Он сел на кровать.
И просидел больше двух часов.
Потом позвонил сестре. Ребенок умер.
Передавая сына в руки доктора Скарлета, Милош произнес только: «Спасибо», — и направился к лифту.
В приемном покое толпились люди: кто-то приезжал, кто-то уезжал. Окружающее, как всегда после случившейся смерти, казалось обыкновенным, нормальным, почти до смешного приземленным. Люди все так же смеялись, заказывали в буфете кофе с пирожками, пролистывали спортивные страницы газет и окликали друг друга по именам.
Милош подошел к двери, переступил порог, увидел перед собой дорожку, но не мог вспомнить, где оставил фургон. И повернул назад, в больницу.
Нет, здесь он уже был. Здесь все кончено.
Когда наконец он нашел фургон, то обнаружил на переднем сиденье Агнешку. Она была в том же синем жакете, в котором он привез ее сюда рожать Антона.
Оба всю дорогу молчали.
Не было таких слов, что они могли бы друг другу сказать.
Через две недели Агнешка переехала в дом родителей. Потом Милош время от времени встречал ее на углу Онтарио и Дауни-стрит с брошюрами в руках. Но они больше ни разу не разговаривали. Агнешка отворачивалась, Милош проходил мимо.
Случалось, Мерси видела Милоша в окне кухни. Или во дворе: он мыл фургон или подстригал траву. Он завел собаку — черного лабрадора. И назвал его Шопс — может быть, в честь Шопена — Мерси не спрашивала. Женщин у него больше не появлялось. Мерси судила не по тому, что видела, а по тому, что слышала: музыку и голоса немолодых мужчин, приходивших играть в карты.
Теперь от Милоша веяло покоем — так бывает после того, как человек покорился и даже обрел смирение. Мерси знала по себе. Когда умер Том…
Милош никогда не здоровался.
Но он махал рукой.
И улыбался.
Улыбался и махал рукой.
Мерси не требовалось иных — и лучших — знаков того, что Милош выживет. Хотя бы потому, что он этого хотел. В конце концов, ведь существовала еще целая новая жизнь, которую надо было наследовать и осваивать.
Пятница, 14 августа 1998 г.
Мерси накормила завтраком Уилла. Сок, тост и мармелад. Уилл не доел тост, и Мерси впервые видела, чтобы он выпил лишь половину чашки кофе с молоком.
Джейн не появлялась. Мерси это не тревожило, разве что только из-за мальчика. Она ясно понимала, что происходит; когда распадается брак, человек скисает. Но это пройдет.
— Хочешь в парк?
— Нет.
Уилл, не выпуская из руки чашку, развалился на стуле и постукивал каблуками по перекладине.
Мерси чувствовала — она обязана что-то делать — как-то его спасать.
— Тогда пойдем куда-нибудь еще, — предложила она.
— Чтобы мама могла привести сюда друга, пока нас нет?
— Какого друга?
— Мужчину.
— Какого мужчину?
— Того, с которым она трахается.
Мерси не ответила. Ругать его за подобные слова — делать только хуже. Подталкивать к еще большему сквернословию. Уилл прошел до конца путь, на который детей толкает полное разочарование во взрослых. Мальчик выглядел на десять лет старше — бледный, худющий, страшный. Волосы словно выцвели и безжизненно повисли. А ведь ему всего семь лет. Безжизненный и семилетний — не очень вяжется.
Мерси беспокоилась, не хотела об этом думать. Но мальчик сделался неузнаваемым. Глаза превратились в щелочки, уголки губ опустились, зубы стиснуты. И руки — то сжаты в кулаки, то хватаются за все подряд. Он с грохотом передвигал посуду, топал по комнатам, громыхая дверями, или оставлял двери открытыми, и тогда в дом врывались полчища мух и комаров. Он больше не собирал головоломок и не читал книг — так и не закончил «Остров сокровищ». И каждый раз, когда соизволяла появляться Джейн, вставал и уходил. И еще он начал кампанию сопротивления Мерси. Недоедать за столом было только частью его войны.
Уилл прекратил общаться с друзьями — никого не хотел видеть. Друзья требуются только в школе — для того чтобы поболтать о том о сем, потрепаться о хоккее и обменяться карточками с портретами хоккеистов. Детские игры его не забавляли: Все равно постоянно проигрываешь. А если выиграешь, тебе говорят, что ты жульничаешь. Единственной игрой, которая ему нравилась, был крокет. Но мои придурки родители испортили газон — устроили на его месте идиотскую клумбу. А когда Мерси напомнила, что это не Грифф и Джейн, а хозяин распорядился сделать клумбу, он ответил: Могли хотя бы возразить. Рассказать про крокет. На это Мерси не нашла что ответить.
Сейчас она направилась к задней двери и сказала: «Мы идем в парк». Не спросила, хочет ли Уилл, а сообщила — «идем».
— Возьмем напрокат лодку и поплаваем по озеру. Я куплю пепси.
Мерси гребла, а Уилл сидел на задней скамейке, надвинув на лоб козырек кепки, чтобы в тени не было видно его глаз.
Редьярд сидел на носу.
— Через три недели начинаются занятия в школе. На следующий день после Дня труда[33].
Уилл ничего не ответил.
— Пойдешь в третий класс.
