— Дары — это хорошо. А вот на камень — плохо! — рассмеялись дружно.
— А где так долго пропадал-то? — вспомнил про второй вопрос бывший пират.
— На родину пришлось вернуться. С наследством разобраться, старые долги раздать. Там и жену нашёл, привёз в Псков.
Чуть отстал Горивой, удовлетворился услышанным? Вот и ладно, вот и хорошо, мы только этой версии всегда с женой и придерживались. Так что ничего нового никто и не узнает.
Задержались в гостях до следующего утра. Обещались заглянуть обязательно на обратном пути, только не уточняли, когда он будет, этот обратный путь. Впрочем, нас никто и не спрашивал. Не принято у пиратов лишний раз любопытствовать, могут неправильно понять. Или, наоборот, правильно. Сам запутался.
Осталось заглянуть в Данциг, проведать старого товарища Даниэля, жив ли он? Трувор меня уверял, что с ним всё в полном порядке, купцы наши точно так же продолжают вести с ним свои торговые дела. А вот на обратном пути, если будет такая возможность и не пропадёт желание, нужно будет обязательно посетить наши остроги на янтарном берегу. Появилось ли там что-нибудь новое, или всё осталось по-прежнему? Будет тогда, с чем идти к князю, о чём с ним разговаривать.
Глава 6
Что может быть в жизни лучше морского путешествия под парусом? Да ничего, особенно когда тебе не надо обдирать ладони и ногти о твёрдые просоленные канаты и парусину, когда можно ничего не делать и просто получать удовольствие от плавания. Сидишь на палубе этаким ленивеньким тюфячком, опершись спиной на борт, вытянув ноги, наслаждаешься свежестью морского воздуха, прогреваешь свои косточки на жарком летнем солнышке, а вокруг шуршат подневольные люди, что-то копошатся, стараются. Единственное, что тревожит, так это мысли о жене, как она там одна без меня справляется? Хотя тревожиться вроде и ни к чему, все мои друзья обещали за ней приглядеть, присмотреть, помочь, наконец. Помогли бы и так, без обещаний, но с обещаниями уже мне спокойнее. Укоризненный взгляд Бивоя стараюсь не замечать, понятно, что нарушаю строгий порядок на корабле такими своими полягушками, но ничего с собой поделать не могу. Забыл уже, когда в последний раз так хорошо расслаблялся. Ничего, потерпят моё раздолбайство ещё немного, всё равно скоро уйду в каюту, потому что долго не высидишь на нагретых досках палубы, очень уж ощутимо припекает сверху. Казалось бы, море вокруг, ветерок продувает, свежесть воды, вокруг дерево сплошное, а жарко до невозможности. А снова ёрзать задом по настилу за медленно убегающей от меня тенью, отбрасываемой парусом, дюже лениво. Надоело, лучше ещё чуток помучаюсь, и всё. А ветерок освежает, пока на ногах находишься. Только присел за борт, и всё — затишье. Как там в бочке на мачте наблюдатель выдерживает? Надо бы посоветовать менять их чаще на такой-то жаре. Вот устану лениться и пойду советовать нечто умное Бивою. А пока можно — полежу или посижу, что будет вернее. Короче, отдохну, и пусть весь мир подождёт.
Над головой тугое раздутое пузо заглотнувшего непомерный кус упругого ветра паруса, чуть выше небольшой бочки на самой верхотуре мачты гордо полощется псковский флаг. Изредка через борт вороньего гнезда перевешивается вихрастая, выгоревшая на солнце до белизны голова наблюдателя. Видно, скучно ему по сторонам смотреть, вот и поглядывает периодически вниз, чтобы хоть таким образом разгрузить глаза от солнечных бликов на тёмном, дать им небольшой отдых. Да, устаёт взор от солнечных зайчиков на волнах, слепнет. И припекает сверху не слабо. Надо бы для такого пекла над вороньим гнездом сделать что-то вроде тента из полотна. Нет, никак не даёт покоя мне моя же голова, всё разные мысли в ней крутятся, своим одуревшим от жары скрипом дремать мешают. Придётся вставать, напрягать капитана, пусть заботится о наших матросиках. Неужели только одному мне об этом думать?
Под такое звонкое солнечное пекло так и дошли до Данцига. Чем дальше на запад, тем жарче. По палубе невозможно ходить стало, безжалостное солнце выжарило из досок жёлто-прозрачную смолу, намертво прилипающую к обуви. На орудийной палубе даже пушечные порты открыли, чтобы хоть чуток продувало, проветривалось. Команда бойцов наверх не поднималась, люди предпочитали сидеть в кубрике. Там, внизу, хоть более или менее было прохладно. Душновато, конечно, но зато от днища тянуло бодрящим холодком, что на фоне стоящей наверху жары уже было счастьем. А что будет, когда южнее пойдём?
Мудрить не стали, Бивой сразу же подвёл струг к знакомому причалу. Задерживаться надолго не будем, о себе напомним, новости узнаем, и дальше пойдём.
Псков
Не по дням, а по прикладываемому труду всё дальше и дальше на север уходила от города первая настоящая в этих глухих местах дорога, пересекая водные преграды, огибая болота, распугивая птиц и зверей в доселе слывших непроходимыми чащобах. Уходили вдаль кабаны и лоси, сбегало в ужасе куда подальше мелкое зверьё, и только бестолковые утки со свистом резали воздух над головами копошащихся в пыли работников.
