— Хорошо…
Река Омолон сверху напоминала не сплошную ленту, а скорее синевато-серое кружево, брошенное на буро-зеленую плоскость. И опять-таки — около ее устья на карте значились бесчисленные озера, а в реальности за переделами проток Омолона виднелась почти исключительно суша.
И какие-то непонятные пятнышки на ней. Явно не вода.
— Выходим на позицию, командир, — сообщил Данченко.
Высота таяла с каждой минутой; за Омолоном некоторое время снова летели над невысоким хребтом, поросшим жиденькими лесочками. После хребта до самых Анюев и дальше должна была располагаться обширная низменность, где озер и суши по картам было примерно поровну.
Низменность была. Озер не было, кроме четырех; причем располагались они на тех местах, где согласно карте должны были находиться самые крупные.
— Как все иссохло-то! — Фролов покачал головой и поцокал языком.
«Капля» снизилась настолько, что непонятные пятнышки на буром фоне распались на отдельные подвижные рисочки. Фролов некоторое время созерцал их, а потом его осенило:
— Слушайте, да там зверушки внизу! Целые стада!
— Олени? — предположил с галерки Сурнин. — Северные?
Ему, сидящему позади, видно было хуже всех, а иллюминаторов в «Капле» не было вовсе: конвертоплан был десантно-грузовой.
— Может, и олени… — неуверенно протянул Фролов.
Минут через десять, когда «Капля» снизилась метров до полусотни, бывалому Тарабцеву на миг померещилось, что они летят не над сибирской тундрой, пустой и унылой, а над африканской саванной: животных в поле зрения было несколько тысяч. И оленей каких-то, судя по рогам, и бизонов, и всякой мелочи вроде коз или антилоп, и, черт-возьми, даже слонов, потому что бивни и хоботы даже при взгляде сверху ни с чем не спутаешь. Слоны, правда, были не серые, как положено, а скорее черные, с заметной рыжинкой.
На пролетающий конвертоплан зверушки реагировали, но без особенной паники, с ленцой.
— Ну, нифига себе тут зоопарк! — впечатлился Фролов. — Вот кто всю воду выпил!
Тарабцев неопределенно хмыкнул и осведомился:
— Слава, дистанция?
— Около тридцати. Плюс-минус…
Прошли над извилистой лентой Большого Анюя, а через несколько минут и на Малым.
— Все, захожу на посадку, — выдохнул Данченко. — Кто не спрятался, я не виноват!
Он выбрал подходящее ровное место, сбросил скорость и выжал штурвал на себя. Конвертоплан задрал нос и свечкой пошел в небо, но двигатели на коротеньких крыльях уже разворачивались, и вскоре корпус «Капли» снова встал горизонтально, а сам аппарат просто завис в воздухе, словно вертолет. И плавно начал снижаться.
Турбины надсадно выли. Местные рога и копыта запо-лошно прыснули в разные стороны.
Касание было сравнительно мягким, но Сурнин все равно оглушительно клацнул зубами, а через секунду коротко выругался.
— Язык не прикусил, юнга? — ехидно поинтересовался Фролов.
Сурнин промычал в ответ нечто неопределенное и отстегнулся.
— Сидим, — подал голос Данченко. — Командуй, Толя.
— Связь мне, — велел Тарабцев.
Фролов с готовностью передал ему наушники с гарнитурой.
— Заря, я Байкал! Сели, начинаем поиск. Дистанция…
— Дешять, — шепотом подсказал Сурнин, слегка шепелявя.
— …десять.
— Я Заря, принято! Ни пуха, ребята! Связь каждые пятнадцать минут!
— Есть каждые пятнадцать…
Фролов вопросительно взглянул на Тарабцева. Тот кивнул.
Пока остальные экипировались и вылезали в потолочный люк, Фролов настроил удаленный доступ на сервер «Капли», залогинился и, довольный, поспешил наружу, за остальными.
Когда он вылез, трое товарищей, отвесив челюсти, стояли поверх колпака и таращились на местную фауну. Фролов тоже посмотрел и тоже отвесил челюсть.
— Ё-моё! — протянул Тарабцев и присвистнул. — Да это ж мамонты!
— А вон носорог! — поддакнул Сурнин.
Носорог был огромен и волосат. Строго говоря, это был эласмотерий, но никто из четверки не был настолько силен в палеобиологии, чтобы знать это.
— Значит, клонировали-таки слоников, — негромко сказал обычно невозмутимый Данченко.
— Расшифруй, — попросил Тарабцев.
— Да я как-то читал, что корейцы и якуты совместно собирались клонировать мамонтов. Давно, еще до депрессии. Выходит, получилось.
— Да уж, выходит — покачал головой Фролов и машинально потрогал пистолет в кобуре.
Тарабцев поглядел налево. Табун лошадей, перемежаемый какими-то косматыми и рогатыми животными вроде яков, мирно пасся чуть в отдалении.
Тарабцев поглядел направо. Шестерка мамонтов — четыре крупных и два поменьше — величаво брела мимо конвертоплана куда-то на север. У них с дороги поспешно разбегалась всякая мелочь, в том числе небольшой черный мишка с торчащими, словно у азиатского ежа, ушами.
Тарабцев поглядел прямо. Стадо не то зубров, не то бизонов, активно обмахиваясь хвостами и беспрестанно двигая челюстями, отдыхало в отдалении. Часть из них лежала, остальные стояли, периодически мотая головами и переступая. Пара затесавшихся в это общество двугорбых верблюдов меланхолично глядела на конвертоплан и стоящих на нем людей.
