хорошо одеты, украшены и… нередко чисто выбриты. Находки обсидиановых бритв далеко не редкость. Прогресс, хорошо наблюдаемый археологически, был по сравнению с прошлыми эпохами невероятно быстр — Джаред Даймонд, автор ставшей почти культовой книги «Ружья, микробы и сталь» обоснованно назвал верхний палеолит эпохой «скачка».
Этот странный мир канул в Лету вместе с концом ледникового периода. За редкими исключениями исчезла вся мегафауна — в Евразии, Австралии, обеих Америках, частично в Африке. Место степей и лесостепей заняли тундра, пустыни и непроходимые леса в вариантах от амазонской сельвы до тайги и покрывших практически всю Европу широколиственных лесов. На популяцию хомо сапиенс за пределами Африки обрушился страшный удар кризиса. Население сократилось на 75–80 %, коллективы резко уменьшились и перешли к кочевому образу жизни, материальная культура деградировала, причем в случае австралийских аборигенов — необратимо.
Как мир верхнего плейстоцена мог существовать и почему исчез? Стандартный ответ на второй вопрос — смена климата. Однако, как мы уже знаем, простой ответ — не значит правильный.
Нынешнее межледниковье (а мы живем именно в межледниковье, причем во второй половине) — далеко не первое и не самое радикальное. Температуры периода, предшествовавшего последнему оледенению, были в среднем на 2 градуса выше нынешних; уровень моря, отражающий интенсивность таяния льдов, был на 5-10 м выше. При этом, вместо того чтобы честно вымереть или хотя бы с боями отступить на север, мамонты и одноименная фауна хладнокровно существовали в Центральной и Южной России, Предкавказье, Южной Сибири при температурах, заметно превышающих нынешние. Единственная территория, где исчезли они и шерстистые носороги, — Западная Европа, однако здесь они скорее были выдавлены не климатом, а конкуренцией южной мегафауны — лесных слонов, лесных и степных носорогов, в некоторой степени — бегемотов, благополучно добравшихся до Англии.
Иными словами, привязка мамонта и его спутников к строго определенным климатическим условиям абсурдна. Как и современные слоны, они прекрасно чувствовали себя в самом разнообразном климате и самых разнообразных ландшафтах — от Крайнего Севера до зон с умеренно теплым климатом и от безлесных степей до зоны широколиственных лесов.
Равным образом после окончания последнего (вюрмского) ледникового периода ряд популяций мегафауны решительно отказывается вымирать, несмотря на огромные климатические колебания, и в то же время ряд других вымирает, несмотря на отсутствие радикальных изменений окружающей среды. Так, на острове Врангеля карликовые формы мамонта сохранялись спустя 700 лет после постройки египетских пирамид, пережив континентальную популяцию почти на 8 тыс. лет. Гомфотерии, своеобразные четырехбивневые хоботные, продержались в Южной Америке до 400 г. Гигантский тапир исчез в Южном Китае 4 тыс. лет назад. Менее радикальный большерогий олень, быстро исчезнув в Европе, в Сибири тоже вымер существенно позже «соратников» — 7600 лет назад.
При этом на рубеже плейстоцена и голоцена вымирает 30 % африканской мегафауны, хотя радикальной смены ландшафтов и климатических условий на континенте не произошло. По странному совпадению распространение в Африке «человека прямоходящего» 2 млн лет назад сопровождалось вымиранием пяти видов хоботных, включая таких колоссов, как дейнотерий, гигантских свиней Notochoerus и длинного списка других животных. О масштабах зооцида можно судить по сокращению видового состава оставшихся без добычи крупных хищников (более 21,5 кг) — из 29 видов выжило 6.
При этом исчезновение мамонтов на острове Врангеля происходит практически мгновенно после появления на нем людей; гомфотерий несомненно был истреблен. Мегафауна продолжала неуклонно вымирать всюду, где ступала нога человека, до самого последнего времени вне какой либо связи с перестройкой климата. Наиболее известный пример — истребление моа (9 видов, уничтожены за 200–250 лет), однако фактически их много больше. В той же Новой Зеландии был уничтожен гигантский орел Хааста и еще ряд крупных видов птиц, на расположенной не столь уж далеко Новой Каледонии — наземные крокодилы рода мекозух (около 400 г.н. э.). 8 тысяч лет назад прошел через бутылочное горлышко тигр — геном полосатой кошки сохранил следы катастрофического уменьшения численности. На Мадагаскаре, освоенном в 200–500 гг., вдвое сократилось видовое разнообразие лемуров (не выжил ни один вид тяжелее 5 кг). Последний тур был убит в 1627-м, тарпаны вымерли на Украине в 1879-м. Стеллерова корова была полностью истреблена к 1768-му — за 27 лет. Едва не исчезли зубр и бизон.
Моа — вымерший отряд птиц, обитавших в Новой Зеландии. Некоторые достигали гигантских размеров. Не имели крыльев (и даже их рудиментов).
Тарпан — вымерший предок современной лошади. Еще в XVIII–XIX веках был широко распространен в степях ряда стран Европы, южной и юго-восточной европейской части России, в Западной Сибири и на территории Западного Казахстана.
Иными словами, наиболее вероятный сценарий позднеплейстоценового кризиса — «сверхубийство» со стороны верхнепалеолитических охотников на фоне ослабивших популяции мегафауны колебаний климата.
