– Пойду за тобой, буду ходить по пятам.
– Не позорься.
– А мне все равно!
Анна торопливо влезла в калоши и натянула ватник. Встала в полной боевой готовности. Сердце заходилось в груди, как будто места ему там не хватало.
– Хорошо. – Верка стремительно прошла в глубь дома. Анюта даже не успела сообразить зачем.
Дочь вытащила из глубины шифоньера запасные ключи, потом схватила те, что висели на гвоздике у дверей. Подошла к матери вплотную, посмотрела черными волчьими глазами и толкнула ее со всей силы в грудь. Аннушка упала. Пока неуклюже возилась, обливаясь слезами и пытаясь подняться, услышала, как снаружи запирается дверь. Заметалась по дому, попыталась вылезти через окно, чтобы за Веркой бежать, но застряла – в узкую щель не пролезть. Кое-как втиснулась обратно.
Анна сидела, глядя в темноту всю ночь напролет, и слышала внутри пустой головы все те же Манины слова. Права была подруга, права. Нельзя перечеркнуть происхождение человека, а она слишком настырно желала оставаться слепой. Слишком сильную любовь питала к единственному ребенку – не замечала пагубной природы, не пыталась бороться с ней. От самой себя скрывала догадки и не подпускала тяжелых мыслей. Жить в мире иллюзий было легче, чем заглянуть правде в глаза.
Рассвет занимался понемногу. Запели первые петухи. Во дворе было по-прежнему тихо и пусто – Веры и след простыл. Не пришла она ни в разгар дня, ни вечером. Снова стало темнеть, и Анюта сходила с ума от своей беспомощности. Кричать было стыдно – кому же скажешь, что собственная дочь посадила тебя взаперти? Да и вряд ли кто-то услышит, единственное окно смотрит в лес.
Пока Веры не было дома, она не могла ни спать, ни есть. А теперь еще в голову лезли самые страшные мысли. Ее глупая девочка попала в руки к недобрым людям. И кто знает, что с ней теперь? От беспокойства Анюте стало плохо. Подскочило давление, закружилась голова. А к ночи – второй подряд без Веры – страхи усилились. Анюта не могла больше ждать. Достала топор и без труда высадила оконную раму – в одну створку, как Верке, ей было не пролезть. Окно вылетело со звоном, залаяла соседская собака. Анна не думала о себе. Не обвиняла дочь. Ей нужно было только одно – чтобы Вера оказалась жива и вернулась домой целой и невредимой. Она тяжело влезла на стул, с него шагнула на подоконник, хотела вылезти потихоньку, бежать на поиски, но оступилась и мешком рухнула вниз.
Она лежала на земле под окном дома, в котором выросла. Из живота, того самого чрева, которое приняло и выносило новую жизнь, торчал длинный, как меч, осколок стекла. Анна жалела лишь об одном – что Господь не забрал ее мгновенно, снова заставил мучиться. Как будто и без того на ее долю выпало мало страданий. Она беззвучно плакала о своих родителях, которые предали ее, позволив себя погубить, о собственной жизни. Кто останется на этой земле после нее? Будет ли продолжение? Или многострадальный род так и оборвется на Вере – беспутной девочке, дочери своего отца. Если так, все было напрасно. Анна не проклинала свою судьбу, но и благодарить перед смертью Бога за отведенное ей время уже не могла. Не было на то ни одной причины…
Если бы не Маня, обеспокоенная тем, что несколько дней не видела и не слышала соседку, неизвестно еще, сколько пришлось бы бездыханному телу лежать на сырой земле. Но приятельница не выдержала, пошла к Аннушке во двор. Долго колотила в запертую дверь, кричала. А потом на свою голову решила обойти избушку, попробовать заглянуть в окно: вроде соседи никуда не уезжали, да и не было у них ни родственников, ни друзей…
Анну всей деревней оплакали. Организовали похороны как положено. И батюшку из поселка привезли, и всех соседей на кладбище собрали. Не было только одного человека – Веры. И никто не знал, где ее искать.
Дочь Анны явилась домой только на пятые сутки. Цветущая, веселая. На пороге избы, завернувшись в ватное одеяло, сидела баба Маня. Дверь за ее спиной была открыта – Вера не сразу увидела, что замок выломан раз и навсегда.
– Нагулялась? – Маня мрачно взглянула на молодую соседку.
– Еще как! – Вера защебетала, сверкая черными глазами. – В городе так хорошо! Мы там…
– Замолчи! Идем, к матери тебя отведу.
Шестнадцатилетняя девочка с волосами цвета воронового крыла долго лежала на свежей могиле, обняв ее и прижавшись щекой к земле. Поливала рыхлый холм горячими слезами, просила прощения.
Чувствовала ее слезы Анна, крепко спящая глубоко под землей, или нет, не известно. Да и какой от этой сырости прок?
Часть 3
Глава 1
Время, время… Вечно оно утекает сквозь пальцы, сколько ни пытайся его поймать. Казалось, пройти медицинское обследование и получить заключение о возможности стать приемными родителями – сущий пустяк. Где только не говорили и не писали о том, что давно упростили все процедуры: лишь бы находились желающие усыновлять. В школе приемных родителей предупреждали, что придется потратить на бумаги всего пару недель. Только потом, задним числом, Молчанова поняла, о каких «двух неделях» шла речь – нужно было брать отпуск и заниматься исключительно походами по поликлиникам и прочим инстанциям.
