Если бы мы были злодеями — страница 20 из 68

– Джеймс, это конец.

– Да.

– Что будем делать?

– Ничего. Пока ничего.

Сцена 3

На следующий вечер во время репетиции я не сводил глаз с Ричарда – и на сцене, и вне ее. Так уж получилось, что, когда он вновь перегнул палку, я был не единственным, кто наблюдал за ним.

Филиппа, Александр, Джеймс, Рен и я как раз закончили первую сцену второго акта, которая длилась довольно долго. Тут был и диалог Брута с Порцией, и разговор с Лигарием, и в промежутке – беседа Брута с остальными заговорщиками. Я и понятия не имел, как Джеймс умудряется помнить свои реплики.

Рен и Филиппа покинули подмостки и с любопытством смотрели на сцену из-за правой кулисы. Джеймс, Александр и я отыграли свое и направились в левую сторону: теперь мы нетерпеливо ждали нового выхода, стоя в душном полумраке.

Итак, сцена убийства.

– Как думаешь, сколько у меня есть времени? – спросил меня Александр хриплым шепотом.

– Покурить? – усмехнулся я. – Достаточно, если пойдешь прямо сейчас.

– Если я опоздаю, прикрой меня.

– Интересно, каким образом?

Он пожал плечами.

– Притворись, что забыл реплику, или что-то в этом роде.

– И вызвать гнев Гвендолин? Нет.

Рен вытаращила глаза и приложила палец к губам, и Джеймс толкнул Александра локтем.

– Замолчите, – шикнул он. – Вас слышно даже там.

– Какая у них сцена? – спросил Александр, понизив голос.

Ричард уже вышел на подмостки – без пиджака и галстука – и говорил со слугой, которого играл один из наших неисчерпаемых второкурсников.

– Кальпурния, – тихо ответил я.

Минуту спустя Мередит появилась между двух центральных колонн: босая, в красном шелковом халате. Ее руки были скрещены на груди.

Александр присвистнул.

– Вы видели ее ноги? Полагаю, у нас появился неплохой способ распродать билеты.

– Кстати, для парня, которому нравятся другие парни, ты отпускаешь слишком много гетеросексуальных комментариев, – заметил Джеймс.

– Я могу сделать исключение для Мередит, если она будет носить именно этот халат.

– Ты отвратителен. – Джеймс.

– Я умею приспосабливаться. – Александр.

– Заткнитесь, я хочу посмотреть. – Я.

Джеймс и Александр обменялись загадочными взглядами. Я предпочел проигнорировать их пантомиму.

Слуга Цезаря удалился, и заговорила Мередит:

– «Так что же, Цезарь? Думаешь идти!

Ты из дому ступить не должен ныне»[38].

Она стояла, уперев одну руку в бок, с мрачным, осуждающим выражением лица. Я продолжал наблюдать за ней и Ричардом.

– Мне только кажется, – прошептал Александр, – или Кальпурния сегодня немного на взводе?

– Я знаю лишь то, что они тоже репетируют, – ответил Джеймс, – но я бы предпочел, чтобы они оставили свои личные драмы в гримерке.

Мередит спустилась в Чашу и начала описывать свой сон: он звучал как угроза, а не предупреждение. Ричард, судя по выражению на его физиономии, ничего не улавливал.

– Ну, – сказал Александр, – я бы на это не рассчитывал.

Слуга вернулся на сцену. Похоже, парень боялся даже оставаться рядом с ними на подмостках. Мередит сердито взглянула на него, когда он заговорил с Ричардом.

Ричард:

– «Ну что авгуры?»

Слуга:

– «Хотят, чтоб нынче ты не выходил.

Они, вскрывая внутренности жертвы,

Никак найти в ней сердца не могли».

Ричард обернулся к Мередит.

– «Хотели боги трусость пристыдить:

Животным точно б Цезарь стал без сердца,

Когда б из страха пробыл дома день».

Он схватил ее за плечи, и она крутанулась в его хватке.

– Он что, и правда ее держит? – спросил я.

Ни Джеймс, ни Александр не ответили.

– «Нет, Цезарь не таков; опасность знает,

Что Цезарь сам опаснее ее.

Мы с ней два льва, рожденных в тот же день,

Но только я и старше и страшней…»

Мередит скривилась и издала короткий болезненный возглас, прозвучавший неприятно правдоподобно. Филиппа поймала мой взгляд с противоположной стороны сцены и едва заметно покачала головой.

– «И Цезарь все-таки пойдет». – Ричард.

Он взревел и оттолкнул Мередит с такой силой, что та потеряла равновесие и упала на ступени. Откинула руки назад, чтобы удержаться, – и вдруг раздался громкий треск, когда ее локоть ударился о дерево. Тот же самый мстительный рефлекс, который я почувствовал на Хеллоуин, заставил меня дернуться вперед – понятия не имею зачем, – но Александр вцепился в мое плечо, остановив, и прошептал:

– Полегче, тигр.

Мередит отбросила волосы с лица и посмотрела на Ричарда, чуть приоткрыв рот и широко распахнув глаза. Пауза затянулась.

– Это что еще такое?!

– Стоп! – закричала Гвендолин из глубины зала, ее голос казался пронзительным и далеким.

Мередит поднялась на ноги и ударила Ричарда ладонью в грудь.

– Что за черт?!

– Что за черт? – повторил он.

По какой-то непостижимой причине он казался еще более разозленным, чем она.

– Ты не контролируешь себя!

