«Дистанционное управление» приветливо помахало в сторону подъехавших машин и распахнуло обе створки ворот. Вопреки Викиным фантазиям на Иваныче не было ни валенок, ни треуха. Одет он был простенько, но аккуратно, явно не в чужие обноски, потому что в смирновских, а тем более в Матвеевых брюках и свитере он просто бы утонул. На ногах – не валенки, а кроссовки. Бородка вот действительно была, рыжеватая с проседью, тоже аккуратненькая. Эдакий добрый дядюшка с лучами-морщинками вокруг глаз от улыбки.
– Вовремя вы! – приветствовал он всех сразу. – У меня последняя закладка догорает, сейчас будем трубу закрывать. Самоварчик уже вскипел, на столе.
– Иваныч, ты наш спаситель, – пожимая ему руку, с чувством сказал Смирнов. Потом открыл дверцу машины: – Выбирайся, Викуль.
Она выбралась, с трудом переставляя ноги и шмыгая носом. Она успела слегка отогреться в машине, но лучше ей от этого не стало. Тут же к ней бросилась Лена:
– Викуля, Викочка! Господи, да чем вы там занимались?! Ты же вся мокрая!
– Головастиков ловили. В камышах, – мрачно буркнула Вика, высвобождаясь из Лениных объятий. – Ты, раз уж приехала, вещи мои догадалась захватить?
– Догадалась. Так что хватит дуться. Андрей правильно сделал, что привез тебя сюда. Да и я попарюсь с удовольствием.
– Не сомневаюсь, – буркнула Вика, под приглашающим жестом Смирнова направляясь к бане, стоявшей в дальнем углу участка. И по пути машинально отметила, что во дворе у Смирнова нет ни грядок, ни клумб. Только асфальтированная парковка машины на три-четыре у самых ворот, а все остальное пространство занимал ровно подстриженный газон, посреди которого красовались колодец и ажурная беседка.
В хорошо прогретом, пропахшем травами предбаннике, традиционно обшитом золотистой вагонкой, Вика с удовольствием скинула с себя промокшую одежду, облачившись в привезенный Леной купальник. Сухой! Как, оказывается, человеку мало нужно для счастья – просто оказаться в тепле и сбросить с себя все мокрое! Оглядевшись, Вика снова помрачнела. Светлый и просторный предбанник был устроен так, что здесь могли отдыхать с размахом сразу человек десять – длинный стол со стоящим по центру большим самоваром, лавочки. Подносы с чайными и пивными принадлежностями. Бар в углу. Не здесь ли в компании Смирнова периодически расслабляются и остальные четверо подонков, которые повинны в маминой смерти? Вика передернулась от этой мысли.
– Продрогла, Викуль? – по-своему истолковав ее движение, сочувственно спросила Лена. Вика лишь кивнула в ответ, не желая вступать в бесполезную полемику.
– Ну, ничего, сейчас греться пойдем. А потом все мне расскажете. Андрюш, мы готовы! – приоткрыв входную дверь, сообщила Лена Смирнову. Он вошел. Тоже успевший переодеться в плавки, высокий, плечистый, весьма накачанный. «Бандит», – промелькнуло у Вики в голове. Это впечатление еще больше усиливал весьма заметный шрам под правой ключицей и странная затейливая татуировка на левом плече. С первого взгляда Вика так и не смогла разобрать, что же там изображено, а присматриваться было как-то неловко. У ее Клима… Алексея, кем бы его ни считали, никаких татуировок не имелось, и внешность у него была куда более благородная. Аристократическая. Но как бы то ни было, именно Смирнов помогал теперь Вике расквитаться за гибель Клима, поэтому она как могла попыталась скрыть свою неприязнь, принимая от хозяина войлочную шапочку перед тем, как зайти в парную. Как будто из зимнего ненастного дня она шагнула в знойное полуденное июльское поле. Тепло окутало Вику, мягко проникая в замерзшее тело, согревая каждую клеточку, каждый уставший вибрировать нерв. Здесь не было места холоду. Тепло оказалось всюду – и сверху, и вокруг, и под ногами, насыщенное ароматом заваренных трав и березовой листвы от замоченных веников.
– Андрюшенька, ты гений, – промурлыкала Лена, вытягиваясь на полке. Вика промолчала, но в кои-то веки была с ней согласна. Особенно когда Смирнов поддал пару, и Вика ощутила, как из ее переставшего сжиматься в комок тела выступает влага, словно оттаявшая из образовавшейся под кожей корки льда.
Парились они долго, то выходя в предбанник, чтобы передохнуть и выцедить кружку-другую либо горячего чая, либо холодного кваса, то снова забираясь на источающие тепло полки, под шелест листвы и мягкое прикосновение банных веников. Смирнов знал в бане толк и не обходил вниманием ни Вику, ни Лену, попутно рассказывая последней все, что произошло сегодня на озере. Потом Лена взялась попарить Смирнова, и они снова скрылись в парилке. Вика, которая настолько нагрелась, что, казалось, в темноте ее тело должно было издавать красноватое свечение, осталась в предбаннике. Закутавшись в простыню – вопреки ее опасениям белье у Смирнова в бане оказалось свежее, отглаженное – Вика с ногами забралась на лавочку и лениво поцеживала из кружки ядреный колкий квас, когда вдруг раздался стук во входную дверь. Потом она приоткрылась, и внутрь просунулась голова.
