Музыка сотрясала все здание, каждая басовая нота, казалось, могла вызвать землетрясение или разбудить впавшего в анабиоз динозавра. Моя порция виски с содовой ходила ходуном, пока Филиппа не бросила туда кубик льда и тем самым остановила бурю в стакане.
– Спасибо! – крикнул я.
– Не за что! Ты в порядке? – спросила она, придерживая мой локоть и внимательно изучая лицо.
Она явно до сих пор была потрясена сценой убийства, и я невольно спросил себя почему, прежде чем вспомнил, что у Александра в кармане прячется ее косяк.
– Я в порядке, – ответил я с глуповатой улыбкой. – Ты хорошо выглядишь.
На ней было маленькое синее платье, подчеркивавшее ее длинные спортивные ноги. К счастью, она была не слишком сильно накрашена и все еще выглядела человеком.
– Такое со мной случается время от времени, – сказала Филиппа, подмигнув мне. – Ты где пропадал?
– На улице! Александр скатал тебе косяк, если хочешь.
– Боже, благослови этого грязного гедониста! А он где?
– На танцполе, – сказал я, – в поисках первокурсников, которые еще не догадываются, что они геи.
– Ну да, где ж еще ему быть? – фыркнула она и покинула кухню, ловко лавируя между студентами, которые ломились к стойке в поисках все новых и новых коктейлей.
Я сделал глоток виски с содовой, раздумывая, сколько времени может продлиться вечеринка.
В конце концов я решил подышать свежим воздухом и вышел из Замка. Колин и несколько третьекурсников тусовались на подъездной дорожке: курили, трепались и давали отдых своим пульсирующим барабанным перепонкам. Ребята поздравили меня с удавшимся спектаклем. Я поблагодарил их, и они ушли, однако Колин медлил. Похоже, он собирался мне что-то сказать. Я наклонился к нему, и он произнес:
– Трое против одного. Сегодня вы явно сошли с рельсов. Все о’кей?
– Думаю, да, – ответил я. – Но я в последний раз видел Ричарда только тогда, когда зрители вызывали нас после финала.
– Он наверняка где-то поблизости. Наверное, еще сидит в библиотеке. Я его там обнаружил полчаса назад. Он заливал в себя виски. Глушил его так, будто от этого зависела его жизнь.
Мы переглянулись. В глазах Колина плескалось презрение, смешанное с беспокойством. Полагаю, что в моих – тоже. Мы оба не забыли, что случилось в последний раз, когда Ричард перебрал с алкоголем.
– А где Мередит? – спросил я, раздумывая, может ли она быть причиной плохого настроения Ричарда, или это лишь наша с Джеймсом и Александром вина.
– Устроила прием в саду, – ответил он. – Она развесила на деревьях лампочки, но трудно сказать, то ли она наслаждается подсветкой, то ли следит, чтобы гирлянду никто не сорвал.
– Вероятно, и то и другое.
Он ухмыльнулся. Хотя изначально мы сравнивали Колина с Ричардом, эта характеристика не прижилась. Он играл точно такие же главные, «напыщенные» роли, но за кулисами его дерзость вызывала скорее симпатию, чем ярость.
– Хочешь покурить? – спросил он.
– Я уже курнул, но во дворе ты можешь найти Пип.
– Отлично. – Он кивнул и ушел вслед за своими приятелями.
Я вернулся в Замок, задаваясь вопросом, куда подевался Джеймс.
Еще как минимум час я бродил по комнатам, перебрасываясь с кем-то репликами, с вежливым безразличием принимая напитки и поздравления. В столовой музыка продолжала грохотать: она почти заглушала все остальные звуки. Тусклый багровый свет, пульсирующие басовые ноты, покачивающиеся тела опьяняли меня еще сильнее, и когда я почувствовал легкое головокружение, то рискнул выйти из Замка на подъездную дорожку. На улице меня сразу заметила та кокетливая девушка, которая приставала ко мне во время Хеллоуина. Я резко развернулся на сто восемьдесят градусов и ринулся за угол здания, в сад.
Вообще-то это был даже не настоящий сад, а небольшой участок травы, окаймленный с трех сторон деревьями. Здесь оказалось не так многолюдно, как в Замке или на подъездной дорожке. Студенты стояли группками по три-четыре человека, разговаривали, смеялись или глазели на струны огней, старательно растянутых от дерева к дереву. Двор мерцал так, словно вечеринку решили посетить несколько сотен услужливых светлячков. Мередит, закинув ногу на ногу, восседала на столе посреди двора, в одной руке она держала стакан, а в другой – зубочистку с оливками. Она, вероятно, потягивала мартини, в то время как остальные обходились виски с колой. Я неуверенно потоптался на месте. После инцидента в гримерке мы лишь обменялись вежливыми фразами, и я не знал, в каких теперь мы пребываем отношениях. После нескольких секунд размышлений я обнаружил, что таращусь на ноги Мередит. Ее икры идеально сужались к стройным лодыжкам, на ней были черные замшевые пятидюймовые шпильки. Я предположил, что она сидит здесь, поскольку просто не может стоять на мягкой почве сада и не погружаться в нее.
Мередит наконец заметила меня и улыбнулась вроде бы безо всякой обиды. Парень рядом с ней – он играл на виолончели в студенческом оркестре, хотя я не знал, на каком отделении он учится, – продолжал говорить, не понимая, что она уже отвлеклась. Я в свою очередь почувствовал облегчение и улыбнулся ей в ответ. Она повернулась к виолончелисту, но не поднимала взгляда от бокала, медленно помешивая мартини зубочисткой.
