Часть моей работы, связанной конкретно с этой картиной, заключалась в том, чтобы узнать как можно больше об Анри де Тулуз-Лотреке и его творчестве и оценить, насколько оно вписывается в канон импрессионизма. В течение нескольких недель я искала нужную информацию в библиотеке «Сотбиса», в Нью-Йоркской публичной библиотеке, в библиотеке Колумбийского и Нью-Йоркского университетов. Тулуз-Лотрек родился во Франции в семье графа и графини, его родители приходились друг другу двоюродными братом и сестрой. У ребенка была скелетная дисплазия, вследствие чего он рано перестал расти – его рост составлял всего пять футов, – при этом у него был торс взрослого человека, очень короткие, почти детские ноги и, предположительно, большие гениталии. Отец не слишком одобрял его выбор стать художником, а мать беспокоила компания, в которую попал ее сын. У Тулуз-Лотрека была репутация дамского угодника. Его первой любовницей стала Мари Шарле, семнадцатилетняя модель. Другая любовница, Сюзанна Валадон, пыталась покончить с собой после расставания с художником. Скорее всего, именно рыжеволосая модель и проститутка Роза ля Руж заразила Тулуз-Лотрека сифилисом, от которого художник и скончался.
Как и других творческих людей, Тулуз-Лотрека манил к себе Монмартр, богемный район Парижа, битком набитый кабаре и проститутками. Художник рисовал для «Мулен Руж» афиши, и в кабаре всегда держали для него свободный столик. Неделями он жил в публичных домах, фиксируя на своих полотнах реальную жизнь работников секс-индустрии – их скуку, медицинские осмотры и отношения между ними, за которые, в отличие от рабочих, они не получали ни гроша. Художника гораздо больше интересовала разница между тем, как человек действует в определенной среде, и тем, как он ведет себя наедине с самим собой, – пространство между актером и личностью; разрыв между частным и профессиональным.
Его манеру характеризуют как живописную, основанную на длинных, не смешанных друг с другом мазках кисти. Его искусство напоминало скорее размытое пятно, чем моментальную фотографию, – словно вы смотрите на толпу и ваш взгляд за что-то цепляется: зеленоватое лицо женщины, ярко-красные колготки танцовщицы. Тулуз-Лотрека гораздо больше интересовали отдельные люди, чем их окружение, поэтому обычно художник сосредоточивался на одной черте своей модели, которую считал отличительной, и выделял именно ее, оставляя все остальное несколько размытым. Он смотрел на людей глазами не романтика, а практичного и бесстрастного критика.
Примерно в 1890-х годах Тулуз-Лотрек написал серию работ, на которых изобразил лежащих в постели проституток в тихие моменты интимной близости. Цвет кожи этих женщин был нежным и светлым, потому что обычно они пудрились, чтобы выглядеть моложе и здоровее. Яркая окружающая обстановка создавала сильный контраст между тем, где находились героини его картин, и тем, кем они являлись. Казалось, Тулуз-Лотрек как бы говорил: «Все не то, чем кажется».
Не было никаких сомнений в том, что картина Китоми Ито принадлежала к этой серии. Лишь одно разительно отличало ее от других работ: на ней был изображен сам художник.
Я услышала, как у Евы перехватило дыхание, и вспомнила, что и она тоже увидела это произведение воочию впервые в жизни.
Ева откашлялась, и я очнулась от своих мыслей. Я вспомнила, зачем пришла. В мои обязанности входила оценка состояния картины: не облупилась ли краска? Была ли рама картины достаточно прочной? Была ли подпись художника похожа на подписи других его работ: «Т-Лотрек», в которой Т вместе с дефисом напоминала букву F, прямой угол L, крошечная петля почти на середине буквы t. Пока я делала свою работу, Ева делала свою: она убеждала Китоми Ито в том, что «Сотбис» – самый подходящий аукционный дом для продажи этой вещи.
Мы знали, что прежде Китоми продавала кое-какие свои вещи через «Кристис». Однако на сей раз она решила рассмотреть предложения других аукционных домов.
– Это что-то потрясающее!
При этих словах Евы я посмотрела не на работу Тулуз-Лотрека, а на Китоми Ито.
Она походила на мать, которая приняла решение отдать ребенка на усыновление только для того, чтобы понять: отпустить его будет труднее, чем ей думалось.
– Сэм часто повторял, – сказала Китоми, – что, когда ему исполнится восемьдесят, он перестанет давать интервью. Никогда больше не сядет перед камерой. Он хотел уехать в Монтану и разводить там овец.
– Правда? – удивилась Ева.
Китоми пожала плечами:
– Думаю, мы никогда этого не узнаем.
Потому что тридцать пять лет назад ее муж был убит. Китоми повернулась и повела нас по все тому же коридору к японскому чайному сервизу.
– Вы решили продать картину по какой-то особой причине? – спросила Ева.
Китоми посмотрела на нее снизу вверх:
– Я переезжаю.
Я видела, как у Евы загорелись глаза. Если Китоми собиралась уехать из Нью-Йорка, то, возможно, захочет продать и другие вещи, помимо Тулуз-Лотрека.
Из пиалы передо мной поднимался пар и запах зеленой травы.
