Смирнов приехал быстро. Вика увидела в окно, как его машина круто развернулась, паркуясь у подъезда, потом он выбежал, не забыв быстро и внимательно оглядеться вокруг, и кинулся внутрь. И вскоре уже звонил в дверь.
– Андрюш, ты даже представить себе не можешь, как я рада тебя видеть, – выдохнула Лена, впуская его. – Мне на работу надо, а я даже на лестничную площадку не смею шагу ступить. Хотя и понимаю, что вряд ли они повторят сегодня свою попытку, но… У меня эти несколько мгновений лет пять жизни, наверное, отняли.
– Все будет хорошо, Лен. – Смирнов протянул ей флакончик. – Вот, держи. Насколько я помню этот запах, духи, должно быть, твои.
– Ой, не разбились! Ну, хоть что-то хорошее за утро, – обрадовалась Лена, забирая флакон.
– Колпачок только оказался раздавлен чьей-то ногой. Ключа я не нашел. Наверное, они успели его с собой прихватить. А их теперь, наверное, можно попытаться найти по запаху. Весь подъезд благоухает!
– Ну, еще бы, – вздохнула Лена, разглядывая флакончик. – Это сколько же раз я нажала на пульверизатор?
– По крайней мере, сотню баксов точно на них выпрыснула, – не удержавшись, подколола Вика.
– Так, а теперь давайте в деталях. Расскажите, что произошло, – попросил Смирнов.
– Да рассказывать-то, собственно, нечего, Андрюш. Я пошла на работу. Они меня поджидали, топтались в спецовках возле электрического щитка, я до последнего мгновения ничего не заподозрила. Ну, а потом мне вырваться удалось. – Лена вкратце рассказала, как именно.
– Говоришь, их двое было? И ключ наготове? – уточнил Смирнов. – Значит, третий ждал где-то в машине поблизости. Они бы оглушили тебя, вытащили к подъезду, а он бы в это время подъехал, и они тебя увезли без лишнего шума.
– Я тоже так думаю, – согласилась Лена. – Одного не пойму: я-то им зачем понадобилась? Или увидели меня в лодке и решили, что я тоже посвящена в тайну Клима?
– Или решили добраться до Викули через тебя, потому что по-другому никак не выходит, – предположил Смирнов. – Вот что, девчонки: собирайте-ка все ценное и жизненно необходимое, и поехали! Поживете пока у меня на даче.
– И речи быть не может! – воскликнула Вика.
– Викуль, а если Лену однажды действительно схватят? Ты после этого сможешь найти себе оправдание?
– Андрюш, ты думаешь, что они нас до твоей дачи не проследят? – спросила Лена.
– Вполне возможно, что уже отследили. Но все равно, там вам будет безопаснее, чем здесь. Я буду провожать тебя на работу и встречать. Викуля знает, что я в этом отношении человек очень пунктуальный, – пошутил Смирнов с кривой усмешкой, как бы невзначай коснувшись когда-то разбитого лица. – Потом камеры установлю в ближайшие же выходные вокруг дома и во дворе. Обращусь к Матвею, его фирма как раз подобными штучками занимается, недаром у него самого этих камер везде понатыкано. Кроме того, Матвей теперь в теме, и тоже не откажется пожить на своей даче, чтобы в случае чего оказать силовую поддержку. Решать, конечно, вам, девчонки, но подъезд – это все-таки подъезд, сюда при желании и небольшой толике терпения может просочиться всяк кому не лень.
– К тебе во двор через забор перемахнуть тоже не слишком большая проблема, – заметила Вика.
– Викуль, за «через забор» можно и морду набить с полным правом, а вот за подъезд не получится – поди докажи, что эти типы здесь по вашу душу! Да ты, может, вначале ни в чем дурном их и не заподозришь, вот как Лена сегодня.
– Короче, мы едем, Андрюш, – приняла решение Лена. – Надеюсь, мы не очень тебе помешаем.
