а мы, собственно говоря, вот так, дуром, премся?
Но тут последовала команда «По машинам!», и мы побежали каждый к своей. В первую очередь Мише-механику сообщаю про минное поле, что, мол, березки, смотри в оба. За то время, пока мы были у комбата, кухонная команда привезла свежий хлеб и раздала его каждому экипажу. Мы заняли места в танке, разломили буханку и всю ее съели. Позавтракали! Передние машины между тем уже тронулись и, выходя из леса, начали развертываться фронтом к широкому открытому пространству, заминированному нашими саперами. Сколько я перископом ни вертел, а никаких березок на нем не увидел. Но танк едет, никаких подрывов на минах вроде бы нет, а потом танк стало больше качать и даже подбрасывать. Надо полагать, пошла первая полоса немецких укреплений. А где же деревня Шнаево?
Слева метрах в пяти от моей машины шел танк младшего лейтенанта Махяддина Гуссейнова, азербайджанца из Баку; еще левее танк командира роты старлея Кожара. Смотрю, а из башни его танка протянулась длинная строчка трассирующих пуль, потом бухнул выстрел из пушки, и что тут началось! Все машины справа вдруг почему-то стали все ближе и ближе подходить к моей, причем больше стреляли из пулеметов, чем из пушек. Я смотрю через перископ — вроде бы и стрелять-то не в кого, впереди одни кочки и кусты, но, может быть, кому-то из них виднее было… Голоса командира роты я не слышал, видимо, рация вышла из строя. Поэтому через ТПУ кричу водителю, чтобы сам смотрел, куда нам ехать, но чего он промычал в ответ, я в шуме так и не разобрал.
В итоге стали мы ехать поперек немецких траншей, и танк начало изрядно трясти и бросать, словно мы на корабле в шторм попали. Потом мы словно куда-то провалились, и вокруг танка поднялись клубы пыли. По-видимому, раздавили немецкий блиндаж. Вылезли из этой ямы, мотор зарычал, и мы рванулись к уже близкому лесу. Танки слева и справа шли очень тесно. Мы прямо-таки утюжили немецкие позиции и, может быть, хотя бы этим им навредили.
Уже на подходе к лесу я почувствовал резкий удар в башню, и тут же что-то затрещало по броне, словно бросили горсть мелкого пороха на лист жести. В головных телефонах сразу же все смолкло, а меня словно холодом обдало. Завертел перископ, чтобы увидеть, откуда в нас попал снаряд, но так конкретно ничего в нем и не разобрал.
Перед полосой леса танки нашей роты так сблизились, что, казалось, можно было зацепиться бортами. Все машины остановились, продолжая стрелять, и все пространство перед танками было сплошь прошито огнем наших пушек и пулеметов.
Я попытался опять связаться по рации с комроты — молчание в наушниках; стал вызывать по переговорному устройству моего водителя — и здесь молчание. Значит, от вражеского снаряда, ударившего, вероятнее всего, в корпус танка, была повреждена электропроводка и ТПУ вышло из строя. Через перископ вижу, что командирская башенка на танке нашего командира роты вращается туда-сюда, скорее всего, чтобы привлечь к себе наше внимание. Что делать дальше, никто не знает. Значит, и рация комроты тоже вышла из строя? Все танки стоят, ведут вялый пушечный огонь, но, конечно же, командиры следили через перископы за машиной ротного. В этот момент я увидел, как откуда ни возьмись бежит наша медсестра батальона Аня Дунаева, подбегает к люку механика-водителя машины соседней с танком комроты и что-то говорит водителю, потом, пригнувшись, побежала ко второй, третьей и остальным машинам, а из башен в это время то очереди пулеметов, то выстрелы пушек. Когда же она подбежала к нашему танку и нагнулась было к люку водителя, башнер Гаври-лов, не видя ее под пушкой, бабахнул, а я не успел его предупредить. Аня ухватилась за уши и свалилась под нос танка. Через несколько секунд я увидел, как она поднялась и, все еще держась руками за уши, тяжело побежала дальше, пропустив машину справа рядом с моей. Так я и не узнал, что передавала Аня Дунаева и куда она делась после этой минутной заминки нашей роты.
Только потом мне сказали, что она вроде бы в плен попала.
Зато я увидел, что на командирской машине откинулась крышка люка, и из башенки высунулась рука ротного, зажатая в кулак. Кулак грозно помотался вперед-назад-вперед, и все поняли — вперед через лес! А лес, конечно же, был начинен вражескими землянками и складами.
Я нагнулся к башнеру и прокричал ему в ухо, поскольку ТПУ не действовало, чтобы он толкнул ногой водителя — дескать, вперед, — он поймет. Все танки, как застоявшиеся кони, вдруг рванули, взревев моторами, и двинулись на стоявшие стеной перед нами сосны. Пушки изрыгали снаряд за снарядом, от сосен летели брызги щепок и сучьев. Танк носом переламывал сосну толщиной в телеграфный столб, сосна переваливалась через башню, а идущий позади танк наползал на нее, почти забираясь на спину перед ним идущего танка. Передний выползал из-под навалившейся сосны и освобождался от наседавшей со спины машины, которую в этот момент бросало, как с крутой волны. А этот передний уже переломил другое дерево и накрылся другой сосной, по которой опять начинал ползти танк, идущий за ним следом… Внезапно мой танк провалился в какую-то нору, а пылью заволокло всю башню — это разрушили еще одну землянку или блиндаж. Опять и опять наш механик-водитель умудрялся упорно двигать наш танк дальше, снова взбираясь на поваленные сосны и снова проваливаясь… И так, пока не проломились мы через всю лесопосадку и не вырвались на просторную долину, исполосованную гитлеровскими траншеями, ходами, окопами, едва различимыми из-за маскировки. Начиная от нашей роты и далеко влево, вся эта долина была перекрыта пылящими и дымящими танками, как будто серыми, посверкивающими выстрелами утюгами и словно бы густой сетью трассирующих огней, которая, колыхаясь, висела над долиной. С первого взгляда мне показалось, что долина с траншеями и окопами сама движется, уползает назад, а танки, накрытые сетью, стоят неподвижно. Но это было только мгновение в моем мозгу.