– Это сенча, – пояснила Китоми. – К нему полагается шотландское песочное печенье шортбред. Именно Сэм пристрастил меня к этому сочетанию.
Я сидела, положив руки на колени, и вполуха слушала, как Ева вела свой допрос:
– Вы уже оценили картину? Сколько раз ее перевешивали? Проводилась ли реставрация полотна? С кем из игроков в области искусства вам доводилось работать? Кто управляет вашей коллекцией? На какой исход аукциона вы надеетесь?
– Чего я хочу, так это чтобы картина закрыла одну главу, и я могла открыть следующую. – Ее слова были резкими и бесповоротными, как перелом кости.
Ева начала рассказывать о маркетинговой кампании, которую она вместе с другими старшими сотрудниками своего отдела дорабатывала с момента первого звонка Китоми. План состоял в том, чтобы вынести имя Сэма Прайда в название аукциона, поскольку известное имя всегда добавляет веса. Одной из причин того, что поместье Вандербильтов продавалось так же хорошо, как и много лет назад, было наличие знаменитой фамилии в описаниях лотов.
– Мы в «Сотбисе» разбираемся в искусстве. Поэтому хотели бы описать историю жизни данной работы Тулуз-Лотрека и показать ее пяти лучшим коллекционерам импрессионизма и современного искусства в мире. Мы бы также хотели поместить изображение картины на обложку каталога. Однако мы понимаем, насколько данная вещь уникальна. Она не похожа ни на один лот, который мы когда-либо выставляли на аукцион, потому что является связующим звеном между двумя иконами своего времени. В центре внимания должен быть не только Тулуз-Лотрек, но и Сэм Прайд. На аукционе мы бы сделали особый акцент на том времени, когда эта картина появилась в жизни Сэма.
Лицо Китоми было непроницаемым.
– Тысяча девятьсот восемьдесят второй год, – продолжала Ева, – именно тогда вышел альбом, на обложку которого попала данная работа. Мы также хотели бы позвать на открытие аукциона оставшихся участников «Козодоев». Искусство порождает искусство.
Ева потянулась к кожаной папке с официальным описанием нашего предложения: в нем в том числе содержалась примерная стоимость картины – несколько миллионов долларов, – которую мы объявим на аукционе, действительная рыночная стоимость работы, и резерв – секретная цифра, ниже которой «Сотбис» не будет продавать шедевр Тулуз-Лотрека.
Я поднялась со своего места, собираясь спросить, где находится туалет, и только тогда вспомнила, что мне не положено открывать рот. Китоми посмотрела на меня своими черными глазами-пуговицами.
– В конце коридора, – подсказала она. – По левую руку.
Я кивнула и выскользнула из гостиной. Но вместо того, чтобы пойти в туалет, я вновь остановилась у картины французского художника.
Бóльшая часть работ Тулуз-Лотрека описывает движение. В начале своей карьеры он часто рисовал лошадей, затем сосредоточился на танцорах, цирке и велосипедных гонках. Но даже более поздние работы можно назвать кинестетическими. На одной из самых известных картин художника – «Танец в “Мулен Руж”» – горизонт слегка завален, чтобы зритель четче ощутил необычную обстановку места и почувствовал себя немного пьяным. Взгляд моментально приковывают к себе красные чулки танцовщицы и розовое платье прекрасной дамы, а затем джентльмен, за которым она наблюдает, после чего вы замечаете пышную нижнюю юбку второй танцовщицы позади него – подобное движение взгляда заставляет вас чувствовать, будто вы сами кружитесь в танце, и в глаза вам бросаются лишь какие-то незначительные детали окружающей шумной толпы.
Картина же Китоми Ито, наоборот, была посвящена тишине.
Моменту сразу после интимной близости, когда вы больше не сливаетесь со своим возлюбленным в единое целое, но чувствуете, как он пульсирует внутри вас, словно кровь.
Моменту, когда вы вновь должны вспомнить, как дышать.
Моменту, когда ничто не имеет большего значения, чем ускользающее мгновение.
Рыжие волосы героини картины представляют собой яркое пятно на монотонном коричневом, как картон, фоне. Основной цвет работы – белый с незначительными вкраплениями пастели. Полуобнаженная женщина, сидящая у изголовья кровати, – та самая Роза ля Руж. Позади нее находится зеркало, в котором отражаются глаза мужчины, который взирает прямо на нее из правой нижней части картины. Сам Лотрек, чей торс повернут таким образом, что вы видите лишь его обнаженное плечо и профиль, бороду и проволочную оправу очков. Бледно-зеленое плечо художника – второе цветное пятно на картине. Интересно, являлся нездоровый цвет его кожи признаком болезни, как согнутые под одеялом ноги, или он символизировал ревность к этой женщине, которая в конечном счете стала его погибелью?
Или, быть может, этот цвет говорил о вспышке чувств внутри человека, которого чаще всего называли надменным и равнодушным?
Наглядевшись на картину, я пошла дальше по коридору в туалет, однако по пути наткнулась на открытую дверь, ведущую в комнату, которая была знакома любому, кто видел обложку последнего альбома «Козодоев». Для нее Китоми и Сэм Прайд позировали на этой самой кровати. Единственное, чего не хватало, так это картины, висевшей за спиной Китоми.