– Андрюшка, можно к тебе? – спросила голова зычным голосом Матвея Рублева. – Не помешаю? А то Иваныч сказал, что ты тут сразу с двумя девочками… Опа! Викуля, ты?! – наконец-то разглядел ее Матвей. И ввалился внутрь, как медведь. Огромный и такой же косолапо-неуклюжий. Да он пьяный в хлам, поняла Вика, едва взглянув на него вблизи. Он тоже посмотрел на нее, тяжело опустившись на лавочку по другую сторону стола, и доверительно сообщил:
– А меня из дома выгнали. Танька. Змея, – добавил он как будто даже с гордостью. – Иди, говорит, отсюда вон. Пришлось идти. А что делать? Если не пойду, она драться начнет.
Представив себе, как миниатюрная Таня пытается своими кулачками мутузить богатыря-Матвея, Вика едва квасом не поперхнулась от смеха. Но Рублев в ответ только горестно вздохнул:
– Да-а-а… А ты знаешь, какие у нее кулаки костлявые? Вот! А я знаю. И Андрюшка знает, ему тоже доставалось. Правда, по ошибке. Танька, как развоюется, нас с ним не фильтрует. Кто не спрятался, тот сам виноват. Андрюха своих на поле боя не бросает, вот и перепадает ему… случается… в процессе эвакуации.
Легкий на помине Смирнов выскочил из парилки и пронесся на улицу к бочке с холодной водой, Лена – следом. Из-за неплотно прикрытой двери послышался двойной плеск воды из ведра на траву, Лена коротко взвизгнула, Смирнов вслед за ней издал дикарский вопль, после чего оба, довольные и смеющиеся, вернулись в предбанник.
– Что, опять?! – разглядев нового гостя повнимательнее, спросил Смирнов.
– Ага, – развел руками Матвей. – Выгнали. Сказали, за то, что на человека не похож. Это все Танька. Змея она у меня. Драчливая. Во!
– Сам мазохист еще тот. Танюха никогда на тебя не наезжает, если меру соблюдаешь. Так зачем было снова перебирать? Знал ведь, что получишь. Ну пойдем, я тебя спать уложу, пока девчонки будут мыться. – Смирнов подставил вконец осоловевшему в теплом предбаннике Матвею руку, помогая подняться. – Давай-давай, шевели поршнями, а то если на себе тебя потащу, опять уроню. Бублик, блин!
– От пирожка с яйцами слышу, – добродушно огрызнулся Матвей, послушно переставляя ноги. Благополучно миновав два порога, мужчины выбрались на улицу и пошли по газону, изредка совершая небольшие зигзаги: Матвей перевешивал Смирнова не меньше, чем на треть, а с координацией у него сейчас были проблемы.
– Что, постель стелить? – от порога смирновского дома громко спросил Иваныч.
– Стели, – кивнул Андрей. – Танюхе его сейчас нельзя сдавать такого, излупит, так что пусть спит у меня.
– Да, высокие отношения, – проводив парочку взглядом, рассмеялась Лена. – Ну ладно, пока Андрей возится, давай мыться, Викуль. Только вначале проветрить надо, чтоб стало попрохладнее.
Они и проветрили, и успели не спеша, со вкусом вымыться, когда в баню наконец-то вернулся Смирнов.
– Ну, как там Матвей? – поинтересовалась Лена.
– Спит давно. С ним главная проблема – в кровать его загнать, потому что его, пьяного, вечно на подвиги тянет. Из-за чего Танюха с ним и воюет. Но как только он ляжет и вздремнет, сразу все входит в свою колею. Обычно ему часа хватает на то, чтобы в себя прийти. Так что хотите – здесь меня подождите, хотите – в дом идите, только там Матвей храпит хуже трактора. Я быстренько вымоюсь, и сядем за стол. У меня уже накрыто. И Матвея поднимем, заставим поесть. После этого он уже не так будет храпеть. А иначе просто беда. Танюха у меня однажды так его и вычислила, по звукам, как я его ни прятал. Хотел, чтобы она думала, что он остался ночевать в городе. Куда там! Услышала.
После таких рассказов Лена с Викой решили подождать Смирнова в предбаннике. Он и в самом деле справился быстро, после чего повел их в дом. Могучий храп Матвея они услышали еще у беседки, хотя, как выяснилось, спал Рублев даже не на первом, а на втором этаже. На первом же у Смирнова была большая гостиная с камином, в котором потрескивали и переливались всеми цветами радуги догорающие дрова. И был сервирован стол, покрытый льняной скатертью в темно– и светло-коричневую клетку. Вике не хотелось за него садиться, точнее – продолжать пользоваться смирновским гостеприимством, но Лена уже вольготно устраивалась на тяжелом деревянном стуле, а сам Андрей, как и обещал, пошел за Матвеем. Пришлось и Вике сесть по соседству с Леной. И стулья, и стол, и вся обстановка в гостиной, включая изразцы на камине, и даже посуда на столе были выдержаны в строгом и суровом мужском стиле. Ну прямо жилье одинокого охотника! Вот только на полу вместо шкуры вепря лежала искусная подделка, комично свесившая набок язык, а на единственной свободной глухой стене вместо множества охотничьих трофеев висела большая картина, написанная маслом, на которой в доску пьяные медведь и охотник, крепко обнявшись, слезно жаловались друг другу на жизнь. Опустевшая бутылка и опрометчиво брошенное ружье валялись в стороне. А зря. Пригодилось бы, хоть прикладом голову прикрыть, потому что увлекшиеся беседой бедолаги не замечали того, что творится вокруг. А между тем на заднем плане картины виднелись весьма недовольная медведица и не менее недовольная баба со скалкой в руке, тоже сумевшие найти общий язык… Картина вполне в смирновском духе, подумала Вика, вспомнив, что он говорил ей о своем отношении к охоте. По крайней мере, передний план. А дальний план – это уже, наверное, про Матвея, над которым, оказывается, тоже периодически сгущаются грозовые семейные тучи. Матвей в сопровождении Смирнова спустился тем временем в гостиную, которая с его появлением как будто стала вдвое меньше.