— А ты клевый, — сказала она и вышла из лифта во вновь открывшиеся створки.
По слухам, раньше в лифтах были экраны с цифрами номеров этажей. Но в годы, когда слепые встречаются чаще, чем неподключенные, это стало излишеством.
— Какой этаж? — крикнул Лех вслед девушке, выскакивая за ней. Он все равно не мог поехать на лифте до того, как его пропишут в систему безопасности.
— Четвертый, кадровая служба — за углом! — крикнула она. — Карина!
Внутри здание выглядело обычной конторой с рядами кабинетов. За углом было всего три двери, и все — без табличек. Ну, с этим Лех за полгода сталкивался не в первый раз. Нет виртуальности — работать должны мозги. Он посмотрел на ручки дверей — одна казалась чуть более стершейся.
— Можно?
— Конечно. Лех Рамазанов? Меня зовут Павел Владимирович.
Кадровик выглядел уютным толстячком под сорок, с намечающейся лысинкой и теплыми карими глазами.
Лех улыбнулся, кивая. Кадровиком в казенном институте может быть только человек из органов.
— Правильно ли я понимаю, что вы не подключены? — поинтересовался Павел Владимирович. — У нас это не проблема, ваше руководство извещено, лично я постараюсь сделать так, чтобы это особо не обсуждалось. В ваши обязанности входит поддержание порядка на трех уровнях: складском, четвертого эксперимента и на крыше. Вы управляете погрузчиком?
— Вручную — да, — ответил Лех.
— Как я говорил, у нас это не проблема — вся техника имеет дублированное ручное управление. Вы с кем-нибудь уже знакомы, кстати?
— М-м-м… С Кариной.
— Лезла обниматься? — сочувственно спросил кадровик. — Да вы не переживайте, Лех Тимурович, у нее просто терапия сейчас, каждую неделю новое задание от психолога… Вот после того, как вы отказались обняться, она же спокойно отступила?
— Я не отказался.
— Ладно. Ладно. — Кадровик выдохнул и продолжил: — В общем, у нас тут некоторый некомплект — комплекс строили из расчета совместного использования с канадцами и норвежцами, но канадцы недавно отстроили свою базу чуть западнее, а норвежцы… Ну, вы знаете.
В Норвегии к власти шесть лет назад пришли примитивисты, и страна сильно деградировала.
— В общем, раньше у нас жили по двое или по четверо, а сейчас по одному. Ваши, так сказать, апартаменты — первый этаж, четырнадцатый кабинет. Седьмой справа от лифта. Сегодня отдыхайте, а завтра с утра спускайтесь на минус четвертый, спросите Геннадия Альбертовича, это ваш руководитель.
По кнопке приехал лифт, но голосовым командам он подчиняться отказался, на планшет не реагировал и вообще воспринимал Леха как случайно забредшего на базу белого медведя. В итоге пришлось выйти и спуститься по лестнице.
Отсчитав седьмую дверь, Лех обнаружил, что у нее нет ручки. Наверняка, если бы у него был доступ в вирт, он легко смог бы отпереть дверь. Но, как говорится в детском анекдоте, «нет вирта — нет конфеток!».
Тем не менее он толкнул ее — и та открылась. А внутри на одной из двух застеленных кроватей в стерильно-белой комнатке, три на три метра, сидела Карина.
— Это ведь четырнадцатая? — уточнил Лех.
— Заходи, не стесняйся, — кивнула ему девушка. — Это твоя комната. Просто ты меня заинтриговал. Я пыталась обнять одиннадцать человек. У меня терапия такая, не важно. Шестеро меня оттолкнули, один кинул через бедро, трое стояли и ждали, пока я отстану, и лишь один обнял в ответ.
— И? — Лех зашел в комнату, кинул сумку.
— И я почувствовала себя на месте предыдущих десяти! — расхохоталась Карина. — Слушай, ты ведь не обижаешься?
— Нет, — покачал головой Лех.
— Расскажи о себе.
— Нет желания.
Карина нахмурилась, а потом внезапно рассмеялась:
— Ну, тогда я. Меня зовут Карина Сергеева, мне двадцать четыре, я биолог, пишу кандидатскую, одновременно решаю одну из сложнейших загадок современности — самоубийства белых медведей.
Лех точно слышал про эти самоубийства, но особого значения им не придавал — скорее, они у него проходили по статье «недоказанные курьезы».
— Ладно, мне двадцать пять, я закончил философах МГУ, и я разнорабочий. А неделю назад я был рисовальщиком нижней голубой каемки на матрешках номер три и четыре.
— Врешь! — обиделась Карина, встала и вышла.
Лех пожал плечами. Девчонка-биолог ему была симпатична, но он прекрасно понимал, что без вирта он ей не нужен. Она наверняка пыталась прощупать его онлайн и решила, что он просто закрылся от нее и всех незнакомцев — явление довольно распространенное.
Но если они сойдутся, как она будет понимать его настроение, не видя смены статусов? Как будет намекать на то, чего от него ждет? Беседуя с кем-то третьим, они не смогут перекидываться шутками про него, ну и так далее.
— Наш выбор — монастырь, — пробормотал Лех.
— Чего?
Двери здесь открывались бесшумно, поэтому очередного гостя Лех не услышал. Зато тот его, судя по всему, расслышал великолепно.