Далеко в стороны разносятся предостерегающие перекрики, упреждая шумное падение очередного подкопанного дерева. Тут же в дело вступает непрерывный уверенный перестук топоров, очищая ствол от ветвей, перемежается звонким взвизгом двуручных пил. Практически ничего не пропадает просто так, всё пойдёт в дело. Что-то на дрова, что-то на смолу, дёготь и уголь.
Если бы можно было посмотреть на дорогу сверху, ну хотя бы с высоты птичьего полёта, то можно было бы представить, что это ползёт вперёд медленно и упорно большая сороконожка с огромной головой, где в постоянном круговороте копошатся люди, валятся и распиливаются на хлысты деревья, выкорчёвывается кустарник, снуют туда-сюда грузовые телеги, подвозя на стройку песок и камень. Ну и длинный хвост из тех же телег, постепенно истончающийся и тянущийся до самого города. Везут туда ровные крепкие брёвна и возвращаются обратно, полностью загруженные ровным пилёным брусом, очень уж много приходится перекидывать мостов и мосточков через ручьи и речушки. А со всех сторон тонкими ножками тянутся к этому телу телеги с песком, засыпаются ямы, выравнивается полотно дороги.
И над этой строительной вакханалией несётся по округе разноголосый людской гомон, перемежаемый ржанием лошадей. Дымят кое-где костры прозрачным, еле видимым со стороны сизым дымком, распространяя по всей округе вызывающие обильную слюну вкусные запахи готовящейся похлёбки и каши.
Изредка можно увидеть, как по длинному извивающемуся телу стройки-сороконожки проходит что-то вроде судороги. Если снизиться, то в этот момент можно заметить на дороге небольшую кавалькаду всадников. Это князь со своими боярами и охраной проверяет сделанную работу, намётом проносится из конца в конец, обгоняя медленно тянущиеся телеги, периодически задерживаясь и выслушивая доклады старшин, осматривая готовые участки. Куда же без контроля?
Возвращаясь в город, князь с ближниками обязательно заворачивает лошадей к другой такой же крупной стройке на окраине города. Быстро спешивается и скорым шагом буквально обегает всю площадку. Ничего не скроется от острого княжеского взора. И всё молча, все разговоры потом, вечером. Нервно перебирают копытами недовольные короткой остановкой разгорячённые кони, далеко разносится возмущённое ржание. И опять в седло. Уносится во главе кавалькады дальше, в вихре пыли и грохоте копыт лошадей по новому деревянному мосту через Пскову-реку. Глухой дробный перестук на мгновение затихает под аркой крепостных ворот и вновь набирает силу за стенами, но уже частым звонким разноголосием подков по каменной брусчатке Крома.
Движется вперёд строительство университета, уже фундамент подготовили, завезли нужное количество кирпича, скоро начнут поднимать стены учебного и жилого корпусов. В отличие от строящейся дороги здесь тихо, не слышно ругани, очень уж строга боярыня, не любит крепкого словца. И княгиня почти каждый день сюда приходит. Интересно ей, повадилась с людьми разговоры водить, от работы отвлекать. Где в Кроме такое развлечение найдёшь? Ещё день-другой, и начнут расти вверх стены, а пока ведутся подготовительные работы. Просеивается песок через специально для этого сделанную кузнецами сетку, отбрасываются в сторону камушки, ссыпаются в кучу. Всё пригодится, всё пойдёт в дело.
Северное море
В Данциге немного размяли на берегу косточки, погуляли по твёрдой земле. Встретился с Даниэлем. Старый знакомец выглядел неважно, постарел. Пронеслись беспощадные годы над головой старого купца, унесли с собой пышную когда-то шевелюру, выбелили остатки редких волос. Лишь острый ум в прищуренных глазах напоминал о прежних годах.
Подросли и дети почтенного купца. Дочка покинула большой отцовский дом, вышла замуж, а сын готовился полностью перехватить бразды правления торгового дома почтенного семейства.
— А ты совсем не изменился. Каким был, таким и остался, в отличие от меня. Видишь, как я постарел? Силы уже не те, слаб стал. Только на сына вся надежда, что не пропадёт дело моё, — продолжился разговор в том же самом издавна знакомом кабинете у закопчённого камина. Тянутся к огню бледные руки в узлах вен, потирают ладони друг дружку в старческом ознобе. — Ты уж не обижай его, если что. Присмотри.
— Куда это ты собрался? На покой? А не рановато? Мы с тобой ещё поторгуем! А то хочешь, собирайся. Сходим вместе на юг, косточки прогреешь-прокалишь под тёплым солнышком. Мы делом займёмся, а ты на судне отдохнёшь, на горячем песочке поваляешься. Заодно и новые места посмотришь, ведь не был же там, куда мы идём.
— Ну куда я с вами пойду? Стар уже и мешать не хочу. Ты же не просто отдыхать собрался? Для отдыха столько воинов с собой не берут.
— Уже и доложить успели. Хорошо у тебя служба налажена.
— А ты как думал? — весело, по-молодому рассмеялся Даниэль. — Всех посчитали, оружие и броню посмотрели, доложили, пока стол накрывали. На судно только не удалось пробраться. Не пустили.