– Вообще не помешаете. Нисколечко.
– Тогда собираемся. – Лена повернулась к застывшей Вике. – Потому что второй раз мне может так не повезти, как сегодня. И вообще, второго раза я могу и не пережить, нервы у меня уже далеко не те, что в молодости. Если я для тебя хоть что-то значу, ты не заставишь меня переживать этот кошмар каждое утро, когда мне придется красться по лестнице, шарахаясь от каждой тени.
Против таких аргументов трудно было что-то возразить. И Вика молча пошла собирать свои вещи. Первым взяла со стола портрет Клима. Нежно провела пальцем по стеклу, стирая с него едва заметные следы, которые сама же оставила своими поцелуями. Почувствовав на себе взгляд, обернулась и увидела, что Смирнов стоит у дверного косяка и смотрит на нее. От этого взгляда Вике стало неловко: решит еще, что она перед ним ломает комедию! Покраснев, она отвернулась и бережно убрала портрет в сумку. Для кого что, а для нее именно этот портрет был жизненно необходимым предметом, без которого она не могла обойтись: в минуты глубокой тоски хотелось заглянуть ему в глаза и коснуться холодного стекла губами. И замереть, силой воображения заставляя себя почувствовать на щеке дыхание любимого человека, чтобы потом, задыхаясь от слез, снова вернуться в этот пустой мир, мир без него…
– Ну ты чего, Викуль? – окликнула Лена, вышедшая из другой комнаты с объемистой сумкой. Вика вздрогнула, поймав себя на том, что стоит с поникшей головой, обеими руками прижимая к себе свою тощую сумку, в которой лежит один лишь портрет. – Давай, давай, не капризничай. Андрей ждет, а я на работу безнадежно опаздываю. Хорошо хоть совещания у нас нет сегодня с утра.
Вдвоем они собрались минут за пятнадцать. Белье, одежда, предметы гигиены, документы и имевшиеся в квартире украшения были Леной уже собраны. После чего она проверила, все ли у них выключено, и, отдав обе сумки Смирнову, направилась к двери. По тому, как Лена боязливо переступила порог, можно было понять, какого страха она натерпелась утром. Но тем не менее она твердой рукой закрыла дверь на все замки и вслед за Андреем уверенно спустилась вниз.
Учитывая, что она опаздывала, Смирнов сразу отвез ее на работу.
– Ну, давай, Лен, звони. Вечером тебя заберу.
– Хорошо, спасибо, Андрюш. – Лена выпорхнула из машины и побежала в офис.
А Смирнов развернулся и поехал с Викой на дачу. Машину он оставил перед воротами снаружи – видимо, тоже был ограничен во времени, хотя вида и не подавал. Взял сумки, перенес их в уже знакомую Вике комнату. Остановился на пороге.
– Ну вот, Викуль. Голодной не ходи, бери в холодильнике все что захочешь. На улице даже не показывайся. Если свежего воздуха захочется, здесь в конце коридора есть балкон. Впрочем, я не думаю, что они средь бела дня на что-то отважатся. Ну, а я еще Иваныча попрошу проследить за домом.
Вика молча кивнула, с потерянным видом стоя у комнатной двери.
– Викуль. – Осторожно, ожидая встретить яростный отпор, Андрей коснулся ее плеча. – Я все понимаю. И с переездом. И… с портретом тоже.
– Ничего ты не понимаешь, Смирнов. Откуда? – Вика не стала стряхивать его руку, просто отошла от него подальше к окну. И, глядя за стекло, вдруг призналась: – Лучше бы он к другой ушел, но остался жив! Я бы знала тогда, что хотя бы иногда смогу его увидеть, а может, и шпильку мимоходом воткнуть. А он… Он бы со своим ребенком встречался хоть иногда. «И ко мне бы заезжал», – чуть не добавила она, но это было и так очевидно.
