Получая ученую степень по антропологии в Гарварде в 2010 г., Уориннер не предполагала, что станет экспертом в диетологии. Но поскольку человечество в последнее время обратилось к истории за ответами на вопросы о болезнях современности – успехи в технологии секвенирования ДНК дали возможность изучить историю здоровья человека на невиданном ранее уровне, – такие антропологи, как она, начали играть важную роль в медицинской науке. По сути, они собирают данные по глобальному эксперименту, который длится не недели или месяцы, а тысячи лет.
Рассматривая вариации видов человека в эволюционной перспективе, Уориннер может определить, когда возникли те или иные серьезные заболевания и что именно в поведении людей способствовало этому. Как показывает история, мы – чрезвычайно хорошо адаптирующийся и устойчивый вид, способный выживать и в пустынях, и в Арктике. Пятьдесят тысяч лет назад мы были не единственным человеческим видом на планете. Но к концу последнего ледникового периода остались только мы. Почему вымерли и неандертальцы, и денисовский человек, и Homo erectus, а мы выжили?
«Ответ, вероятно, заключается в том, что мы очень гибки в плане питания, – считает Уориннер. Но эта пищевая гибкость имеет свои границы. – В какой момент из-за диеты происходят изменения, за которыми наши тела уже не могут успеть? Я думаю, такой переломный момент настал сегодня: уже сейчас видно, как потребление переработанных продуктов отражается на нашем здоровье».
В период индустриализации волокнистый белок (файбер-протеин) часто выпадает из пищевого полуфабриката. «Смысл пищевых волокон заключается в том, что они нужны для нашей микрофлоры», – говорит Уориннер. Сокращение потребления клетчатки приводит к снижению разнообразия в сообществе микроорганизмов, а это, в свою очередь, «имеет целый ряд последствий для нашего здоровья в целом».
Мясо не содержит клетчатки и по этой логике не может быть ключевым элементом здорового рациона. Но обсуждение процентного соотношения и типов мяса, которые следует включить в диету, теряет значение, когда мы понимаем, что его производство – это верный путь к вымиранию для всей планеты. Итон разделяет мнение, что к 2100 г. мировое население достигнет 11 000 000 000 человек. «Они будут существовать, – говорит он о будущих поколениях, – в то время как другие формы жизни на Земле исчезнут. Однако, если согласованно принять меры, мы могли бы снизить численность населения».
И вот тут популярный палеотренд становится настоящим кошмаром.
«Вполне возможно добиться того, чтобы к 2200 г. планету населяло 100 000 000 человек, – продолжил вещать Итон с кафедры. – Не прозябающих, но процветающих. И остальные формы жизни Земли постепенно тоже вернутся».
Если уж людей трудно убедить сократить потребление мяса, то вряд ли возможно уговорить их на контроль над численностью населения. Итон завершил свою лекцию для небольшой группы ученых-диетологов следующими словами: «Наши ресурсы почти исчерпаны. Я рекомендую приспособиться к ситуации в надежде на то, что далекое будущее будет более светлым».
Ограничительный подход, предлагаемый Итоном, заключается в добровольном решении иметь максимум одного ребенка. Веган Орниш поднял руку и спросил, имеет ли Итон в виду, что мы сможем продолжать есть мясо, если уменьшим численность населения на порядок. «Я не думаю, что мясо настолько важно», – возмутился Орниш.
«Для тебя может быть», – ответил Итон. На экране позади него появилось изображение филе-миньон.
Часть четвертаяЖидкостиНаше тело и питье
В 1897 г. в Огайо предприниматель Е. Дж. Янг занимался буровыми работами в поисках нефти, но нашел кое-что еще: остатки древнего озера, которое высохло миллионы лет назад. На его месте образовалось огромное соляное плато, по размерам превышающее любое другое известное месторождение соли в Соединенных Штатах. Так что Янг сделал разумный выбор и сменил нефтяной бизнес на соляной.
Городок, стоявший над соляным плато, назывался Риттман и был одним из множества похожих друг на друга городков Среднего Запада, выстроенных вдоль новой железной дороги (его даже назвали по имени руководителя железной дороги). Таким образом все, что оставалось сделать Янгу, – это создать компанию по производству ящиков для соли, а наличие рядом железной дороги дало ему возможность стать соляным бароном. В 1948 г. соляной бизнес Янга стал частью соляной империи Morton Salt.
Этикетка изображала маленькую девочку под зонтиком, а слоган гласил: «Наша соль не комкуется и не твердеет ни при какой погоде»{99}. Из-за летней влажности в столовой соли обычно появлялись комочки, но в соль Мортона добавляли карбонат магния, и она оставалась рассыпчатой даже в июле.
Трюк с химией сработал: девочка с зонтиком по-прежнему красуется на этикетке, а Morton Salt по-прежнему в значительной степени поступает с соляного плато под городком Риттман, где находится крупнейший в мире завод по производству соли. Продукция завода занимает почетное место на столах и в кухнях миллионов людей по всему миру. Но даже дальновидный бизнесмен Е. Дж. Янг вряд ли мог предвидеть, что его соль будут вводить в вены миллионам людей для поддержания в них жизни.
