Мо посмотрел наверх: Гейзенберг уже добрался до кабины, и ему навстречу протянулись руки, чтобы помочь забраться в люк. Женщина исчезла. Его «беретта» снова лежала у него в кармане, и он знал, что здесь, сейчас, она не исчезала. Кто-то закричал. Мо почувствовал, что лестница дернулась у него из рук вверх и поползла в брюхо чудовища.
Крики приблизились, по толстому слою снега, покрывавшему теперь землю, захрустели шаги. Озеро было покрыто льдом. И было очень холодно.
К нему бежали два человека, один впереди другого. Первый — Вайцзеккер, он размахивал «люгером» и кричал на немецком: «Останови, останови дирижабль, ты должен остановить дирижабль!». За ним мчался Пауль Шеррер, стараясь догнать Вайцзеккера и тоже крича:
— Карл, не стреляй, не стреляй! Водород! Водород!
Значит, они знали. По крайней мере, Шеррер. Здесь без сюрпризов. Мо достал из кармана «беретту». Вайцзеккер находился метрах в тридцати от него. Потребуется очень удачный выстрел.
Вайцзеккер остановился, вытащил заряженный магазин из кармана пиджака и принялся неловко возиться с ним, вставляя в «люгер». Раздался отчетливый щелчок, когда магазин встал на место.
Шеррер подбежал к нему и схватил за руку, но тот обернулся, оттолкнул его и выстрелил практически в упор. Шеррер крутанулся и упал. На занятиях по стрелковой подготовке Мо Берг показывал отличные результаты, хотя там у него был «кольт» калибра 0,45 дюйма. Однако пару месяцев назад, в доме Шерреров, как раз возле этой самой пристани — только в другой реальности, страшно далекой от этой, — он потратил два дня на стрельбу по мишени из «беретты».
Он прицелился, пока Вайцзеккер оборачивался и возился, загоняя кривошип в заднюю часть пистолета, чтобы подать патрон в патронник. Это заняло у него две секунды, и затем он направил «люгер» на «Гинденбург».
И умер — над его левым ухом появилась дырка от пули из «беретты» Мо Берга.
Мо живо бросился к нему, весь в клубах пара от неожиданно утяжелившегося дыхания. Вайцзеккер упал на колени и все еще казался живым. Этот человек застрелил Пауля Шеррера. Мо послал ему в затылок вторую пулю, и когда тот завалился на бок и затем перекатился — уже мертвый — на спину, Мо сделал еще один выстрел в лоб нациста.
Внезапно стало очень тихо. Мо услышал хруст снега: подходил кто-то еще. Он поднял голову — это была, конечно же, та самая женщина. Она опустилась на колени перед стонавшим Шеррером.
— Пуля прошла через мышцу предплечья. Крови немного. Ему очень повезло, — сообщила она.
На Шеррере не было пальто — все произошло слишком быстро, чтоб он успел его надеть. Женщина оторвала рукав его рубашки, сделала из него полоску и обвязала вокруг раны.
Она поднялась. Уже приближались несколько человек, но у них еще оставалось несколько секунд.
— Знаешь, Мо, в некоторых сценариях ты так и не добрался до Европы.
— Что?
— Правда. Иногда ты бейсболист, иногда адвокат, а иногда живешь дома с сестрой, один, читаешь свои газеты и боишься всего мира.
— Вообще-то не боюсь, дело совсем не в этом.
Позади них взревели двигатели, и цеппелин двинулся над озером в сторону Локарно, чтобы завтра оказаться в Берхтесгадене и к полудню сделать что-то настоящее, что-то значимое.
— Все это весьма изменчиво, Мо, — сказала она с улыбкой. Он покачал головой. Такой миг, а она превращает Гейзенберга в шутку.
— Мо, — продолжила она, — есть место, где ты кетчер в «Сенаторс».
— Боже упаси.
— Но во всех этих местах, во всех этих мириадах возможностей ты достижим. Ты с легкостью перемещаешься через границы. И ты всегда доводишь дело до конца.
— Знаешь, я не дурак…
— Совсем наоборот, Мо. Твой интеллект, твои знания языков и твоя способность ломать стереотипы… Вот почему ты нам нужен.
— Но все-таки я вынужден признать, что не совсем понимаю, что же здесь происходит.
Толпа с вечеринки окружила их. Люди склонялись над Шеррером, пытаясь ему помочь, и зачарованно, с ужасом таращились на кровавое месиво, когда-то бывшее Карлом Вайцзеккером.
— Ладно, — сказал Мо, — я понимаю. Запиши меня.
Она улыбнулась, взяла его под руку, и затем — после тошноты, после мига головокружения — они оба, Мо Берг и женщина, одни на всем берегу озера, ушли в безмолвную темноту странно теплой декабрьской ночи в Цюрихе.
Перевел с английского Денис ПОПОВ
© Rick Wilber. Something Real. 2012. Печатается с разрешения автора.
Рассказ впервые опубликован в журнале «Asimov's» в 2012 году.
Кайл КерклендБлоха на спине
Меня зовут только в чрезвычайных обстоятельствах. И хоти правительство дает довольно туманное определение тому, что можно считать чрезвычайными обстоятельствами, но к тому времени, как я приступаю к работе, люди обычно уже орут друг на друга, принимают необдуманные решения, паникуют. Я привожу все в порядок. Иногда играю роль хорошего парня, в других случаях изображаю одновременно молот и наковальню; как бы там ни было, это все обман. Я вправляю людям мозги при помощи лжи. Сперва я, бывало, посмеивался над этим, но после двенадцати лет работы мне надоело. Вся моя жизнь состоит из лжи.
