-ка ваш мушкет, — потребовал я, протягивая руку.
«Браун-бесс», знаменитое изделие оружейников Тауэра, не славится таким точным боем, как новое ружье Бейкера, но зато его проще заряжать. Да и расстояние невелико; мне не составит труда попасть в ворону, благо ее удерживает на месте шелковая привязь.
— Сэр! Зачем же убивать несчастную птицу? — опешил капрал.
— Это не птица.
Я нажал спусковой крючок, кремень высек искры. Но выстрела не последовало, лишь с полки сорвался дымок. Тогда, не глядя, я достал шило, прочистил запальное отверстие, а затем разорвал зубами бумажную гильзу и насыпал пороха на полку. Едва я прицелился, как лопнул шелковый шнурок, и ворона взлетела. Грянул выстрел, но темная птица в сумеречном небе — не самая легкая мишень.