Смирнов замялся, как будто хотел сказать что-то, но потом просто попрощался:
– Ладно, не скучай, Викуль. Вечером привезу к тебе Лену. А сейчас сам дверь на ключ запру, чтобы тебе со мной вниз не спускаться.
Он ушел, а Вика осталась. Посидела на кровати, потом вышла на балкон. На улице заметно потеплело, ветер довольно быстро гнал по небу облака, пока еще белые и разрозненные, но уже наливающиеся снизу синевой и обещающие привести за собой настоящие тучи. Балкон выходил на стриженый газон с беседкой и колодцем. Дальше, за чисто символическим заборчиком, разделяющим участки двух закадычных соседей, был виден рублевский сад и вдоль него парники, где на грядках сейчас копался Иваныч. В очередной раз разогнувшись, он посмотрел на смирновский дом, увидел на балконе Вику и помахал ей рукой. Она тоже помахала в ответ. Он подошел поближе, перешагнув через невысокую внутреннюю оградку, и спросил снизу:
– Викуль, редисочки свеженькой не хочешь?
Есть не особо хотелось, но отказывать Иванычу, такому милому, с его добрым, изрезанным морщинками загорелым лицом, хотелось еще меньше. Поэтому Вика ограничилась заявлением:
– Меня Смирнов запер.
– Так ты изнутри отопри, замок-то у него двусторонний. А я сейчас. – И Иваныч припустил назад на грядки.
Отступать было поздно, и Вика дождалась его, стоя на крыльце.
– Вот. – Он принес не только редиски, но и всякой зелени, упругой и ароматной. – Салатик себе порежешь.
– Спасибо, – кивнула она. – А вы, может, зайдете на чай? Заодно покажете мне, где что лежит, вы-то тут ориентируетесь, в отличие от меня.
– Ну, коли так, то зайду, – застенчиво улыбнулся Иваныч. Вымыл руки, пока Вика мыла зелень, потом они вместе нарезали салат, от одного аромата которого у нее даже скулы свело. А она-то думала, что есть совсем не хочет! Иваныч помял зелень толкушкой, чтобы усилить аромат, присолил и капнул несколько капель уксуса. Поперчили, полили маслом.
– Изумительно! – Вика захрустела салатом, жмурясь от удовольствия. – Спасибо, Иваныч!
– Так весенняя зелень – она самая вкусная, – улыбнулся Иваныч. – Мы с Андрюхой такие салатики частенько режем. Как гости к нему приезжают, я уж не лезу мешаться, а вот когда он один, мы с ним здесь вот так, как сегодня с тобой, хозяйничаем.
– Иваныч, а что, жена от него правда гуляла? – спросила вдруг Вика. Получилось неожиданно даже для нее самой, как будто кто за язык дернул. С чего бы? И не думала ведь!
– Было дело, – нахмурился Иваныч. – Я-то всего не видел, потому что появился тут уже под конец их семейной жизни. Но она была девка очень видная, яркая, звонкая вся такая. И до мужиков охочая… Они к ней так и слетались. А на кого сама вешалась. И Андрюхины-то приятели тоже не смогли устоять… Друзья, называется! – Иваныч символически сплюнул.
– А он что? Не замечал ничего? Или так ее любил, что вовремя отворачивался?
– Андрюха? Нет, не думаю, чтоб отворачивался. Он не из той породы, что даст ноги о себя вытирать. Любил ее – это да. И поэтому, наверное, просто верил своей женщине, как себе. А когда понял, что верить нельзя, то сразу одним махом все концы обрубил, выгнал ее и подал на развод. Она-то еще приезжала, пыталась мириться, а он и разговаривать с ней не стал. Потом только долго стоял за баней возле растущей там рябины. Обхватил ее, да нет-нет лбом о ствол и стукнется. Хотел я к нему подойти, но потом передумал: ну что в такой ситуации скажешь? А так перегорит да утихнет. И ушел я потихонечку, не стал показываться ему на глаза. Вот с той поры вместе и живем.