Метнулся вниз, до боли растягивая в полуприсяде связки ног, помогая в передвижении руками, выпрямился в каюте, подхватил своё оружие, тут же зарядил и осторожно выглянул на палубу. Бивой молодец, вовремя сообразил, спрятался. Меня увидел, только кулаком погрозил. Ну да ему можно, пускай грозит, тем более прав он со всех сторон. Вот эти мысли и промелькнули у меня в голове, пока осматривался. Вражеские стрелы по дереву глухо постукивают, высунуться не дают. Может, дать пару залпов картечью, и всё? Ловлю взгляд Последа. Видимо, мои мысли у меня на лбу написаны, потому что он яростно крутит головой и состраивает такую уморительную физиономию, что я даже фыркаю, несмотря на серьёзную обстановку вокруг. Ладно, посмотрим. Где там разбойники? Так же на четырёх костях быстрой ящеркой проскальзываю к борту, постукивая о доски палубного настила арбалетами. Это я написал так красиво, а на самом деле пропыхтел как паровоз. Теперь можно и выглянуть. Успеваю убрать голову до того, как прямо над моей макушкой рассерженным шмелем жужжит стрела. Ах вы! Опытные, не первые мы у них. Но будем последними.
Ловлю глазами взмах руки Последа. Над бортом вырастают наши щиты. Только не корабельные защитные, а личные, что у каждого воина есть. Дробный перестук стрел превращает гладкое дерево в ощетинившихся дикобразов. Второй взмах, в узкие щели между бортом и щитами выглядывают арбалеты, щёлкают одновременно и прячутся. Опускаются щиты. Короткая пауза, и новый залп, после которого бойцы поднимаются в полный рост и, по-прежнему прикрываясь щитами, продолжают прицельную стрельбу. Хотя это уже не стрельба, а скорее упражнение на меткость — кончился противник. После второго залпа.
Стук за спиной заставляет обернуться, даже спина мурашками покрылась. Фу-х! Это Бивой команду своим матросикам дал, и те сейчас спешно бортовые щиты поднимают. Зачем? Хотя пускай потренируются, теперь тренировка не помешает. Да и нашему капитану защита будет, потому как надо к пиратам пристыковываться, добычу осматривать.
А бойцов гонять и гонять надо, заодно и сам втянусь, к местным реалиям привыкну.
Раненых добили, хватило живых пленных.
Судно купеческое, шло с грузом вина как раз из того самого Бордо, куда мы и направляемся. Такая вот гримаса судьбы.
На островах купец должен был распродаться и на обратную ходку загрузиться овцами.
А вот внизу на вёслах с удивлением обнаружили команду гребцов-рабов. Сборная солянка, кого тут только не было. Кроме наших земляков. Даже арабы в количестве двух грязных, обросших спутанными волосами человек присутствовали. И ещё четверо бывших соотечественников скоропостижно умершей команды, разбойничьим образом когда-то давным-давно захваченных на море.
Кормчий, он же владелец судна и товара, выжил, как выжили и несколько самых хитрых разбойников из его шайки, вовремя сообразивших укрыться, когда казавшаяся такой лёгкой добыча показала свои острые зубы.
Не знают бедолаги нашего флага, а теперь уже поздно. И не узнают.
Пленных, кроме капитана, под замок, всё ценное, а его было немного, перегрузим на своё судно. Что делать с вином? А куда мне его девать? К себе перегружать, так бочки неподъёмные, намаемся с ними, пусть пока так и остаются у себя на борту.
Самый главный для меня вопрос: как с трофейным судном поступить?
Оставить его в море или сжечь просто так рука не поднимется, ведь это вполне себе ликвидный товар в любом, ну почти в любом, местном порту. Если есть время на его продажу, конечно. Так что же мне делать? Продавать? И время терять не хочется, и с упавшим в руки добром грех просто так расставаться. Чемодан без ручки. Опять же вино в его трюме…
Нет, корабль продавать не буду. Самому пригодится. Только как его к берегу довести? Крутится в голове неплохая идея, осмыслить бы её, да времени пока нет, заботы одолевают.
Ладно, нечего горячку пороть. Сейчас успокоимся, разберёмся с текучкой и хорошо подумаем…
А вот кормчего у себя оставлю, пусть пока поживёт. Кто нам ещё путь в Бордо покажет да о местных реалиях мне расскажет? Пока полезен, пусть дышит.
Глава 7
Пришлось ещё немного задержаться, пока решали судьбу бывших рабов на трофейном корабле. Громко сказал, решали. Решили-то мы её на раз, как только обнаружили их на вёслах внизу, а вот расстаться с ними сразу же никак не получилось. Лодок на борту не оказалось, что их, через борт выкидывать? Рука не поднимается. Придётся пока оставить на корабле и присматривать за ними в оба глаза. Понимаю, что сам себе проблему на пустом месте создаю, но как-то не могу их просто так за борт отправить. Не по-человечески это, они-то вообще ни при чём, оказались не в том месте и не в то время, под руку попались. Так что же их как кутят топить теперь? Нет, не стану я этого делать, как бы на меня мои товарищи ни косились.
Сначала эти грязные измождённые бедолаги никак не могли поверить в то, что мы их отпустим, потом в то, что отпустим бескорыстно.