Среди основных видов медицинского вмешательства сегодня, а также среди самых популярных рецептов в мире главное место занимает соленая вода. Поместите 9 граммов соли в литр стерильной воды, и вы получите продукт, оборот которого приносит миллиарды долларов. Он известен нам под названием «физиологический раствор». Его вводят большинству поступающих в больницы пациентов, а компания Morton является основным поставщиком соли для его производства. Соль, которая не попадает к нам в рот, поступает прямо в кровоток. Зная это, понимаешь, что в слогане компании «Morton – это американский образ жизни» есть доля истины.
Один из крупнейших производителей физраствора – фармацевтическая компания Baxter International – ежедневно отгружает более 1 000 000 единиц продукции{100}. Паллеты с физраствором относятся к числу первых вещей, отправляемых в зоны бедствия. Глобальный спрос настолько велик, что за последние два года FDA объявило о нехватке физраствора.
Хотя один пакет физраствора обычно стоит около $1, из-за дефицита в некоторых больницах и клиниках иногда берется сумма, в 200 раз превышающая стоимость. Включите сюда плату за услуги медперсонала, и стоимость пакета в целом может увеличиться в 1000 раз. По сообщению газеты The New York Times, в 2013 г. больница в Уайт-Плейнс, штат Нью-Йорк, выставила одной пациентке с пищевым отравлением счет в размере $6844 за минимальное пребывание в больнице, включая $546 за шесть пакетов физраствора{101}. Больнице они обошлись примерно в $5,16.
В условиях продолжающегося дефицита этих дорогостоящих пакетов с соленой водой American Society of Health-System Pharmacists (Американское общество фармацевтов) выпустило рекомендацию: когда это возможно, медицинские учреждения должны использовать «оральную гидратацию». В переводе с медицинского жаргона – давать пациентам пить.
В то время как большинство врачей годами учатся искусству вводить жидкость в вены, вопрос о том, как лучше пить, открыт для интерпретации каждой компанией и знаменитостью, которая считает себя готовой раздавать советы. Поэтому в рекламе Тейлор Свифт улыбается, демонстрируя полоску, оставленную молоком на верхней губе; Рианна вытаскивает из коробки кокосовую воду, а Майкл Джордан ухмыляется на камеру с открытой бутылкой лимонно-лаймового Gatorade, ведь «Ничто не сравнится с Gatorade». (Хотя в другой рекламе под слоганом «Настоящие вещи всегда вне конкуренции» он принял идентичную позу, держа в руках банку кока-колы.)
В больницах гидратация является очень серьезной процедурой, которую проводят со всей тщательностью. Врачи калибруют концентрацию натрия и рассчитывают точную скорость, с какой физраствор дожен попадать из мешка в нашу вену. За пределами больниц царит полный хаос. Мы пьем воду, руководствуясь советами компаний – производителей напитков, которые как попало обращаются с нашими почками, используя наше стремление купить чистоту и счастье в одной бутылке. Как же тогда следует пить?
Нужно ли пить по восемь стаканов воды в день?
Карьера первой леди Соединенных Штатов Мишель Обамы в сфере общественного здравоохранения в целом заслуживает похвалы, но одним из ее менее удачных ходов стала кампания 2013 г. под названием Drink Up! («Выпьем!»). Посыл был простой: «Пейте больше воды». Кампания проводилась под предлогом того, что, как отметил советник по питанию из администрации Белого дома, «40 % американцев ежедневно потребляют менее половины рекомендуемого количества воды».
Произвести подобный расчет очень сложно, поскольку рекомендуемого количества воды не существует. Я писал о программе Drink Up! для журнала The Atlantic и добивался у ученых ответа на вопрос о норме потребления воды, но никто не согласился озвучить мне даже примерную цифру. Все, что они говорили, – это то, что мы пьем слишком много газированных напитков и сока и это основная причина ожирения и сопутствующих болезней. Однако кампания Drink Up! спонсировалась PepsiCo, которая продает не только воду и «улучшенную воду», но и газировку.
Возможно, поэтому Обама и Касс ловко уходили от вопросов по поводу газировки: «Мы придерживаемся позитивного подхода. Наша цель – поощрить людей пить воду, а не спровоцировать отрицательное отношение к другим напиткам».
Учитывая, сколько денег и знаменитостей вовлечено в продажу газировок и сока, люди, обладающие влиянием, как раз таки обязаны занять четкую позицию против. Ограничившись призывами пить больше воды, Обама и Касс нанесли вред здоровью нации не напрямую, но опосредованно, умолчав о проблемах, вызываемых другими напитками. В то же время подобные кампании закрепляют неправильные представления о поддержании водного баланса организма. Заблуждения такого характера выводят из себя экспертов по гидратации, а иногда и просто бесят.