Вошедший был рыжим, с лицом породистого английского бульдога.
— Да я тут на днях современную постановку смотрел, несколько фраз главного героя в голове крутятся, — брякнул с ходу Лех. — Меня зовут Лех Тимурович, я буду у вас разнорабочим.
— Да я в курсе, я Геннадий Альбертович, завскладом, твой, можно сказать, непосредственный руководитель. А у тебя правда нет доступа в вирт?
Лех развел руками.
— Ничего страшного, у меня есть приятель, он принципиально в вирт не ходит. — Альбертович явно хотел подбодрить нового работника.
— Меня отрезали по решению суда, — мрачно сказал Лех. — И позиция вашего приятеля мне не очень близка. И — если вы не против — я собираюсь сделать все, чтобы отсутствие вирта не сказалось на качестве моей работы.
Завскладом после такой отповеди гневно сверкнул зелеными контактными линзами и, скомканно попрощавшись, удалился.
— Вам что, непонятно, что я — не завязавший наркоман, а наркоман, которого лишили дозы те, кто сами постоянно торчат? — проворчал Лех в закрывшуюся дверь. — И я не буду милым подчиненным!
Ужин на базе начинался в шесть и длился до девяти. Лех достал из сумки планшет и изучил план здания. Лифт его наконец признал, и удалось воспользоваться его интерфейсом, чтобы добраться до нужного этажа.
— Говядина с рисом для вечера тяжеловата, нет? — поинтересовалась Карина, подсаживаясь за его столик. — Слушай, я тут с Павлом Владимировичем переговорила — он подтвердил, что ты выпускник МГУ и что ты у нас разнорабочим. Как так получилось?
— Судимость. Тяжкое преступление против личности, — ответил Лех, встал вместе с подносом и, обнаружив рядом столик на четверых, за которым три места были уже заняты, не спрашивая, сел на четвертый стул.
Карина ему по-настоящему нравилась. Она была живой, настоящей — ну и очень симпатичной. И потому он был обязан оттолкнуть ее как можно дальше до того, как окончательно влюбится.
— А ты новенький, да? — спросила дама чуть за тридцать в сером комбинезоне. — Олеся.
— Лех Рамазанов, разнорабочий, — ответил он.
— Ну наконец-то! — обрадовался бесцветный парень, на вид чуть старше Леха. — Вот вы не представляете, как мы вас ждали! Какие уровни?
— Складской, четвертого эксперимента и крыша.
— Не повезло! — обрадовался чему-то еще один мужчина, которого Лех легко мог спутать с первым — он тоже был каким-то бесцветным, и серый комбинезон ученого не выделялся из общей массы.
Эта троица весь ужин болтала о чем-то — причем большей частью в вирте, лишь изредка переходя в офлайн, словно кидая Леху объедки своей беседы.
Быстро покончив с едой, Лех поднялся на восьмой этаж и нашел библиотеку. Бумажных книг там конечно же не было — только пластик, выпущенный стоящим здесь же небольшим, на АЗ максимум, тридэшником.
Через коммуникатор Лех создал семнадцать поисковых запросов, а потом распечатал сто две газеты, четырнадцать журналов и тридцать монографий — все материалы, которые соответствовали хотя бы четырем из семнадцати запросов.
Потом он сложил кипу — весом, кстати, около восьми килограммов — в почтовик, набрал на терминале коммуникатора свой номер комнаты и пошел к себе.
В комнату явно кто-то заходил. В стене мигал зеленый диод — откинув крышку, Лех достал оттуда кипу газет и журналов.
Затем с помощью коммуникатора перенастроил доступ в свою комнату — чтобы никто не мог попасть без его разрешения. Даже для того, чтобы спасти ему жизнь.
Перед сном Лех решил просмотреть несколько статей про самоубийства белых медведей. Все началось восемь лет назад. Поначалу это были только самцы — от шести до девяти лет. В основном — в канадском секторе.
Потом эпидемия самоубийств расширилась на всю остальную Арктику, и пять лет назад впервые зафиксировали самоубийство самки, а три года назад — самоубийство полугодовалого детеныша.
В какой-то момент Лех вдруг заметил, что смотрит статью, которую уже читал с год назад в вирте, — и что-то не сходилось. Он достал коммуникатор и сравнил электронную версию в новостных лентах с печатной.
В итоге он так увяз в материале, что заснул за два часа до начала рабочего дня.
— Не выспался? — мрачно поинтересовался Альбертыч, выдавая Леху два комплекта черной формы, армейские берцы и наручный жетон с группой крови.
— Да, на новом месте в первый раз всегда тяжело, — соврал Лех. — А жетон зачем? Я думал, их уже давно не делают.
— В армии используют импланты, — ответил завскладом, — а мы не имеем право ставить такие штуки гражданским. Но если вдруг случится катастрофа и твое обезглавленное тело выловят из Северного Ледовитого океана, спасатели смогут быстро сориентироваться и поставить в вирте галочку напротив твоей фамилии в списке покойных.
— Понятно.
Ну а чего он хотел? Нахамил, опоздал в первый рабочий день, пришел невыспавшимся. Конечно, Альбертыч отвечает.
На первый день заданий было три: убрать мусор на крыше, перенести весь груз с маркировкой 7Б11 из третьего сектора складского уровня в пятый и найти на складе контейнер с маркировкой 14Г6.