Я собирался было вернуться в Замок, но вдруг почувствовал руку на своей талии.
– Привет, – сказала Рен с ласковой, по-кошачьи игривой улыбкой, которая всегда появлялась у нее, когда она напивалась.
Она была одета во что-то бледно-зеленое и переливающееся и смахивала на фею Динь-Динь.
Я взъерошил ей волосы.
– Привет. Веселишься?
– Да. Вечеринка великолепна. Только Ричард ведет себя как сопляк.
– Я в шоке.
Она наморщила нос и нахмурилась, продолжая обнимать меня за талию, и я рассеянно подумал, сможет ли она стоять самостоятельно.
– Вы, ребята, сегодня напали на него всей бандой, – сказала она.
– Рен, он целую неделю избивает нас на сцене, – парировал я вполголоса, надеясь, что никто, кроме нее, меня не услышит. – Во время генеральной репетиции он чуть не повредил мне барабанную перепонку.
Она прикусила нижнюю губу и недоверчиво взглянула на меня своими карими глазами.
– Рен, я знаю, что он твой кузен и ты его любишь, но он должен держать себя в руках, – добавил я. – Просто спроси Джеймса.
Негодующее выражение ее лица тотчас изменилось.
– Что он сделал с Джеймсом?
– Я пообещал, что буду молчать.
Тогда зачем я трепался? Похоже, я не контролировал ни свою речь, ни зрение: мой взгляд так и метался в разные стороны.
– Но если ты попросишь, он скажет тебе.
– Почему?
Я вспомнил, как он теребил прядь ее волос, и мне пришло в голову, что он сделает все, о чем она его попросит. Что-то неприятно сжалось у меня в животе, и я пожал плечами.
– Назовем это предчувствием.
Рен снова нахмурилась. Ее руки свободно обвивались вокруг меня, она как будто забыла обо всем на свете.
– Иногда он меня пугает.
– Джеймс? – спросил я, сбитый с толку.
Она покачала головой.
– Ричард. Не потому, что я боюсь, что он причинит мне вред. Меня пугает другое… он может сделать больно кому-то еще или навредить самому себе. Он – безрассудный, понимаешь?
Я бы выбрал другое слово, однако кивнул, прижав ее к себе.
– В таком случае поговори с ним, – ответил я. – Ты, наверное, единственный человек, которого он послушает.
– Может быть. – Она шмыгнула носом, беззвучно рассмеявшись. – Но придется подождать до утра. Сейчас он – просто в хлам.
– Ладно, – согласился я. – Если он слишком пьян, чтобы встать, значит, вечеринка точно удалась.
В ту же секунду я оцепенел. Ричард, сколько бы он ни пил, никогда не валился с ног. Он становился лишь более – если пользоваться терминологией Рен – безрассудным.
Я посмотрел на Мередит. Она соскользнула со стола и извинилась перед своими поклонниками, которых к тому моменту было уже четверо. Она удивительно твердой походкой пересекла двор, склонила голову набок и объявила:
– Смотрю я на вас и думаю: ну разве не прелесть?
Мой нетрезвый взгляд сфокусировался на ней. На Мередит было облегающее черное платье, одно плечо обнажено, на другом поблескивал ремешок из крошечных агатовых бусинок. В своих туфлях она достигала почти шести футов в высоту. Рен рядом с ней выглядела ребенком.
– Сад потрясающий, Мер, – отвесила ей комплимент Рен.
– Да, потрясающий, – повторила она, улыбнулась и посмотрела на лампочки. – Мне так не хочется с ним расставаться.
Она подмигнула нам и продекламировала:
– «Я вновь дарю единственных друзей,
Что я имел, – тебе»[49].
Ее тени для век – сливово-фиолетовые – каким-то образом делали ее глаза еще зеленее.
– Куда ты собралась? – спросила Рен.
– В Замок за коктейлем. – Она помахала пустым бокалом. – Вам принести?
– Нет, спасибо, – ответил я.
У меня еще осталась какая-то выпивка уже неизвестного мне происхождения.
Рен виновато икнула.
– Я думаю, с меня хватит.
– Я думаю так же, – сказала Мередит, едва ли с упреком, почти по-сестрински. Она повернулась ко мне. – Оливок, Оливер? – Она подняла зубочистку, на конце которой еще торчала оливка.
Я невольно усмехнулся.
– Оставь ее себе. Если я ее съем, это будет каннибализм.
Она бросила на меня такой дерзкий, пронзительный взгляд, что у меня температура подскочила градусов на десять, а затем отправила оливку себе в рот и пошла к Замку. Я смотрел ей вслед и тупо пялился на фасад здания, пока Рен не заговорила:
– Похоже, она не слишком страдает.
– Что?
– Они с Риком взяли «тайм-аут», – пояснила она, нарисовав знак кавычек в воздухе. – Разве ты не в курсе?
– Нет, – сказал я.
Интересно, с какой стати она решила, что я в курсе?
Она пожала плечами.
– Наверное, это была ее инициатива. Он не совсем доволен, но ведь ты его знаешь. – Она скорчила гримасу. – Боже упаси, чтобы он перед ней извинился. Если б Ричард проглотил свою гордость, она могла бы передумать.