— Капрал, разве вас не учили, что Господь вездесущ?
— Так точно, сэр, учили.
— Значит, Он тут, капрал. У наших товарищей будут достойные похороны, с настоящей службой, со всеми почестями. И Господь примет их души в Свое Царствие, потому что Он всегда с нами.
На скорбном лице капрала мелькнула улыбка облегчения.
— Конечно, сэр. Правильно я сделал, что спросил у вас. А где мы их похороним, в городе? Местные не будут против крестов на кладбище?
— Нет, капрал, не будут.
Видя, что капитан хочет снова сесть на коня, лейтенант Гаррет подошел подержать стремя.
— Капитан, — тихо спросил он, — а вы сами верите в то, что сказали капралу?
Бентон наклонился и посмотрел молодому офицеру в глаза.
— Лейтенант, за войну пятый кавалерийский побывал во многих переделках. Одна из них — битва при Уилдернисе. Мне многое довелось увидеть, но это был сущий ад. Выжить в нем мог только тот, рядом с кем был Господь. Как видите, я жив. И если Бог был со мною там, то нет причин сомневаться, что Он присутствует и здесь.
— Но что если Он там и остался, сэр? Что если оба мира существуют одновременно?
— Как генерал Грант умел командовать не только дивизией, так и Господу нашему под силу опекать не один-единственный мир. Лейтенант, помогите О'Харе сделать все необходимое для погребения рядового Мерфи и рядового Фроста в Астере.
Усталый Бентон направился к дороге. Побоище закончилось, астерийцы держали под охраной две сотни врагов, которые предпочли плен смерти. По прикидкам капитана, погибли тысячи полторы викосийцев.
Он увидел подъезжающую Фрейю. Она была мрачна, длинный порез на щеке сочился кровью; у Бентона даже пресеклось дыхание. На одване были те же доспехи, что и в день ее первой встречи с капитаном, к залатанным пробоинам в кольчуге добавились новые.
«Благодарение небесам, что она жива, — подумал Бентон. — Ай да женщина! Такое сражение сумела подготовить и выиграть! Нет, пусть будет только «ай да женщина!». Остальные слова просто излишни».
Фрейя остановила рядом с ним коня и вскинула руку в астерийском салюте.
— О мой друг и союзник, спасибо вам! Без кавалерии не было бы этой победы. Заслышав гром вашего оружия, стоявшая против нас конница обратилась в бегство. Я благодарю Свет за то, что вы живы, за то, что возвращаетесь с головой врага.
Фрейя сдерживала голос: ее, похоже, переполняли чувства. Что причиной тому, не угасший еще боевой пыл? Бентон отвел взгляд — и куда еще было смотреть, как не на выживших чужаков? Викосийцы, в свою очередь, глядели на него — с ужасом и отчаянием.
— Что их ждет?
— Они сложили оружие, — пожала плечами Фрейя, — а могли бы полечь на месте. Значит, теперь они принадлежат нам. В Астере и окрестностях для них хватит дел.
Не сразу Бентон сообразил, что она имеет в виду.
— Это что же, они теперь рабы?
— Будут трудиться, пока живы, — кивнула правительница города. — Эти люди — наша собственность. А что не так, мой друг?
Прежде чем ответить, Бентон глубоко вздохнул. Неужели, подумалось капитану, многообещающий союз с Астерой развалится в миг его величайшего успеха? Неужели пришел конец и дружбе с Фрейей?
— Помните, я говорил о войне, что несколько лет назад бушевала на моей родине? Только в одной битве погибли шесть тысяч солдат и десятки тысяч были ранены. Мы сражались, чтобы спасти от распада наш Союз, но была и другая причина — позорное пятно рабства. Его необходимо было стереть с нации. Наш одван, мудрый человек по имени Линкольн, сказал: «Я не хотел бы быть рабом и не хотел бы быть рабовладельцем». Одван Фрейя, моя рота не пойдет в бой, чтобы добыть невольников. Мы не предадим своих товарищей, павших на той войне, как не предадим и свои убеждения. Рабство — это зло. Его не должно быть.
Фрейя пристально смотрела на капитана, слушала не перебивая, а когда он закончил, долго молчала. Наконец спросила:
— Вы были на той войне?
— Да, одван Фрейя, был. Как и сержант Тиндалл, и многие из моих солдат.
— Хорошо, что и в тот раз вы остались живы.
Фрейя повернула коня и подъехала к сбитым в толпу пленникам. Поднялась на непривычных стременах и обратилась к викосийцам, при этом использовала лишь те слова, что были понятны Бентону.
— Выберите двенадцать человек, они вернутся в Викосу и передадут, что ваши жизни можно выкупить. Цена — все астерийцы, которых вы держите в плену. А еще кони, коровы, овцы, зерно, золото и другие металлы. Викоса должна возвратить награбленное у нас и добавить сверху, если хочет получить вас живыми и здоровыми.
Не обращая внимания на удивленные взоры соотечественников, она вернулась к Бентону.
— Викоса заплатит, ей же нужно защититься от волков, когда они придут выть под стенами. И мой народ не возразит против очевидной выгоды. Так правильно? — спросила она. — Одобрил бы ваш одван Линкольн?
— Да, это справедливо. Спасибо, одван Фрейя.
— Спасибо и вам за честные слова. Мне хочется побольше узнать об одване Линкольне. Однажды я сказала, что ваша культура кое в чем отстала, но, похоже, нам есть чему поучиться у вас, как и вам у нас.