Не хотите верить, не надо, убеждать ни у кого из нас желания не нашлось. Да и общаться с ними никто не захотел из-за запахов, побоялись подхватить какую-нибудь заразу. Так я в этакую отмазку и поверил. В трюм-то почти каждый из команды спускался, и почему-то не побоялся в тот момент, любопытство пересилило. Сказали бы правду, мол, языка не знаем, потому и не хотим с ними разговаривать. Конечно. Ну а мне деваться некуда было, сам же эту кашу заварил.
Бывшие пленники правильно сделали, что не поверили, потому что мало ли какие мысли могут нам позже в голову прийти? Передумаем и продадим! Это для нас чушь, а для них вполне нормальная жизненная ситуация. Поэтому пусть осторожничают, только желательно, чтобы глупостей не натворили, иначе всем им не поздоровится. Совсем. Так и сказал, пусть обдумывают.
Да и меня сомнения глодали, а ну как освобождённые от рабского ошейника соберутся с духом, захватят ночью уже моё трофейное судно и удерут, когда опомнятся и соображать начнут? И зачем я такой сердобольный? Что я их пожалел? С какой такой головной боли? Передумать, что ли?
Для такого случая пришлось вытащить из каюты труворовского безопасника. Совсем на палубе не показывался, окаянный, стеснялся, что ли? Или совесть замучила? За всё время нашего плавания я его наверху и не видел, сидел боярин тихой мышью в своей каюте, и не слышно его, и не видно. Даже при этой стычке не проявился.
Я потихоньку Бивоя расспросил, выходил ли он на воздух, пока мы по острову гуляли? Выходил, оказывается, такой нехороший человек, и даже очень активно с жителями рыбацкой деревушки общался. А как только мы на берегу появились, так снова и скрылся за плотными дверями своей каюты. И что? Так и будет всё время взаперти сидеть? Надо этот узел распутать, впереди столько дел, и нам без его специфического опыта трудно придётся. Пора ему в работу включаться.
Так что очень настойчиво, в порядке приказа пригласил Горивоя наверх, предоставил полную возможность вволю пообщаться как с пленными моряками, так и с бывшими рабами.
Потом послушал умные выводы: «Пиратов пинком в море, и пусть благодарят, что живыми отпустили. Освобождённых на корму в закуток и под замок, чтобы не шлялись по палубе, если нет у тебя желания их вслед за бывшими хозяевами мыться отправить. Трофей на буксир и… малым ходом вперёд. В первом же порту живой балласт на берег, товары и корабль продать».
А что? Всё верно! Но как-то не так.
Подумал ещё немного, помолчал, походил туда-сюда по палубе, попинал в раздумье попадающиеся под ноги какие-то тряпки.
Кстати, а почему на палубе разный хлам валяется? Почему не убрали? Нашёл взглядом Бивоя, а тот уже сообразил, сориентировался, командует. Почему сразу этого не сделал? Ладно, позже ему личный выговор сделаю, когда наедине с ним останемся.
Так, кое-что в голове вырисовывается, проясняется. Подшагнул к Горивою и тихонько с ним свои новые задумки обговорил. Сырые они пока, черновые, обдумать их ещё необходимо, вот пусть он себе голову и поломает.
Поначалу боярин сразу же начал противиться, потом, правда, опомнился, задумался, переспросил меня несколько раз, ещё хорошо подумал и махнул рукой. Мол, делай как знаешь. Вот и ладно, сделаю.
В конце концов решил никого из бывших рабов не запирать, оставить всех на трофейном борту и вместе двумя кораблями тихонько дойти до материка. Пусть поработают матросами напоследок, отработают, так сказать, свою свободу.
А там за добросовестную работу я им ещё и небольшое вознаграждение выдам. Такому моему необычному для этого времени решению народ сильно удивился. Это зачем с рабами деньгами делиться? Пришлось объяснить.
— Ну гляньте вы на них, совсем пропащие бедолаги, жалко же страдальцев. А так хоть какая-то помощь для них на первое время и небольшая моральная компенсация за потерянные в рабстве годы. Да и совсем уж много я им денег не дам, так, чтобы с голоду сразу не померли.
Таких моих слов никто, само собой, не понял, но противиться этому решению не стали. Попробовали бы. Горивой только искоса глянул и хмыкнул непонятно. Да я уже и сам себя не в своей тарелке ощущаю со всем своим милосердием. Но не отступать же?
С захваченным судном вроде бы как определился, продавать его не буду. Проснулось моё земноводное, придушило, заставило мозгами шевелить, натолкнуло на мысли умные. Хотя от денег я бы сейчас не отказался. Мне их теперь много понадобится.
Бывшим рабам корабль тоже ни к чему, нема у них золотого запасу для выкупа, да никто им его выкупить и не предлагает. Лишь арабы немного помялись, но промолчали. Но и тут всё понятно. Для них единственный вариант выжить — этот корабль. Но! Он больших денег стоит, которых они не имеют, это первое. Если и имеют, то попробуй ещё доберись до этих денег. И второе, вдвоём с судном они не управятся, а если их высадить вместе с остальными на берег, то долго не проживут. Это третье. До первого встречного жителя. Порвут арабов на клочки. А больше и деться им некуда. Есть, правда, ещё один выход — проситься ко мне на службу, но его я озвучивать не буду, пусть сами решают. Хозяин — барин. Время на раздумье у них пока есть.