ать знакомых внештатных журналистов, которые работали в том числе и на «Женский журнал». Мне не повезло, на месте оказалась только одна из них, да и та ничего не знала об истории с печеньем. К сожалению, я не была знакома ни с кем из штатных сотрудников, кому можно было бы позвонить и узнать новости.
Время приближалось к полудню, и мне пора было выходить из дома. Я решила поменять местами пункты моего плана и отправиться сначала в магазин «Годива», а уж потом в редакцию «Глянца». Через балконную дверь было видно, что снаружи льет как из ведра. Пришлось надеть плащ и резиновые сапоги. В этом наряде мне, конечно, было далеко до Кэт Джонс, но, с другой стороны, я ведь и не разъезжаю по городу в лимузине с шофером. Я купила в газетном киоске возле станции метро «Ньюс» и «Пост», но ни там, ни там не было ничего о деле Пэтти. Час «пик» давно прошел, но в поезде почему-то оказалось много народу, и моя поездка до центра была далеко не приятной, всю дорогу я ехала, зажатая между горячими мокрыми телами.
В бутике «Годива», небольшом, обшитом деревянными панелями магазинчике на углу Пятой авеню и Пятьдесят четвертой улицы, не было ни одного покупателя. Я рассудила, что День матери уже прошел, приближается лето, и у них, наверное, мертвый сезон. На полках были выставлены классические золотые коробки всевозможных размеров, некоторые были просто перевязаны традиционной золотой резиночкой, на других красовались разные декоративные композиции. Я решила начать от входа в магазин и постепенно продвигаться в глубину, внимательно осматривая все коробки подряд. Я провела в магазине не больше минуты, когда в мою сторону направилась продавщица, негритянка лет тридцати с небольшим. Она поинтересовалась, чем мне помочь. Я сказала, что хочу купить коробку конфет в подарок подруге, но затрудняюсь с выбором. Она провела меня по всему магазину, показывая ассортимент. Я разглядывала коробки, но не заметила ни одной с белым или розовым цветком на крышке. Чтобы продавщица была поразговорчивее, я купила коробку трюфелей. Пока она проводила мою покупку через кассу, я спросила, предлагают ли они коробки, украшенные белым или розовым цветком.
— У нас есть только то, что выставлено в зале.
— Понятно. А эти украшения на коробках всегда одни и те же. Или вы их иногда меняете?
— Они меняются от сезона к сезону. Вы собираетесь подарить трюфели на день рождения?
— Вообще-то я хотела узнать, не мог ли небольшой белый цветок украшать одну из ваших коробок.
— Очень может быть. Мы иногда продаем коробки с цветами.
Продавщица дала мне сдачу, торопясь перейти к следующему покупателю, который только что вошел в магазин и сейчас стряхивал воду с зонтика.
— Этот цветок у вас с собой? Если бы вы мне его показали, я могла бы определить, наш он или нет.
Я сказала, что, к сожалению, не прихватила цветок с собой. Она натянуто улыбнулась с таким видом, как будто до нее только сейчас дошло, что я ненормальная. Я убрала пакет с покупкой в торбу и вышла из магазина.
От перекрестка Пятой авеню и Семьдесят четвертой до «Глянца» быстрее всего было добраться пешком, что я и решила сделать. Под ногами было сыро, с каждой минутой я все больше промокала, настроение у меня портилось все сильнее. «Что дальше?» — думала я. Совсем недавно я была уверена, что лепесток, который я нашла в конверте, отвалился от цветка с коробки «Годивы», но мне не удалось получить доказательство этого, а я так на него рассчитывала. Полиции проще, им только и нужно, что сравнить лепесток с цветком, который находится у них, у меня же такой возможности не было. А поднимать шум, не будучи уверенной, что моя догадка верна, не хотелось. Я задумалась, может, все-таки стоит захватить лепесток и вернуться с ним в магазин?
В редакции, когда я туда добралась, стояла мертвая тишина. Но это было естественно: мы вступили в период двух-, трехдневного затишья, которое всегда наступает после сдачи очередного номера в печать. Но сейчас было трудно сказать, насколько общее настроение объяснялось обычными причинами, а насколько — сумасшествием, царившим в редакции в последнее время. Выйдя из лифта, я дошла до угла и посмотрела на «оркестровую яму»: офис походил на город призраков. Потом я пошла кружным путем к своему кабинету, надеясь не встретить по дороге Лесли.
Мой кабинет на первый взгляд казался нетронутым, похоже, в мое отсутствие там никто не рылся. Я невольно задавала себе вопрос, настанет ли такое время, когда я смогу снова входить в кабинет без чувства брезгливости, смешанного со страхом. Я сняла плащ, стряхнула воду и повесила его на крючок, прибитый к внутренней стороне двери. Сапоги и зонтик я выставила в коридор и переобулась в туфли, которые принесла с собой.
Я пришла в офис, чтобы сдать статью, и собиралась покончить с этим поскорее, борясь с искушением исправить еще что-нибудь. Нэнси Хайленд начинает свою читку в половине четвертого, так что в три мне нужно выйти из редакции. Я надеялась, что мне удастся поговорить с Нэнси и узнать поточнее, насколько велики разрушения, которые оставляла после себя Хайди, прокладывая путь по жизни, а там можно будет решить, насколько разумно включать Нэнси в число подозреваемых.