– Слушай, сцена очень важная, я увлекся…

– И решил бросить меня на, мать твою, ступеньки?!

Гвендолин бежала по центральному проходу, крича:

– Прекратите сейчас же!

Ричард схватил Мередит за руку и притянул ее так близко, что их носы почти соприкоснулись.

– Ты действительно собираешься устроить скандал? – спросил он. – Я бы не стал.

Я мысленно выругался, сбросил с плеча руку Александра и побежал к Мередит, Джеймс последовал за мной, но Камило добрался туда первым, выскочив из первого ряда.

– Ого! – воскликнул он. – Разойдитесь. Давайте, успокойтесь, ребята.

Он осторожно отодвинул Мередит от Ричарда.

– Что здесь происходит? – спросила Гвендолин, подойдя к краю сцены.

– Дик решил поимпровизировать, – ответила Мередит, отталкивая Камило.

Она вздрогнула, когда его рука скользнула по ее ладони, и взгляд ее метнулся вниз – капля крови выползла из рукава халата. Моя собственная злость – удвоенная и запутанная отчасти из-за Мередит, а отчасти из-за Джеймса – клокотала в груди. Я стиснул зубы, борясь с самоубийственным желанием швырнуть Ричарда в оркестровую яму.

– У меня кровь, – ровным голосом произнесла Мередит, глядя на красные пятна на кончиках пальцев. – Ах ты, сукин сын!

Она повернулась и откинула полосатый занавес, проигнорировав Гвендолин, когда та крикнула:

– Мередит, стой!

Гнев Ричарда тускнел и угасал, словно испорченная лампа. Теперь он выглядел смущенным.

– Перерыв на пять минут! – бросила Гвендолин остальным. – Нет, на десять. Устраиваем антракт. Ступайте!

Второкурсники и третьекурсники двинулись первыми: медленно приходя в себя от волнения и покидая зал по двое, они перешептывались друг с другом. Я почувствовал, что Александр нависает надо мной, и сделал глубокий, успокаивающий вздох.

– Камило, проверишь, все ли с ней в порядке? – попросила Гвендолин.

Он кивнул, а она повернулась к Ричарду.

– А ты извинись перед девушкой, – твердо произнесла она. – И да поможет тебе Бог. Не делай больше ничего подобного, или я попрошу Оливера выучить твои реплики, и ты будешь смотреть премьеру, сидя в зале.

– Прошу прощения, – пробурчал он.

– Не извиняйся передо мной, – раздраженно ответила Гвендолин.

Ричард кивнул – почти смиренно – и проследил, как она медленно идет к своему месту. Затем он, похоже, осознал, что мы пятеро все еще стоим рядом, уставившись на него.

– Расслабьтесь, на самом деле я ей ничего не сделал, – процедил он, и каждое его слово сочилось презрением. – Она просто злится.

Джеймс рядом со мной так сильно сжал кулаки, что у него задрожали руки. Я переступил с ноги на ногу, чересчур взволнованный, чтобы хоть как-то ему ответить, и продолжал смотреть на Ричарда. Александр напрягся, наверное, приготовился, если понадобится, преградить мне путь, если я кинусь на Ричарда.

– Господи, – сказал тот, когда никто из нас не ответил. – Вы все знаете, что она королева драмы.

– Ричард! – укоризненно воскликнула Рен.

Он бросил на нее виноватый взгляд, но лишь на долю секунды.

– Серьезно, – сказал он, оправившись. – Я что, должен извиняться перед вами?

– Нет, конечно, – произнесла Филиппа ровным голосом, который отвлек меня от биения пульса в ушах. – С чего бы? Ты прервал репетицию, испортил сцену, заставил Мило разнимать драку, возможно, порвал костюм, может быть, повредил декорации и нанес увечье нашей подруге… добавлю, не в первый раз. Теперь Оливеру, вероятно, придется разучить твои реплики, сыграть твою роль и спасти представление, когда ты вновь облажаешься. И у тебя хватает наглости обвинять Мередит в том, что она – королева драмы? – Она склонила голову набок; ее голубые глаза были холодны как лед. – Знаешь, Рик, люди не будут вечно мириться с твоим дерьмом.

Она повернулась к нему спиной раньше, чем он успел ответить, и исчезла за кулисами. Она озвучила то, что мы все хотели сказать, и напряжение немного спало. Я выдохнул. Джеймс разжал кулаки.

– Не надо, Ричард, – произнесла Рен, когда он снова открыл рот. – Не надо, – повторила она и последовала за Филиппой.

Ричард фыркнул и повернулся ко мне, Джеймсу и Александру.

– Что-нибудь еще? – спросил он.

– Нет, – ответил Александр. – Думаю, она перечислила практически все. – Он бросил предупреждающий взгляд на меня и Джеймса, после чего тоже ушел, по пути роясь в карманах в поисках клочка бумаги для самокрутки.

Нас осталось только трое. Джеймс, Ричард, я. Порох, огонь, фитиль.

Ричард и Джеймс некоторое время молча смотрели друг на друга, как будто меня здесь и не было. Молчание между ними было неустойчивым, ненадежным. Я ждал, гадая, чем все это обернется, и нехорошее предчувствие заставило мышцы под кожей снова напрячься. Наконец Джеймс едва заметно улыбнулся Ричарду – слабая вспышка торжества – и последовал за Александром. Взгляд Ричарда остановился на мне, и я подумал, что он способен прожечь в моей груди дыру.