Вырвались на простор, вижу слева далеко внизу в овраге вроде бы какие-то дома и старая церковь, а прямо по курсу опять поле и дальше на холме тоже какие-то дома. Но без сведений разведки мы накатывались на весь этот немецкий укрепрайон буквально лоб в лоб, а они этого, конечно, ожидали и встретили нас прицельным огнем. Не успели мы даже и движение-то начать, как то тут, то там задымили подбитые наши машины!
Слева вдали виднелась насыпь железной дороги, и я еще подумал, что это и будет для нас ориентир. А совсем близко по-прежнему шел танк младшего лейтенанта Гусейнова, из башни которого полосовал длинными очередями пулемет, и непрерывно сверкала выстрелами пушка. Пулеметные огневые трассы из его танка косили то по окопам, то взмывали пологой дугой вперед, куда стреляло орудие.
Развернув перископ вправо, я увидел метрах в ста от себя, кажется, танк, где пулеметчиком был сержант Гайворон. Танк резко завернул перед снарядной воронкой и вдруг остановился. Неужели его подбили и сейчас он вспыхнет? Но эта остановка была считаные секунды, танк опять рванулся вперед, пушка полыхнула огнем, а пулеметные очереди зачастили прерывистой трассой в густой кустарник в небольшой ложбинке перед нами.
В эти секунды мы правым бортом надвигались на большую воронку от авиабомбы, и, если бы мой водитель Герасимов сию же секунду не принял чуть влево, танк перевернулся бы кверху гусеницами… Но Герасимов уже упредил мои опасения, и машина ушла плавно от воронки, миновав небольшой травянистый бугор по левому борту. За ним я вдруг заметил, как закопошились, перебегая, согбенные серые фигурки немцев у пушки, которая возникла перед нами из-за метровой земляной стенки, покрытой дерном. Я застучал по плечу башнера Гаврилова и кричу ему в ухо: «Впереди пушка!.. Очередь!»
А забыл я сказать, что, после того как у нас вышло из строя переговорное устройство и мы, можно сказать, как оглохли, я условился с Гавриловым — стукну ладонью ему по шлему, он должен стрелять из пушки, а похлопаю по плечу — стрелять из пулемета. Дело в том, что Гаврилов из-за перенесенного им ранения забывал стрелять из пушки, если вел стрельбу из пулемета, и наоборот, а поэтому я и вынужден был кричать ему на ухо и напоминать.
И вот мой Гаврилов длинной очередью как врезал по немцам, и в это же мгновение наш водитель расшиб танком земляное укрытие и всю пушку им проутюжил гусеницей, пройдясь по сошникам и казеннику.
Развернул я на секунду перископ назад, а там задранный вверх ствол пушки и какие-то разбросанные, переломанные жерди или оглобли… Глянул влево — там насыпь, как шла, так и идет, а впереди опять лес и густые кусты. Гаврилову указал цель — у насыпи справа ближе к кустам — кирпичный дом без крыши, за ним едва заметные вспышки огня, вероятнее всего, пушки, стреляющей вдоль насыпи. Тот перенес огонь нашей пушки на этот домик, и после нескольких выстрелов во все стороны оттуда взметнулись кирпичи и пыль от завалившей его стены. Но одновременно с этим слева метрах в ста или меньше от нашего танка из кустарника появилась «Матильда», которая с задранной до отказа кверху пушкой, болтаясь на ухабах, прямо как робот, надвигалась тараном прямо на нас. Несомненно, водитель этого танка и, возможно, остальной экипаж погибли, но мотор продолжал работать, и машина так и двигалась неуправляемая, пока не опрокинется набок в траншею или не завалится в воронку. Уже осталось с десяток метров до нас, но мой водитель не видел надвигавшейся опасности. Я стал кричать ему: «Слева танк! Герасимов! Танк слева… слева!» — в надежде, что перекричу рев моторов и грохот орудия.
Башнер, услышав мой крик, подумал было, что это фрицевский танк, моментально стал разворачивать пушку, чтобы ударить по немцу… Я кричу Гаврилову: «Это наш танк!» — башнер понял, а то бы еще и поджег его… Мой танк плавно притормозил и начал было разворачиваться вправо — вероятно, водитель его уже заметил, но… избежать тарана все же не смог. Раздался грохот удара и скрежет брони о броню. К счастью, столкновение получилось скользящим вдоль нашего левого борта и не повредило направляющее колесо, а Герасимов сумел сманеврировать и увести наш танк от все еще идущего рядом с нами танка с мертвым экипажем. Кто были эти погибшие ребята — товарищи по оружию, принявшие смерть в том бою за деревню, я так и не узнал. Зато теперь мы шли значительно вправо от насыпи. Слева примерно метрах в 70 или 100 от нас в том же направлении двигались два «Валентайна», ближний к нам стрелял только из пулемета, а дальний вскоре скрылся за пригорком. Оставляя позади перерытое и проутюженное еще кем-то земляное укрепление, переломанные доски с обрывками проводов, мы вырвались из кустарника целы и невредимы. Вдали появился овраг, вдоль которого вилась ленточкой проселочная дорога, поднимавшаяся на пригорок и прямо в лесок за ним.