Но что дальше? Мне не терпелось продолжить разработку варианта, связанного с Хайди, но в то же время я до сих пор не была на все сто процентов уверена, что иду по правильному пути. Чем больше я над этим думала, тем яснее понимала, что мне нужно идти одновременно двумя параллельными путями. Первый: мне нужно собрать все, какие только удастся, доказательства, подтверждающие мою версию убийства Хайди. Путь номер два: даже не доказав окончательно эту версию, я должна действовать, исходя из предпосылки, что она верна, и пытаться выяснить, кто же все-таки убил Хайди. Если тот же убийца послал Пэтти Гейлин «нехорошее» печенье, чтобы запутать расследование, то это означает, что он чувствует себя загнанным в угол. О том, какой шаг убийца может предпринять следующим, я и подумать боялась.
Я уже пообщалась со всеми людьми, которые занимали заметное место в жизни Хайди, я дважды обшарила ее квартиру, стараясь ничего не упустить, расспросила двух бывших любовников Хайди — Джоди и Кипа. Чего мне пока не удалось сделать, так это установить личность таинственного мужчины, любителя джаза и водки, дарителя драгоценностей. Сначала я думала, что это Кип, но теперь его явно сменил в роли любовника Хайди кто-то другой. Что-то мне подсказывало, что если я узнаю, кто он, то буду близка к разгадке.
Я взяла статью про Марки, прошла к кабинету Полли и опустила в почтовый ящик. Ни самой Полли, ни ее ассистентки не было видно. Вернувшись в свой кабинет, я заказала по телефону суп из морских моллюсков. Суп доставили, и я быстренько его съела, заев тремя пакетами маленьких и совершенно безвкусных галет, которые входили в комплект. Дожевывая галеты, я продумала свою дальнейшую стратегию. Во-первых, я воспользуюсь приглашением Кэт и поеду завтра в Литчфилд. Возможно, только возможно, мне удастся узнать там что-нибудь новенькое. Эта поездка даст мне отличную возможность как следует присмотреться к отношениям Кэт и Джеффа, и я смогу точнее оценить Джеффа как предполагаемого подозреваемого. Кроме того, поскольку Хайди бывала в литчфилдском доме и даже намеревалась принимать там таинственного любовника, быть может, на месте найдется что-нибудь разоблачительное. Шансов, конечно, было немного, но это все же лучше, чем шататься по Нью-Йорку, не имея никаких зацепок.
Что касается сегодняшнего дня, то после встречи с Нэнси Хайленд я собиралась еще раз побывать в доме Кэт. Сама Кэт на пути в Литчфилд, Джефф благополучно отбыл в Майами, но Карлотта должна быть на месте. Я возьму в художественном отделе фотоаппарат «Полароид», сфотографирую чертов лепесток и покажу фотографию продавщице бутика «Годива». Если повезет, то она подтвердит, что он некогда был частью цветка, украшавшего крышку коробки конфет.
Из офиса я вышла ровно в три часа. Книжный магазин на Медисон-авеню, где должно было проходить чаепитие за книгой, оказался одним из тех немногих независимых магазинчиков, которые каким-то чудом ухитряются выжить на рынке и не быть вытесненными крупными торговыми центрами. Я протиснулась к небольшой свободной площадке в глубине магазина, где Нэнси Хайленд уже начала чтение. Слушателей было человек двадцать, все женщины, они сидели на черных складных стульях или стояли, прислонясь к стеллажам с книгами. На небольшом столике стояла тарелка с итальянским печеньем, по-видимому, эта деталь была призвана напомнить, что мероприятие официально называется чаепитием.
Судя по информации на плакате, Нэнси читала рассказ, вошедший в сборник «Любовь любой ценой». Насколько я могла понять, опоздав на двадцать минут, речь шла о разведенной женщине средних лет, которая отправилась в отпуск в Северную Африку и там влюбилась в молодого руководителя туристической группы. Нэнси произносила каждое слово так веско, так серьезно, как будто читала роман «Мертвые» Джеймса Джойса. Я попыталась изобразить заинтересованность, но это было очень и очень трудно.
Хотя слушателей собралось немного, те, что пришли, проявляли энтузиазм; по-видимому, это были в основном друзья и поклонники Нэнси. Когда она закончила чтение, едва ли не каждый захотел подойти к ней поговорить. Я держалась в сторонке, дожидаясь, пока все поделятся мнениями и зададут вопросы, но две дамы застряли очень прочно, и минут через двадцать мне стало ясно, что в обозримом будущем они не уйдут. Я поняла, что надо действовать. Сейчас или никогда.
— Нэнси, добрый день, — сказала я, выходя вперед и протягивая ей руку. — Мы с вами встречались не так давно на приеме в доме Кэт Джонс. Мне очень понравилось, как вы читали.
Она с неприязнью посмотрела на меня. У Нэнси было маленькое веснушчатое лицо, такие лица выглядят очень мило, когда их обладательницам не исполнилось еще двадцати пяти, а потом они сморщиваются, как залежавшиеся персики. На Нэнси был костюм от Шанель, розовый с золотыми пуговицами; наверное, она выбрала его, стремясь компенсировать впечатление от лица.