Толкнув крышку внутрь, он тотчас же увидел свою лопатку. Принялся вглядываться дальше во мрак, но не смог различить ничего. Подвернутая лодыжка болела, однако любопытство было сильнее, и антрополог, превозмогая боль, взобрался по склону до гребня, где работал, и принес оттуда фонарик. Размеры дыры позволили залезть внутрь, хотя и впритирку. Он принялся протискиваться вглубь, пока метров через десять проход неожиданно не расширился, и антрополог обнаружил, что находится в пещере.
Воздух был свежим и, очевидно, как-то циркулировал; впоследствии специалист вспоминал, что даже ощутил на лице и в волосах легкий ветерок. Поведя вокруг фонариком, он осветил двенадцать углублений примерно такого размера, чтобы там мог поместиться взрослый человек перпендикулярно стене. В восьми из двенадцати содержались обнаженные тела. Исследователь немедленно понял, что пещера не имеет никакого отношения к индейцам арикари или к чему-либо сходной археологической ценности. Тела находились в превосходном состоянии: четыре мужских, четыре женских. Они не выглядели живыми, однако конечности были гибкими, а кожа мягкой и податливой, примерно той же температуры, что и окружающий воздух — восемнадцать градусов Цельсия.
Антрополог уведомил руководство национального парка, а оно — местного шерифа и медиков. Прибывшая медицинская бригада, решив, что тела лишены жизни, упаковала их в мешки для трупов и отвезла к судмедэксперту округа. Увидев, как одно из тел дернулось, когда его клали на холодный стол для вскрытия, шокированная судмедэксперт позвонила в больницу.
Все это было в отчете. Оставив ученых препираться друг с другом, я ненадолго вышел, чтобы поговорить с директором больницы.
— Мы пользовались высокочувствительной аппаратурой, чтобы установить признаки жизни в каждом из тел, — сказал он мне. — Мы заворачивали тела в теплые одеяла и закачивали в их кровеносную систему питательные вещества, однако пациенты оставались в коматозном состоянии. Никаких изменений не произошло даже после того, как мы нагрели тела до обычной температуры в тридцать семь градусов Цельсия. Тщательное визуальное исследование не обнаружило никаких признаков повреждений. После этого мы попытались заглянуть к ним вовнутрь, и я хочу сказать, что мы перепробовали все средства: рентген, МРТ, ультразвук, терагерцевое излучение, даже новомодный нанозонд. Абсолютно, ничего, никаких повреждений! ЭКГ показала, что сердцебиение, будучи инициировано, имитирует нормальный рисунок открытия и закрытия ионных каналов, однако восходящая фаза длится десятые доли секунды. Какое-то безумие! Обычно счет идет на миллисекунды.
— А что насчет мозга?
— На энцефалограмме отображаются медленные, чрезвычайно низкоамплитудные колебания в значительной части мозга. Рисунок немного напоминает дельта-волны, наподобие тех, что возникают в глубоком сне. Визуализация метаболических процессов не показывает ничего, кроме базовой активности покоя, однако на гораздо более низком уровне, чем сон.
— То есть это что-то вроде комы?
Директор покачал головой.
— Это не похоже ни на что из того, что мне доводилось видеть. — Судя по всему, он был совершенно сбит с толку. — Анализы крови в основном находятся в пределах нормы, а те, что не в норме, не дают указаний на какой-либо обычный диагноз. Если отвлечься от чрезвычайно низкой дыхательной активности и частоты сердцебиения, обширной синхронизации волн мозга и неспособности самостоятельно регулировать температуру, можно было бы сказать, что пациенты готовы в любой момент встать и выйти из больницы.
Ничего удивительного, что СМИ окрестили их «спящими». Ни одна из их физиологических характеристик не имела соответствия в базах данных. Согласно официальным документам, этих людей просто не существовало; у них не было личностей. Их ДНК были необычными и содержали несколько странных, доселе неизвестных аллелей, а возможно, и парочку новых генов в придачу, но, не считая этого, они представляли собой вполне здоровые образцы человеческого генома — вот только ни один из восьми не был зарегистрирован в базах данных. Нет, конечно, иногда случается, что время от времени кто-то проскальзывает сквозь сеть, но чтобы сразу восемь?
Я осмотрел небольшое помещение в подвале больницы, где были установлены восемь стеклянных капсул, по четыре с каждой стороны с проходом посередине. В шести коконах находились бледные нагие тела: трое мужчин и три женщины. Всем им на вид было лет тридцать, хотя трудно сказать наверняка. Тела были восковыми и безжизненными, бескровно-бледными и абсолютно неподвижными — не замечалось даже малейшего подъема и опускания грудной клетки. Однако коконы, снабженные системой регулирования среды, фиксировали сердцебиение, три удара в минуту, и потребление кислорода, хотя оно и составляло едва ли один процент от нормы обычного взрослого человека. Два кокона пустовали.
— У нас не Форт-Нокс, — проговорил директор больницы, пожимая плечами.
— Никто вас не обвиняет, — заверил я его. — Вы отлично потрудились, оборудуя эти системы жизнеобеспечения.