Существует огромное количество указаний на то, что классический «первобытный» охотник, живущий в «гармонии с природой» (весьма относительной) и связанный массой ритуалов и запретов, — это сравнительно очень поздний персонаж и, очевидно, порождение именно кризиса верхнего палеолита. Психология докризисного охотничьего хозяйства была принципиально другой.
Уже архантропы/эректусы (самым известным представителем которых является яванский питекантроп) специализировались на охоте на крупную дичь, при этом состав костных останков на стоянках указывает на целенаправленное уничтожение молодняка, который был самой легкой добычей. Средний возраст горных козлов, съеденных в гроте Лазаре, — 5 месяцев. Среди костных остатков носорогов на стоянке Таубах 55,496 принадлежали 2-3-летним носорогам, 1696 — взрослым, 12,696 — старым. Неандертальцы продолжили эту традицию. В трех культовых пещерах — Вильдкирхли, Вильденманнлислох и Драхенлох — кости молодых пещерных медведей составляют от 41 до 80 %. При этом ситуация для истребляемых видов усугублялась развивавшейся специализацией — так, на Кавказе кости пещерных медведей составляли от 90 до 98 % процентов. В итоге популяция пещерных медведей резко сократилась еще до вторжения человека современного облика.
Около 100-40 тыс. лет назад сформировались основные ноу-хау, позволявшие обеспечить максимальную эффективность палеолитической экономики: охота на как можно более крупную добычу; в рамках предпочитаемого вида — охота на молодняк; специализация на 1–3 видах, позволяющая отточить охотничьи навыки до автоматизма. При этом промысел велся без попыток нормирования, в любые сроки, включая сезон выкармливания и размножения. Вряд ли стоит уточнять, что это никак не способствовало выживанию промысловых видов. Однако ситуация оставалась терпимой, пока среда сохраняла стабильность, а охотой занимались примитивно оснащенные и не слишком «креативные» эректусы и неандертальцы.
Тем временем на Евразию надвигались люди современного типа. Начав свой победоносный марш около 40 тыс. лет назад, они немедленно вызвали первую, пока локальную волну вымирания. Причины этого были прозрачны — сохранив охотничью этику предков, они значительно усовершенствовали орудия и тактику охоты. Итог впечатлял. Так, у подножия обрыва рядом со стоянкой Солютре найдены останки от 50-100 тыс. диких лошадей. Близ стойбища Амвросиевское кострище найдены следы гигантской единовременной бойни — тысячное стадо зубров было загнано в овраг и полностью перебито.
В случае избирательной охоты кроманьонец демонстрировал уже знакомые нам предпочтения. Так, из 109 мамонтов, найденных на стоянке Межирич на Украине, молодняк составлял 83–85 %, а старые животные отсутствовали. При этом факторами давления являлся не только прямой «террор». Как минимум, существенное значение имело выжигание растительности, отпугивание от водопоев и пастбищ, разрыв ареалов.
Между тем горы добычи, сытость и относительный комфорт стимулировали рост населения, гораздо более быстрый, чем принято считать типичным для палеолита. По некоторым оценкам, в благоприятных условиях общины могли увеличиваться на 1,4 % ежегодно и удваивать свою численность за 50–70 лет. Неплохой иллюстрацией этого тезиса является история заселения Америки — изначально весьма немногочисленная волна переселенцев смогла в весьма сжатые по «доисторическим» меркам сроки (порядка тысячи лет) освоить 41,5 млн квадратных километров, при этом параллельно в Северной Америке исчезло 75, а в Южной 80 % мегафауны.
Рост населения и быстрый, по меркам каменного века, технический прогресс в сочетании со своеобразной охотничьей этикой привели к тому, что первые признаки кризиса мегафауны обозначились еще до конца ледникового периода. В Австралии она была в основном истреблена ДО перестройки климата. Популяция мамонтов в Западной Европе резко сократилась уже 30 тыс. лет назад на фоне практически неизменных условий. Массово истребляемый пещерный медведь исчезает на Урале 25 тыс. лет назад, в Европе — тотально — 22–24 тыс. лет назад, причем совершенно независимо от конкретного ландшафта. Еще раньше — 28 тыс. лет назад — исчезает пещерная гиена, у которой, вероятно, не брезговали отбирать добычу. Выжившие виды ощутимо уменьшаются в размерах — довольно обычное следствие давления на популяцию. Затем наступила резкая смена климата, обрушившая популяции системообразующих для мамонтовой фауны животных, — и комбинация охотничьего прессинга и климатических колебаний оказалась фатальной.
Однако какое отношение имеет истребление мегафауны к радикальной смене ландшафтов и как вообще могли существовать плодородные тундростепи на месте нынешних биологических пустынь?
Нюанс в том, что травоядные не только используют растительный покров, но и в значительной степени его формируют. Скажем, запрет на выпас скота в Окском заповеднике без адекватной замены привел к довольно своеобразным результатам. Не съеденная и отмершая трава уплотняет дернину, ухудшая водопроницаемость почвы. Избыточное увлажнение и недостаток кислорода еще более замедляют разложение растительных останков — в результате на бывшем лугу формируется торфяной горизонт. Переувлажнение еще более усиливается, формируется знакомый покров из мхов и лишай