Медицинские учреждения придерживались на редкость изощренных часов приема, и бегать приходилось по всей Москве. В диспансере то был нужный врач, зато не оказывалось секретаря с печатью, в поликлинике то удавалось получить направление к специалисту, но в отместку ломался флюорографический аппарат, то в удобное время принимал терапевт, но тут же выяснялось, что придется делать прививки, прежде чем идти к нему на осмотр. При этом медицинских специалистов из всех возможных проблем со здоровьем потенциальных усыновителей интересовала только одна – мнимое бесплодие супружеской пары. Олегу с Машей начинали сочувствовать. Советовали ЭКО, намекали на суррогатных матерей. Узнав, что с репродуктивными функциями полный порядок, понизив голоса до интимного шепота, просили не заниматься ерундой, просто забеременеть и родить, как делают все нормальные люди.
И только юный нарколог проявил исключительно профессиональный интерес.
– Пьете? – подозрительно сощурившись, спросил он Молчанову.
– Алкоголь? Да, бывает.
– Много?
– Нет.
– Ну, знаете, – он возмутился, – немного – понятие относительное. Сколько бокалов вина или рюмок водки в неделю?
Маша оказалась неподготовленным пациентом: в голову не пришло заранее посчитать. Да еще именно в винно-водочном эквиваленте.
– Думаю, пару раз в неделю по бокалу вина.
– А точнее?
– Точнее: два бокала вина в неделю.
– Поня-я-ятно.
Маша видела, что он не поверил. Да и сама она сомневалась в точности «недельной» нормы: иногда месяцами не притрагивалась, а иногда праздники шли один за другим. И тогда могло случиться отнюдь не вино, а виски или коньяк.
Самое удивительное, что аналогичная информация об Олеге доктора почему-то не волновала. Молчанова даже расстроилась: по всему выходило, именно ее опухшая физиономия и мешки под глазами – шутка ли встать каждый день в шесть утра, чтобы до пробок доехать до нужной поликлиники, если обычно твой день начинаешь в десять, – наталкивали врача на подозрительные мысли. Или, возможно, пристрастие мужчин к алкоголю считалось их законным правом? Многие отцы пьют, и ничего. Вырастают дети. Главное, чтобы мать была в порядке.
Два месяца ушло на очереди, анализы, обследования, прививки. Наконец, изрядно потрепанная и забитая штампами-печатями бумага, на которой не осталось живого места, попала в финальный пункт – на стол главного врача центральной поликлиники.
– А что не своих? – не упустила шанса полюбопытствовать и эта пожилая дама, украшенная немыслимым количеством бижутерии.
– Свои уже есть, – отрезала Маша.
– Что же вам еще…
– Документы в порядке? – Олег не дал женщине второго шанса. – А то не дай бог все сначала, и закрутилось-понеслось!
– Все на месте. Успехов, – пожелала дама с ухмылкой.
По старинке дыхнула на печать и со всей силы пригвоздила бумаги, одну за другой, к столу.
Это была победа! Шесть месяцев действует документ, за полгода они обязаны найти ребенка. Еще немного, еще чуть-чуть – пройти процедуру обследования жилого помещения, забрать справки об отсутствии судимости – и можно идти в опеку за заключением и за направлением в дом ребенка.
Маша бежала к Новослободской улице, жадно глотая пыльный горячий воздух. Опрометчиво надетые на босые ноги туфли натерли ноги – она едва удерживалась от того, чтобы не скинуть обувь и не побежать по расплавленному асфальту босиком. Надо же так глупо попасться! Документы Олег заказал на портале государственных услуг еще два месяца назад. Теперь оставалось только заехать в Главное управление МВД РФ и забрать. На сайте писали, что справки выдают «до 18:00», и Маша прекрасно все рассчитала – эфир до пяти, потом сразу сюда. А вот теперь выяснилось, что двери закрывают без четверти шесть. Опоздаешь – твои проблемы, придется еще раз ехать на другой конец города.
Олег успел позвонить нерадивой супруге сто сорок раз: могла бы заранее рассчитать время или выбрать другой день. Его очередь давно прошла, свою справку он получил. И теперь ждал Машу, опасаясь, что с минуты на минуту его попросят освободить помещение.
Молчанова успела. Влетела раскрасневшаяся, растрепанная и плюхнулась в пластиковое кресло, скинув ненавистные туфли.
– Паспорт давай! – Олег тут же подскочил к ней.
– Держи!
Он бросился вместо нее к окошку. Пока жена доставала из сумочки бактерицидный пластырь, заклеивала противно саднящие раны, супруг развлекал шутками и прибаутками сотрудниц главного управления. Тетеньки веселились. Бумаги Молчановой отыскались в два счета. Маше осталось только поставить подпись о получении.
Ковыляя к машине с заветной справкой в руке, Маша сияла от счастья. Нет, не потому, что успела добежать до закрытия очередного учреждения – приехала бы еще раз. Она упивалась новым чувством спокойствия и любви – впервые в жизни, после стольких лет брака, появилась ощущение единого целого. Они с мужем хотели одного и того же, взявшись за руки, шли к одной цели. Пропал постоянный страх перед будущим, а заодно неуверенность в завтрашнем дне. Только в таком состоянии – теперь она знала точно – нужно рожать и принимать в семью детей. С Дашей так много проблем возникало именно потому, что ни она, ни Олег не были готовы к ее появлению. Не доросли. Приходилось взрослеть и умнеть на глазах у собственного ребенка.