Вопреки ожиданиям, в конференц-зале, куда я вошел, было довольно тихо. Никаких воплей, никакого выдирания волос и скрежета зубовного. Многие из сотрудников этой небольшой больницы, расположенной в малонаселенном округе в Южной Дакоте, были заняты своими делами где-то в другом месте. Из десяти человек лишь у двоих наблюдались признаки напряжения. Оба были учеными. Я изучил их досье, пока летел сюда.
По Уэффл, двадцать восемь лет, гений и индивидуалист. Уже получил должность в университете Крествью — потрясающее достижение, учитывая, что преподавательский состав последнего кишит нобелевскими лауреатами. Уэффл южанин — я заметил следы легкого акцента, когда слушал записи некоторых его лекций. Высокий, гибкий, светловолосый, он встретил меня безмятежным взглядом, когда я вошел в комнату, однако его нос едва заметно наморщился. Я наблюдал то же самое выражение на записях, когда у кого-нибудь из особенно тупых студентов возникали проблемы с пониманием основ предмета. Кларисса Жарден, сорок шесть лет, образец консервативного ученого, педантично следующего правилам. Возглавляет кафедру биологии в местном университете. Местная, родилась в Рапид-Сити. Неплохо продвинулась, но так и не вошла в высшую лигу — по какой-то причине она всегда оставалась большой рыбой в маленьком пруду. Меня встретил пристальный взгляд ее темно-карих глаз; она смахнула прядь седеющих волос со своего широкого, прорезанного глубокими морщинами лба. Я заметил, как ее брови на мгновение сдвинулись.
— Меня зовут Марлон Мэтерс, — проговорил я с улыбкой.
Это имя я выбрал десять минут назад. Через мгновение после того, как я его произнес, следящая аппаратура передала его на центральный компьютер, чтобы он создал соответствующую запись в базе данных. Марлон Мэтерс будет обладать теми же чертами, которые я выбрал для этого задания: темные волосы, черные глаза, тридцать пять лет, слегка искривленный нос, сломанный еще в школе во время игры в хоккей. Облик будет дополняться другими деталями по мере того, как я стану их выдумывать.
— Бюро по обеспечению безопасности. — Я взмахнул идентификационной карточкой со штрих-кодом, который, если бы его вздумали просканировать, уже смог бы подтвердить мое заявление. Впрочем, сканировать его никто не пожелал, так что я убрал карточку в карман. — Насколько понимаю, у вас тут возникли проблемы.
Вначале нужно вести себя доброжелательно. Если начинаешь с серы и адского огня, это, как правило, ведет лишь к сожжению любой надежды на понимание и взаимодействие. Я обычно вытаскиваю палку лишь в тех случаях, когда кто-то переходит границы.
По Уэффл начал переходить их с первой же минуты.
— Я не думаю, что вы можете быть здесь чем-либо полезны. Это не проблема безопасности.
Предположение, что мое присутствие не является необходимым, следовало пресечь незамедлительно.
— Президент Соединенных Штатов считает, что это именно проблема безопасности. Того же мнения придерживается директор Бюро по обеспечению безопасности, а также другие высокопоставленные должностные лица. Я благодарю вас за ваше мнение, мистер Уэффл, однако оно не имеет большого значения.
Я ожидал, что По побагровеет, может быть, пронзит меня яростным взглядом. Однако ничего подобного не произошло. Вместо этого он только чуть сильнее наморщил нос.
— Я не совсем это имел в виду, — произнес он спокойным тоном.
Кларисса тоже повела себя неожиданно: она криво улыбнулась.
— По считает, что тела сами встали и ушли, — сообщила она.
Я перевел взгляд на По.
— То есть вы хотите сказать, что их не похитили? Они пробудились сами по себе?
— Не совсем так. Я не уверен. Возможно, им помогли… и это был чрезвычайно интересный помощник, хотя в настоящий момент я пока не готов высказать гипотезу на этот счет.
В конференц-зале воцарилось неловкое молчание. Клариса покачала головой и закатила глаза к потолку.
В прошлый четверг, четыре дня назад, с неким антропологом, изучавшим стоянку индейцев арикара в Бедлендах Южной Дакоты, приключилась история наподобие той, что была со свитками Мертвого моря; только в отличие от пастуха, бесцельно бросавшего камушки, наш антрополог сделал свое открытие благодаря тому, что уронил с обрыва свою лопатку. Он поглядел через край на каменистый склон внизу, но не обнаружил нигде и следа своего инструмента. Раздосадованный, он спустился в расселину, безуспешно высматривая свою лопатку, которая была ему необходима, чтобы закончить работу. Спустя полчаса поисков он сдался. Когда карабкался обратно к вершине, его нога попала в какую-то дыру, и он подвернул лодыжку. Однако когда посмотрел вниз, то с изумлением обнаружил, что дыра вновь исчезла. Согласно прочитанному мною отчету, он утверждал, что провел несколько минут, ощупывая вокруг себя землю, прежде чем вновь отыскал дыру. Она была овальной формы, с осью около трех футов длиной. Причина, по которой антрополог не смог ее увидеть, заключалась в том, что сверху ее прикрывала крышка на петлях, захлопывавшаяся пружиной. Снаружи крышка весьма реалистично имитировала каменистую поверхность.