Оказалось, что в набеге викосийцев участвовал один десир лакананской конницы, но он целиком погиб, и некому было вернуться к своим с печальной вестью. Фрейя отправила в Лаканан гонца, предлагая заключить союз, который ранее город высокомерно отверг бы. Громкая победа Астеры, несомненно, многих заставит задуматься.
Через неделю после триумфального возвращения астерийцев в родные стены был замечен продвигающийся на север отряд теласийцев числом семь десиров. Но они повернули, как только узнали о разгроме викосийцев.
Один кавалерист получил столь серьезную рану, что Бентон опасался, как бы не пришлось отнять руку, но над ней хорошенько потрудились астерийские лекари и обещали солдату полное выздоровление. Рядовых Мерфи и Фроста похоронили со всеми воинскими почестями; впервые в этом мире трогательные ноты «Вечерней зори» прозвучали по столь скорбному поводу.
Началось строительство пороховой мельницы, хотя найти надежный источник серы пока не удалось. Еще три кавалериста женились на местных девушках. Благодарный городской совет поставил роту на довольствие, и теперь Бентон был спокоен, зная, что его люди снова будут регулярно получать жалованье, причем рядовому причитается не меньше двадцати долларов в местном эквиваленте.
В седьмой вечер после возвращения Бентон прогуливался вдоль городской стены и поглядывал на запад, туда, где горели бы огни форта Харкер и Эллсуорта, если бы, конечно, это был его Канзас и его родной мир.
— Вас что-то тревожит, — тихо сказала спутница.
— Фрейя, есть место, куда бы мне следовало вернуться и привести роту. Но это невыполнимая задача.
— Невыполнимая задача? Для вас? Разве такое возможно?
Бентон ответил с невеселой улыбкой:
— Наверное, я неплохой офицер, но далеко не самый лучший. Никто не спутает меня с Шериданом или Шерманом.
— Это тоже ваши одваны?
— Нет, всего лишь военные вожди.
Не дождавшись продолжения от Бентона, Фрейя сказала:
— Мне кажется, вы лучше, чем думаете о себе. Ваши люди вроде не ропщут.
— Да, многие даже довольны. Они верят, что однажды мы вернемся домой, а до тех пор будем нести службу, от какой не откажется ни один кавалерист. У большинства на родине не осталось жен или верных подруг, — объяснял капитан. — Но некоторые тоскуют, и горько сознавать, что мои солдаты больше никогда не увидят родных и близких.
Тщательно подбирая слова, Фрейя спросила:
— А у вас, капитан Бентон, осталась там женщина?
Он заговорил не сразу. Сначала хотел ответить на этот вопрос, как всегда, односложным «нет», но передумал.
— Моя жена умерла несколько лет назад, во время войны с Югом. Тяжело об этом вспоминать. Когда я уходил на фронт, она так за меня боялась… Потом заболела и умерла — я вернулся, а ее уже нет. Всякий раз, когда я о ней думаю, так хочется верить, что в свои последние часы она не знала о приближении смерти. Иначе ей было бы гораздо тяжелее. Все корила бы себя, что я вернусь, а она не будет встречать… — Бентон не мог вспомнить, кому и когда в последний раз говорил об этом.
Выслушав его, Фрейя торжественно произнесла:
— Да облегчит Свет бремя вашей печали, да воссияют звезды в память о тех, кого вы потеряли.
Фраза походила на ритуальную, но была сказана с искренним чувством.
— Благодарю вас, одван Фрейя. А что вы расскажете о себе?
Она грустно вздохнула.
— У меня был мужчина, но он погиб в бою. Давно, половину моей жизни тому назад. В памяти моей он остался молодым. Сейчас я принадлежу только этому городу, исполняю свой долг, и в жизни моей, пожалуй, уже нет места ни для кого и ни для чего. Вы понимаете меня?
— Да, понимаю. И сочувствую вашей утрате. Спасибо, что в вашей жизни нашлось место для нашей дружбы.
Было легко, но и странно говорить такие слова женщине, столь близкой ему по духу и знающей, чего стоит власть. Кто впрягся в этот воз, должен забыть о своих личных желаниях и нуждах.
Сейчас этих двоих разделяла только до сих пор скрываемая Бентоном правда.
— Фрейя, я должен сказать вам, откуда мы пришли на самом деле.
Она покачала головой:
— Что бы ни привело вас сюда, мне не нужно знать об этом.
— А я считаю, что нужно.
И он поведал о своем мире, описал ту грозу, упомянул и о замеченных позднее переменах, и о версии лейтенанта Гаррета.
— Теперь мы совершенно не представляем себе, как вернуться домой. А если все же найдем способ, то обязательно им воспользуемся. Свой долг я выполню до конца.
Фрейя, к его удивлению, не выразила никакого скепсиса. Она даже понимающе кивнула.
— Молнии, говорите? В былые времена они назывались огненными письменами, так Свет начертывает свою волю на небосводе, и нечасто удается нам прочесть его послания. Молнии унесли вас из вашего мира, но ради чего — это может так и остаться загадкой. — Она вздохнула. — Кавалерия дважды спасла Астеру и на годы обеспечила нам спокойную жизнь. Значит, вы уже сделали немало. Возможно, при вашем содействии мы объединим силы с другими городами и подарим этой земле мир, какого не бывало со времен империи. Я понимаю, что такое долг командира. Если Астера способна помочь вашему отряду с возвращением на родину, мы поможем. Но Свет никогда не пишет свое послание дважды.