– Джеймс, это конец.
– Да.
– Что будем делать?
– Ничего. Пока ничего.
Сцена 3
На следующий вечер во время репетиции я не сводил глаз с Ричарда – и на сцене, и вне ее. Так уж получилось, что, когда он вновь перегнул палку, я был не единственным, кто наблюдал за ним.
Филиппа, Александр, Джеймс, Рен и я как раз закончили первую сцену второго акта, которая длилась довольно долго. Тут был и диалог Брута с Порцией, и разговор с Лигарием, и в промежутке – беседа Брута с остальными заговорщиками. Я и понятия не имел, как Джеймс умудряется помнить свои реплики.
Рен и Филиппа покинули подмостки и с любопытством смотрели на сцену из-за правой кулисы. Джеймс, Александр и я отыграли свое и направились в левую сторону: теперь мы нетерпеливо ждали нового выхода, стоя в душном полумраке.
Итак, сцена убийства.
– Как думаешь, сколько у меня есть времени? – спросил меня Александр хриплым шепотом.
– Покурить? – усмехнулся я. – Достаточно, если пойдешь прямо сейчас.
– Если я опоздаю, прикрой меня.
– Интересно, каким образом?
Он пожал плечами.
– Притворись, что забыл реплику, или что-то в этом роде.
– И вызвать гнев Гвендолин? Нет.
Рен вытаращила глаза и приложила палец к губам, и Джеймс толкнул Александра локтем.
– Замолчите, – шикнул он. – Вас слышно даже там.
– Какая у них сцена? – спросил Александр, понизив голос.
Ричард уже вышел на подмостки – без пиджака и галстука – и говорил со слугой, которого играл один из наших неисчерпаемых второкурсников.
– Кальпурния, – тихо ответил я.
Минуту спустя Мередит появилась между двух центральных колонн: босая, в красном шелковом халате. Ее руки были скрещены на груди.
Александр присвистнул.
– Вы видели ее ноги? Полагаю, у нас появился неплохой способ распродать билеты.
– Кстати, для парня, которому нравятся другие парни, ты отпускаешь слишком много гетеросексуальных комментариев, – заметил Джеймс.
– Я могу сделать исключение для Мередит, если она будет носить именно этот халат.
– Ты отвратителен. – Джеймс.
– Я умею приспосабливаться. – Александр.
– Заткнитесь, я хочу посмотреть. – Я.
Джеймс и Александр обменялись загадочными взглядами. Я предпочел проигнорировать их пантомиму.
Слуга Цезаря удалился, и заговорила Мередит:
– «Так что же, Цезарь? Думаешь идти!
Ты из дому ступить не должен ныне»[38].
Она стояла, уперев одну руку в бок, с мрачным, осуждающим выражением лица. Я продолжал наблюдать за ней и Ричардом.
– Мне только кажется, – прошептал Александр, – или Кальпурния сегодня немного на взводе?
– Я знаю лишь то, что они тоже репетируют, – ответил Джеймс, – но я бы предпочел, чтобы они оставили свои личные драмы в гримерке.
Мередит спустилась в Чашу и начала описывать свой сон: он звучал как угроза, а не предупреждение. Ричард, судя по выражению на его физиономии, ничего не улавливал.
– Ну, – сказал Александр, – я бы на это не рассчитывал.
Слуга вернулся на сцену. Похоже, парень боялся даже оставаться рядом с ними на подмостках. Мередит сердито взглянула на него, когда он заговорил с Ричардом.
Ричард:
– «Ну что авгуры?»
Слуга:
– «Хотят, чтоб нынче ты не выходил.
Они, вскрывая внутренности жертвы,
Никак найти в ней сердца не могли».
Ричард обернулся к Мередит.
– «Хотели боги трусость пристыдить:
Животным точно б Цезарь стал без сердца,
Когда б из страха пробыл дома день».
Он схватил ее за плечи, и она крутанулась в его хватке.
– Он что, и правда ее держит? – спросил я.
Ни Джеймс, ни Александр не ответили.
– «Нет, Цезарь не таков; опасность знает,
Что Цезарь сам опаснее ее.
Мы с ней два льва, рожденных в тот же день,
Но только я и старше и страшней…»
Мередит скривилась и издала короткий болезненный возглас, прозвучавший неприятно правдоподобно. Филиппа поймала мой взгляд с противоположной стороны сцены и едва заметно покачала головой.
– «И Цезарь все-таки пойдет». – Ричард.
Он взревел и оттолкнул Мередит с такой силой, что та потеряла равновесие и упала на ступени. Откинула руки назад, чтобы удержаться, – и вдруг раздался громкий треск, когда ее локоть ударился о дерево. Тот же самый мстительный рефлекс, который я почувствовал на Хеллоуин, заставил меня дернуться вперед – понятия не имею зачем, – но Александр вцепился в мое плечо, остановив, и прошептал:
– Полегче, тигр.
Мередит отбросила волосы с лица и посмотрела на Ричарда, чуть приоткрыв рот и широко распахнув глаза. Пауза затянулась.
– Это что еще такое?!
– Стоп! – закричала Гвендолин из глубины зала, ее голос казался пронзительным и далеким.
Мередит поднялась на ноги и ударила Ричарда ладонью в грудь.
– Что за черт?!
– Что за черт? – повторил он.
По какой-то непостижимой причине он казался еще более разозленным, чем она.
– Ты не контролируешь себя!