— Нам никогда не доводилось делать ничего подобного, но мы привыкли справляться с нештатными ситуациями. У нас здесь единственный травматологический центр на всю округу; что бы ни произошло, это мы должны сообразить, как нужно действовать. Ну, и ученые тоже нам помогли. После того как новость разошлась, они повалили сюда толпами для всевозможных исследований.
— У вас есть какие-нибудь записи жизненных показателей двух пропавших пациентов?
Директор покачал головой.
— На момент инцидента, боюсь, никаких. Мы вначале не собирались постоянно фиксировать показания датчиков. Какие-то кусочки, обрывки данных сохранялись, если мы находили их интересными, но нам и в голову не приходило, что нужно записывать все подряд. Мне очень жаль, но мы ведь представления не имели о том, что может произойти. Сейчас мы перенастроили систему, и запись показателей с оставшихся тел ведется постоянно.
— Кто-нибудь следил за показаниями в тот момент, когда тела пропали?
— Да. Показания непрерывно передавались на сестринский пост на верхнем этаже. Прошлой ночью, когда исчезли тела, там дежурили две из моих лучших сестер. Они не замечали на мониторах ничего необычного, пока в одиннадцать часов не пропал сигнал с двух аппаратов. Один мужчина, одна женщина. Сестры решили, что отказало оборудование, и вызвали техподдержку.
— Вы уверены, что ни одна из камер наблюдения ничего не зафиксировала?
— Можете сами посмотреть записи. Ничего необычного, никаких следов ни двоих пропавших пациенов, ни охранника и санитара, которых тоже не нашли. Что очень странно, потому что единственный выход из подвала ведет через ту дверь, в которую мы вошли.
При входе я заметил камеру наблюдения, смонтированную на потолке над дверью.
— На видео записалось все до последней секунды? Перерывов нет?
— Насколько мы можем сказать, нет. Впрочем, это довольно скучное занятие. Почти вся запись не показывает ничего, кроме пустого коридора. — Директор потер подбородок. — Однако, возможно, что с записью действительно могли что-то сделать. Этот пропавший санитар… он неплохо разбирался во всякой технике.
Хуаррен Трей. Я посмотрел его досье. Смышленый парень, двадцать два года, год проучился в колледже, потом бросил. По словам преподавателей, казался «беспокойным». Запоем читал ужастики, смотрел треш. Однако вместе с тем он был помолвлен с помощницей администратора больницы — похоже, собирался остепениться.
Досье охранника я тоже просмотрел. Фрэнк Шелдан, шестьдесят три года, ждал выхода на пенсию. Проработал в больнице двадцать шесть лет, ни одного выговора. Финансовое положение нестабильное, но ничего серьезного.
Его жена была вне себя — говорила, что его, должно быть, похитили, потому что он никогда бы не исчез вот так, не оставив никакой весточки. Прочитав его файл, я был склонен с ней согласиться.
— Есть ли хоть какая-нибудь возможность, что пациенты могли пробудиться сами по себе? — спросил я директора.
— Вы, должно быть, наслушались По Уэффла.
— Признаю, его идеи выглядят неправдоподобными. Принимая во внимание, как уничтожены следы, больше всего это похоже на то, что тела были украдены. Однако все же я не исключаю вероятность, что пациенты пробудились сами и силой или подкупом выбрались из больницы.
— Да, они могли самопроизвольно пробудиться… или запрограммированы на это, но когда мы их разогревали, ничего подобного не произошло.
— Тем не менее По считает, что это возможно.
Директор окинул меня странным взглядом.
— Вы знаете, что жена По Уэффла ясновидящая?
— Что?
Он насмешливо встопорщил верхнюю губу.
— Медиум. Она утверждает, что разговаривает с духами усопших.
С этими словами он удалился, не оставляя мне ни малейшего сомнения относительно того, что он думает о жене По, а заодно и о самом По.
Солнце светило ярко, но с запада дул прохладный ветерок, и я застегнул пальто. Я стоял в полном одиночестве на крыше закусочной, расположенной через улицу от больницы, — место удобное и незаметное. Внизу сновал взад-вперед обеденный транспорт. Я произнес пароль, оповещая весь аппарат службы безопасности в округе о своем желании связаться со штаб-квартирой. Минутой позже я услышал голос босса, доносившийся из динамика, — я не мог его видеть, но, очевидно, он был каким-то образом прикреплен к смонтированной на крыше спутниковой тарелке. Вероятнее всего, в эту минуту телевизор в закусочной внезапным и таинственным образом стал хуже работать. Это означало, что у меня, возможно, было не так уж много времени до того, как рассерженный работник взберется сюда по лестнице, чтобы посмотреть, в чем проблема..
— Мне нужна команда ученых, — сказал я боссу.
— Одна команда уже работает над данными. Когда они придут к какому-нибудь заключению, о котором вам нужно знать, вас проинформируют.
Голос босса звучал пренебрежительно. Вероятно, он — или она — не одобрял поданное мной заявление, где я выражал намерение не возобнов