— Угу.
— И все твои друзья тоже.
— Да, но у меня будет велосипед. Тогда мне не придется ни с кем гулять.
— Посмотрим, что на это скажет твоя мама.
Мальчик пропустил ее слова мимо ушей.
— Велосипед будет синий, — продолжал он, поглядывая на сады вокруг домов на противоположном берегу. — Всегда хотел синий. Десятискоростной.
— А это не слишком опасно?
— Все на свете опасно. Велосипедистов убивают каждый день придурки взрослые, которые не умеют водить машины. Не все ли равно, как умереть — под колесами или от чего-нибудь другого.
— Давай сменим тему.
— Почему?
— Потому. Я не расположена говорить о мертвецах. И тебе не советую. Посмотри, какой прекрасный день.
Подплыли два лебедя и стали к ним присматриваться. Птицы привыкли к присутствию людей — чего тут только не было: прогулочные катера, гребные лодки, водные велосипеды и каноэ. Но лебеди все равно проявляли любопытство: кто это там? Нет ли тут еды?
Дома, незаметно для Мерси, Уилл сунул в карман недоеденный кусок тоста и теперь извлек его и разбросал крошки по воде.
Подплыл самец, попробовал. Неплохо. И только после этого к нему присоединилась самка.
— Лебеди сходятся в пары на всю жизнь, — заметил Уилл.
— Я в этом не уверена, — возразила Мерси. — Гуси, те — да.
— Значит, мои мама и папа лебеди.
Лучше бы они были гусями, подумала Мерси. И потом: Я все-таки не считаю, что все кончено. Черт возьми, ради Уилла, надеюсь, что это не так.
Час спустя они сидели за столиком на тротуаре перед «Паццо» и ели пиццу.
Редьярд дремал у ног Мерси.
— Что значит «гей»? — неожиданно спросил Уилл.
— Веселый. Счастливый.
Мальчик подозрительно посмотрел на нее.
— А я думал, что-то другое. Плохое. — Он разрезал пиццу и отложил нож.
Мерси ждала. А потом сказала:
— Это слово может означать иные вещи.
— Какие?
— Ну, например… — Она пригубила вино и пожала плечами. — А почему ты спрашиваешь?
— Вон тот человек только что сказал сидящей с ним женщине, что он гей. Он мне не кажется очень веселым.
Мерси посмотрела в ту сторону и поняла, что мальчик говорил о двух молодых актерах из труппы.
— Ну так как? — не отступал Уилл. — Если он не веселый, что он имел в виду?
— То, что он любит мужчин, а не женщин.
Объясняй как можно проще.
— Почему?
— Любит, и все. И никаких «почему».
— А зачем он сказал ей об этом?
— Может, она в него влюбилась, — улыбнулась Мерси. — Иногда так бывает.
— Это плохо?
— Что?
— Быть геем.
— Не плохо. Просто он не такой, как другие.
— Другие — кто?
— Другие — мужчины, которые любят женщин.
— Как папа?
— Совершенно верно.
— А я знаю кого-нибудь из геев?
— Понятия не имею. Какое это имеет значение?
— Просто интересно.
Мерси покосилась на мальчика. Выражение лица у него было странное. Почти отсутствующее, но это только казалось.
— Хорошо было на лодке? — спросила она.
— Нормально.
— Хочешь доесть мою пиццу? — Уилл свою уже прикончил.
— Если только она без анчоусов.
— Откуда? Ты же знаешь. Хорошая пицца: полно грибов.
— Давай. Один кусочек.
Мерси переложила пиццу на тарелку Уилла и посмотрела вдоль улицы.
Редьярд внезапно сел и завилял хвостом.
— Что там? — спросил мальчик.
Пес вышел из-под стола и приблизился к перилам.
— Твой отец, — сообщила Мерси.
Гриффин прошел мимо с Найджелом, который играл Калибана; они направлялись в Фестивальный театр на дневное представление «Бури». Ни один из мужчин не сказал ни слова.
Уилл и Редьярд наблюдали за их удаляющимися спинами, как люди, брошенные на берегу, наблюдают за отплывающим судном, на которое они опоздали.
Мерси налила себе второй стакан вина.
— Хочешь еще пепси?
— Нет, спасибо. — Уилл оттолкнул тарелку.
Редьярд так и остался сидеть.
— Может, пойдем? — спросил мальчик.
— Сейчас, минутку. Только заплачу по счету.
— Давай побыстрее. Здесь так противно.
— Успокойся! — резко проговорила Мерси. — Они нас не видели — спешили. А если бы увидели, то наверняка бы остановились.
Уилл подался вперед и отхлебнул вина из стакана Мерси.
— В следующий раз спрашивай, — сказала она и придвинула вино к себе.
— Если бы я спросил, ты бы мне не дала.
Они помолчали.
— Мама сказала, что отец живет у Найджела и Сьюзи, — проговорил мальчик.
— Так и есть.
Уилл подумал и добавил:
— Наверное, для этого и нужны друзья.
— Иногда, — улыбнулась Мерси.
Принесли счет. Мерси расплатилась, и они отправились в долгий путь домой.
Суббота, 15 августа 1998 г.
В половине восьмого, когда Мерси готовила утренний кофе и чай, явился Люк. Уилла на кухне еще не было.