– Слушай, сцена очень важная, я увлекся…
– И решил бросить меня на, мать твою, ступеньки?!
Гвендолин бежала по центральному проходу, крича:
– Прекратите сейчас же!
Ричард схватил Мередит за руку и притянул ее так близко, что их носы почти соприкоснулись.
– Ты действительно собираешься устроить скандал? – спросил он. – Я бы не стал.
Я мысленно выругался, сбросил с плеча руку Александра и побежал к Мередит, Джеймс последовал за мной, но Камило добрался туда первым, выскочив из первого ряда.
– Ого! – воскликнул он. – Разойдитесь. Давайте, успокойтесь, ребята.
Он осторожно отодвинул Мередит от Ричарда.
– Что здесь происходит? – спросила Гвендолин, подойдя к краю сцены.
– Дик решил поимпровизировать, – ответила Мередит, отталкивая Камило.
Она вздрогнула, когда его рука скользнула по ее ладони, и взгляд ее метнулся вниз – капля крови выползла из рукава халата. Моя собственная злость – удвоенная и запутанная отчасти из-за Мередит, а отчасти из-за Джеймса – клокотала в груди. Я стиснул зубы, борясь с самоубийственным желанием швырнуть Ричарда в оркестровую яму.
– У меня кровь, – ровным голосом произнесла Мередит, глядя на красные пятна на кончиках пальцев. – Ах ты, сукин сын!
Она повернулась и откинула полосатый занавес, проигнорировав Гвендолин, когда та крикнула:
– Мередит, стой!
Гнев Ричарда тускнел и угасал, словно испорченная лампа. Теперь он выглядел смущенным.
– Перерыв на пять минут! – бросила Гвендолин остальным. – Нет, на десять. Устраиваем антракт. Ступайте!
Второкурсники и третьекурсники двинулись первыми: медленно приходя в себя от волнения и покидая зал по двое, они перешептывались друг с другом. Я почувствовал, что Александр нависает надо мной, и сделал глубокий, успокаивающий вздох.
– Камило, проверишь, все ли с ней в порядке? – попросила Гвендолин.
Он кивнул, а она повернулась к Ричарду.
– А ты извинись перед девушкой, – твердо произнесла она. – И да поможет тебе Бог. Не делай больше ничего подобного, или я попрошу Оливера выучить твои реплики, и ты будешь смотреть премьеру, сидя в зале.
– Прошу прощения, – пробурчал он.
– Не извиняйся передо мной, – раздраженно ответила Гвендолин.
Ричард кивнул – почти смиренно – и проследил, как она медленно идет к своему месту. Затем он, похоже, осознал, что мы пятеро все еще стоим рядом, уставившись на него.
– Расслабьтесь, на самом деле я ей ничего не сделал, – процедил он, и каждое его слово сочилось презрением. – Она просто злится.
Джеймс рядом со мной так сильно сжал кулаки, что у него задрожали руки. Я переступил с ноги на ногу, чересчур взволнованный, чтобы хоть как-то ему ответить, и продолжал смотреть на Ричарда. Александр напрягся, наверное, приготовился, если понадобится, преградить мне путь, если я кинусь на Ричарда.
– Господи, – сказал тот, когда никто из нас не ответил. – Вы все знаете, что она королева драмы.
– Ричард! – укоризненно воскликнула Рен.
Он бросил на нее виноватый взгляд, но лишь на долю секунды.
– Серьезно, – сказал он, оправившись. – Я что, должен извиняться перед вами?
– Нет, конечно, – произнесла Филиппа ровным голосом, который отвлек меня от биения пульса в ушах. – С чего бы? Ты прервал репетицию, испортил сцену, заставил Мило разнимать драку, возможно, порвал костюм, может быть, повредил декорации и нанес увечье нашей подруге… добавлю, не в первый раз. Теперь Оливеру, вероятно, придется разучить твои реплики, сыграть твою роль и спасти представление, когда ты вновь облажаешься. И у тебя хватает наглости обвинять Мередит в том, что она – королева драмы? – Она склонила голову набок; ее голубые глаза были холодны как лед. – Знаешь, Рик, люди не будут вечно мириться с твоим дерьмом.
Она повернулась к нему спиной раньше, чем он успел ответить, и исчезла за кулисами. Она озвучила то, что мы все хотели сказать, и напряжение немного спало. Я выдохнул. Джеймс разжал кулаки.
– Не надо, Ричард, – произнесла Рен, когда он снова открыл рот. – Не надо, – повторила она и последовала за Филиппой.
Ричард фыркнул и повернулся ко мне, Джеймсу и Александру.
– Что-нибудь еще? – спросил он.
– Нет, – ответил Александр. – Думаю, она перечислила практически все. – Он бросил предупреждающий взгляд на меня и Джеймса, после чего тоже ушел, по пути роясь в карманах в поисках клочка бумаги для самокрутки.
Нас осталось только трое. Джеймс, Ричард, я. Порох, огонь, фитиль.
Ричард и Джеймс некоторое время молча смотрели друг на друга, как будто меня здесь и не было. Молчание между ними было неустойчивым, ненадежным. Я ждал, гадая, чем все это обернется, и нехорошее предчувствие заставило мышцы под кожей снова напрячься. Наконец Джеймс едва заметно улыбнулся Ричарду – слабая вспышка торжества – и последовал за Александром. Взгляд Ричарда остановился на мне, и я подумал, что он способен прожечь в моей груди дыру.