Еще дальше лениво шествовало несколько больших кошек, до невозможности похожих на львиный прайд, — особенно вон тот, замыкающий, с шикарной косматой гривой.
— Надо было взять ружья… — мрачно сказал Тарабцев.
— Дистанция? — в очередной раз осведомился командир.
Слава Сурнин с готовностью глянул на прибор.
— Полтора километра… плюс-минус полтора километра.
— Кхм… — сказал Данченко выразительно.
Тарабцев остановился и всем корпусом повернулся к Сурнину.
— Так! — командир подбоченился и поглядел на молодого по-командирски.
— Ну, а чё я, тут так написано, — засуетился Сурнин и сдублировал проекцию с пеленгатора на виз Тарабцева.
Тарабцев взглянул.
— Пришли, Саня, — сообщил он. — Где-то тут. Расходимся веером.
— Не-е-е… — протянул Данченко выразительно.
Вздохнув, Тарабцев примирительно выпалил:
— Ну хорошо, хорошо! Ты налево, Сурнин со мной. Связь в постоянке.
На этот раз Данченко удовлетворенно кивнул, для проверки щелкнул ногтем по микрофону в воротнике комбеза и размеренно зашагал на север. Командир с молодым пошли на восток.
— Не любит меня Саня, — пожаловался Сурнин через пару минут.
— Он никого не любит, — флегматично уточнил Тарабцев.
— Даже тебя?
— Особенно меня. Вызови-ка Лёху, что там у него?
Лёха Фролов остался караулить конвертоплан и на всякий случай держать связь не только с командным пунктом в Якутске, но и с ЦАД в Ебурге.
— Капля, я Крым! Как там? — вопросил Сурнин за миг до того, как у него из-под ног с хрустом и хлопаньем вспорхнула бурая птица размером с индюка.
Ответа, понятное дело, никто не расслышал.
— Х-хоспидя, что там у тебя? — Тарабцев остановился и оглянулся на коллегу.
Тот уже встал и виновато отряхивался.
— Да тут… птичка…
Саня Данченко издалека коротко прокомментировал ситуацию, но командир справедливо решил молодого не добивать. Пусть поживет еще.
— Давай, шевели арматурой! У Лёхи-то что? Я не расслышал.
— Говорит, национальный парк и бесплатное сафари пополам с цирком. Гепард каких-то коз гоняет, а гиены надо всем этим ржут.
— Еще и гиены, — вздохнул Тарабцев. — Точно, зоопарк…
— Толя, — внезапно возник на связи Данченко. — Мне очень хотелось бы сказать: «Лишь бы не львы», но не могу.
— В смысле? — насторожился Тарабцев.
— Вижу зонд. Вижу львов… несколько. И они меня, чтоб я сдох, видят тоже…
Саня Данченко был непривычно многословен и командир, кажется, догадывался почему.
Позади и слева отчетливо хлопнул пистолетный выстрел, а следом, потише, что-то еще. Тарабцев поглядел на северо-запад и неожиданно для себя самого сразу заметил примерно в полукилометре фигурку Данченко — тот стоял с ярко пылающим даже в свете дня фальшфеером в поднятой руке.
— Сурнин, за мной! — рявкнул Тарабцев, на бегу выцарапывая из кобуры пистолет.
«Дьявол, надо было брать ружья!!!» — снова подумал он.
Добежали они быстро, минуты за две с половиной. К тому времени львы с позором рассеялись, а Данченко, целый и невредимый, изображал собою филиал статуи Свободы, которая, по слухам, так и стоит на одноименном острове близ опустевшего Манхэттена.
— Ядрить твою налево, Саня! — сказал командир с укоризной. А потом без паузы добавил: — Откуда у тебя фальшфеер?
— Прихватил из «Капли», — сухо ответил Данченко. — На всякий случай. Ты лучше туда посмотри.
Тарабцев посмотрел и стремительно погрустнел.
— Ядрить твою направо…
Зонд, небольшая ажурная башенка метровой высоты, очертаниями до боли напоминающая Эйфелеву, стоял на ближайшем бугорке. Судя по всему, львы использовали его как точилку для когтей, потому что контейнер для образцов, за которыми и пришла группа Тарабцева, был выворочен из пазов с корнями и в поле зрения отсутствовал.
К несчастью, контейнер был единственным модулем космического зонда, который теоретически выворачивался с корнями, поскольку был по определению съемным.
— Тихо, командир, не все так плохо, — заговорил Саня. — Контейнер сперли не львы. Сюда погляди…
Тарабцев поглядел. Действительно, вон отпечаток в грунте — это увесистый контейнер упал на траву и вмял ее в почву. А вот кто-то небольшой, но однозначно упорный потащил его волоком. След иногда прерывался, но в целом был достаточно заметен. Особенно отчетливо он был виден посреди циклопической кучи навоза, в которой копошились крупные черные жуки.
— За мной! — скомандовал Тарабцев, хищно щурясь.
Далеко ходить не пришлось: уже метров через двести оставленная контейнером бороздка уткнулась в нору, вырытую посреди жиденьких зарослей кустарника. Благополучно вырасти кустарнику была явно не судьба: кто-то его регулярно обдирал и вытаптывал.
Саня опустился на четвереньки и заглянул в нору, подсвечивая нарукавным фонариком.