– Они продолжают заверять, что все закончится через две недели.
«Они», – думаю я. Ведущие, повторяющие слова пресс-секретаря, который повторяет слова президента.
– Да, я знаю. Но мой начальник считает иначе.
Я снова вспоминаю пустынный вестибюль станции метро. Таймс-сквер, лишенную туристов. Я не должна судорожно запасаться дезинфицирующими средствами или скупать маски-респираторы № 95. Я знаю количество умерших от ковида во Франции, в Италии, но все они были пожилыми людьми. Я не против мер предосторожности, но я также знаю, что сама я молода и здорова. Непонятно, чему верить. Кому верить.
Если даже с Манхэттена пандемия кажется пока чем-то далеким, то, вероятно, с архипелага посреди Тихого океана будет казаться, что ее не существует вовсе.
– Что, если у тебя закончится туалетная бумага?
– Это беспокоит тебя сейчас больше всего? – отвечает Финн с нажимом, и я понимаю, что он улыбается. Он сжимает мои плечи. – Обещаю, что украду пару рулонов из больницы, если в продуктовых народ начнет бить друг другу морды.
Это неправильно – ехать без Финна, но совсем неправильно думать о том, чтобы взять с собой кого-нибудь вместо Финна. Впрочем, я не знаю никого, кто бы мог сорваться и уехать на две недели без предварительного уведомления. Однако в предложении Финна есть рациональное зерно, которое вонзается в меня, словно острый коготь. Мой отпуск был запланирован давным-давно. Я знаю, что мы можем получить компенсацию за авиабилеты Финна, однако мелким шрифтом в том потрясающем предложении, которое я нашла в Интернете, было указано, что за отмену бронирования возврат средств не производится, и точка. Я говорю себе, что выкидывать на ветер такую сумму денег просто глупо, а от мысли о том, что в понедельник придется вернуться на работу, у меня лишь сильнее болит голова. Я вспоминаю, как Родни советовал мне понырять с аквалангом в компании морских игуан.
– Я закидаю тебя фотографиями, – обещаю я. – Их будет так много, что тебе придется сменить тарифный план.
Финн наклоняется ко мне, и вскоре я чувствую, как его губы касаются моей шеи.
– Повеселись там за нас обоих, – говорит он.
Внезапно меня охватывает такой сильный страх, что я подскакиваю со стула и бросаюсь в объятия Финна.
– Ты будешь здесь, когда я вернусь. – Интонация моего предложения утвердительная, поскольку сама мысль о том, что она может быть вопросительной, для меня невыносима.
– Диана… – Финн вновь улыбается, – ты не избавишься от меня, даже если захочешь.
Я совершенно не помню, как добралась до Галапагосских островов.
Думаю, виной тому амбиен[7]. Я приняла таблетку сразу, как только села в самолет. Помню, как я собирала вещи и как в последнюю минуту достала путеводители из ручной клади и положила их в чемодан. Помню, как трижды проверяла, взяла ли паспорт. Помню, как Финна вызвали в больницу, как он поцеловал меня на прощание и сказал:
– Водопад Виктория.
– Ну вот, ты уже забыл, как меня зовут, – пошутила я.
– Нет, это следующий объект Всемирного наследия ЮНЕСКО, который мы посетим. Но перед этим я поеду в Зимбабве, а ты останешься здесь. Око за око.
– Договорились, – пообещала я, потому что знала: он ни за что не поедет в Зимбабве один.
А дальше все мои воспоминания становятся очень фрагментарными: сумасшедшая суета в аэропорту, как будто сейчас сезон отпусков, а не очередное воскресенье марта; бутылка воды, которую я покупаю на борту и выпиваю во время полета; журнал «Пипл», который я так и не открываю; касание шасси взлетно-посадочной полосы при посадке, которое выдергивает меня из состояния задумчивого перебирания фактов о моем пункте назначения. Все еще не придя в себя от перелета, я бреду, словно во сне, по незнакомому аэропорту Гуаякиля на материковой части Эквадора, где мне придется провести ночь перед стыковочным рейсом на Галапагосы.
Я также четко помню еще два факта: как мне сообщают, что авиакомпания потеряла мой багаж, и как кто-то меряет мне температуру, прежде чем впустить меня в Эквадор.
Мне не хватает ни моих скудных знаний испанского, ни сил, чтобы объяснить, что мой рейс на Галапагосские острова вылетает завтра рано утром, но наверняка такое случается сплошь и рядом. Я заполняю какой-то бланк на багажной стойке, однако, судя по количеству людей, которые делают то же самое, шансы на то, что я вовремя получу свой чемодан, невелики. Я с тоской думаю о путеводителях, которые положила в него в последнюю минуту. Что ж, ничего страшного. Буду изучать местность при непосредственном с ней знакомстве; и читать о ней мне больше не нужно. В моем рюкзаке есть все необходимое: зубная паста и зубная щетка, зарядное устройство для телефона, купальник, который я положила в ручную кладь как раз на случай, если произойдет нечто подобное. Утром я вернусь в аэропорт и полечу на остров Бальтра, откуда на автобусе доберусь до парома на остров Санта-Крус, а уже оттуда тоже на пароме – до острова Исабела, где пробуду две недели. Надеюсь, в какой-то момент мне удастся воссоединиться со своим чемоданом.
Приняв душ, я заплетаю волосы в косу, подключаюсь к дерьмовому гостиничному Wi-Fi и пытаюсь связаться с Финном по FaceTime. Он не отвечает, но через несколько минут перезванивает сам. На экране телефона я вижу его лицо. На Финне медицинская маска, а сверху – защитный экран для лица.
– Ты долетела! – радуется он.
– Да, – киваю я. – Однако моему чемодану повезло меньше, чем мне.
– Ого! Выходит, я не только отказался от отпуска в райском местечке… Но отказался от отпуска, во время которого ты будешь расхаживать по этому райскому местечку голой?
– Надеюсь, до этого не дойдет, – улыбаюсь я, но внезапно чувствую себя очень уставшей и очень одинокой. – Я скучаю по тебе.
Из динамика моего телефона раздается звук сирены «скорой помощи».
Финн смотрит куда-то влево.
– Мне нужно идти, – говорит он.
– Ты уже видел его? – спрашиваю я. – Вирус?
Мы встречаемся взглядом, и за плексигласовым щитком я замечаю круги под глазами Финна. Сейчас десять вечера. И тут я понимаю, что, пока я спала в самолете, Финн все это время работал и не покидал больницу вот уже двенадцать часов кряду.
– Я только его и вижу, – отвечает он, и связь обрывается.
Мой рейс на Бальтру следующим утром проходит без сучка и задоринки. Но между мной и паромом до моего конечного пункта назначения оказывается морской лев.
Он лежит, растянувшись на причале, и греется в лучах солнца, словно слизняк, подергивая своими усами. Я подхожу ближе к нему с телефоном, думая, что смогу отправить снимок Финну, но в ту минуту, когда я приближаюсь к животному практически на расстояние вытянутой руки, его голова взмывает вверх, а взгляд внезапно останавливается на мне.
Перепрыгнув через его хвост, я со всех ног бегу прочь, а когда зверь, зевнув, хрипло ревет, я чуть не роняю из рук телефон.
Мое сердце все еще бешено колотится, когда я добираюсь до парома. Я оглядываюсь через плечо, уверенная, что зверь гонится за мной по пятам, но морской лев и не думает двигаться с места, он по-прежнему лежит, распластавшись на выбеленном дощатом настиле, словно ленивая собака.
До острова Исабела ходит всего два парома в день, но на вечернем рейсе не так много народу, как я ожидала. На самом деле пассажиров всего трое, включая меня. На ломаном испанском я уточняю у человека, который помогает мне подняться на борт, правильно ли я поняла, что это паром на остров Исабела, и получаю резкий кивок головой в ответ. Я занимаю место на открытой палубе. А потом внезапно мы оказываемся в открытом море, и остров Санта-Крус начинает казаться все меньше и меньше.
Галапагосы – это группа островов, брошенных в океан, словно горсть драгоценных камней – на бархат. Мне кажется, именно так выглядел наш мир после своего рождения – горы, слишком молодые, чтобы плавно переходить в склоны, туман, плещущийся в долинах, вулканы, вспарывающие небесный шов. Некоторые острова все еще покрыты шипами застывшей лавы. Одни окружены водой сонно-бирюзового цвета, другие – впечатляющей пеной волн. Какие-то из островов, как, например, Исабела, обитаемы. До других можно добраться только на лодке, и их населяет лишь причудливая коллекция эндемиков.
Поездка на пароме длится два часа, во время которых меня то и дело обдает брызгами. Воды океана неспокойные, поэтому паром потряхивает и дергает в разные стороны. Лицо пассажира с рюкзаком за спиной, как у завзятого путешественника, приобретает зеленый оттенок, что не предвещает ничего хорошего. Он похож на студента колледжа. Вторая пассажирка, девочка с гладкой коричневой кожей, кажется мне местной жительницей. Она совсем юная – ей лет двенадцать или, может, тринадцать? На ней школьная форма: трикотажная рубашка поло с вышитым на груди гербом школы и черные брюки. Поверх рубашки на девочке надета толстовка с длинным рукавом, хотя на улице довольно жарко. Плечи школьницы сгорблены, в руках она сжимает дорожную сумку, глаза красные. Все в ней будто бы говорит: «Оставьте меня в покое».
Я не отрываю глаз от горизонта и изо всех сил сдерживаю подступившую к горлу тошноту. Мысленно я сочиняю сообщение Финну: «Помнишь, как мы сели на паром из Бар-Харбора в Новую Шотландию, чтобы попасть на свадьбу твоего соседа по комнате, и всем на борту стало плохо?»
Вскоре выясняется, что паром не идет до самой Исабелы. Он останавливается у причала, а затем мы втроем со студентом и школьницей залезаем в водное такси и едем до нашего конечного пункта назначения, Пуэрто-Вильямиль. Я щурюсь на пляж с белым, словно сахар, песком и пальмами, когда студент вдруг заливается радостным смехом.
– Зацени! – кричит он, хватая меня за рукав.
Пальцем он указывает на плавающего рядом с лодкой крошечного пингвина.
Остров становится все ближе, и масса суши словно бы распадается на отдельные ощущения: горячие порывы ветра и ухающие пеликаны; мужчина, взбирающийся на кокосовую пальму и бросающий орехи вниз какому-то мальчику; морская игуана, моргающая желтым, как у динозавра, глазом. По мере нашего приближения к пристани я размышляю над тем, что у Галапагосов с Нью-Йорком нет вообще ничего общего. Здешние тропики кажутся неподвластными времени, ленивыми, отстраненными. Похоже, здесь никто никогда не слышал о пандемии.