Хангельды передернуло от неожиданности. От Марал не ускользнула перемена в его настроении.
— Этого надо было давно ожидать, — ответил Джепбар.
Хангельды бросало то в жар, то в холод. Не говоря ни слова, он отошел от Марал, сел за свой любимый столик в углу зала, вынул блокнот и стал писать.
"Марал! — написал он крупно. Потом буквы стали мелкие, убористые. — Ты должна понять меня…"
Пирли дома не оказалось.
"Может быть, он у нас?" — подумал Хангельды.
— Что с тобой, сын мой? — испугалась мать, встретив его во дворе. — Кто посмел тебя обидеть?
— Дядю Пирли ты не видела?
— Как же, был недавно. Тебя спрашивал. Он тебе подарок принес.
— Какой подарок?
— Две шкурки золотистого каракуля. Сейчас принесу, посмотришь!
— Сур?..
— Ты угадал, сынок, — ласково ответила мать.
— Мама, — сдерживаясь, проговорил Хангельды, — сейчас же возьми эти шкурки и отнеси их дяде. И скажи, что твой сын не нуждается в ворованном…
— Ворованное? Где же он украл?
— У тебя, у меня, у всех нас, колхозников!..
— Отнесу, сын мой, отнесу, — суетилась мать, а сама с тревогой подумала: "Неужели и деньги, и ковер, и масло, и мясо — все ворованное?" Потом добавила: — Хангельды, не пойти ли мне к Айджамал?
— Ах, мама, разве мне сейчас до этого!.. По селу идут слухи, что Пирли грабит колхозную ферму, а я ему помогаю. Слух, наверно, дошел и до Айджамал, и до Марал.
— Сынок, а может быть, все это болтовня? — стала успокаивать Бике-эдже.
— А сур — тоже болтовня?! Говорят, он мне домой продукты таскал. Скажи, правда это или нет?
— Что ты, сынок! — испугавшись, солгала Бике-эдже. — И видеть не видела.
Он бессильно опустился на кошму, подложив руки под голову. Лежал и думал свою невеселую думу.
— Сынок, куда ты, скоро полночь! — удивилась Бике-эдже, когда Хангельды, растрепанный, выскочил из дому. — Причешись хоть, а то люди подумают — пьяный!
— Ничего!.. — ответил Хангельды на ходу.
Ночь была такая же светлая и тихая, как и в тот раз, когда он провожал Марал. Он добежал до читальни и остановился около освещенного окна. Долго ждал, пока вышла Марал.
— Ты прочла мое письмо? — спросил он, когда она подошла к нему.
— Прочла.
Он почему-то думал, что девушка забросает его вопросами, и готов был дать на них ответы, но она молчала. И это становилось тягостным. "Надо решиться, надо решиться!" — твердил он про себя.
— Я… я… обещал тебе, Марал… сказать… моя мать… завтра пойдет к твоей матери, — сказал он через силу.
Она поняла все и, хотя ждала этой минуты, как-то не верила, что она когда-нибудь настанет. И ей не хотелось сразу ответить ему. Вдруг подумает, что она навязывается?
— Это все, что ты хотел сказать? — спросила девушка, стараясь не выдать волнения.
— Да! — смутился Хангельды. — Ты обиделась?
— Нет. Почему же!
— Значит, можно к вам послать мать? — обрадованно переспросил он.
Марал показалось, что он хочет обнять ее. Она отстранилась и добавила задорно:
— Послушай, только смотри не сделайся Меджнуном и не вздумай удаляться в пустыню, если откажут… Что будет тогда делать колхоз без зоотехника?.. — Она неожиданно громко засмеялась.
Бике-эдже надела самое лучшее платье, накинула цветастый шерстяной платок и степенно пошла к Айджамал. Осторожно приоткрыв калитку, она вступила в туннель из переплетенных виноградных лоз. Первой ее увидела Марал и поспешила спрятаться в свою комнату. Она-то знала, зачем пришла Бике-эдже.
— Подружка, Айджамал! Дома ты?
— Дома, дома, родная! — послышался приветливый голос Айджамал из комнаты. — Заходи, заходи, подруженька… Как раз к чаю пришла, садись. — Она указала место рядом с собой. — Как жива-здорова?..
— Все благополучно…
Айджамал придвинула чайник и подала пиалу:
— Пей… набат[93] бери. Сестра из Самарканда прислала. У нас почему-то набат не делают…
— Спасибо, подруженька, ведь я только из-за стола. Хангельды приучил с утра есть и пить. Встанет и просит чай, ну и меня с собой сажает.
— Значит, добрый он у тебя, сынок-то! И моя Марал очень заботливая. Ничего не дает по дому сделать. Все сама да сама. А каково мне, старухе, без дела! Сегодня чуть не поругалась из-за этого.
— Молодец она, жалеет мать.
— Мать-то жалеет, а сама измучилась. Вечером работает, а днем за книжками сидит. Она ведь у меня в институте занимается.
— В каком же, подруженька?..
— Да не знаю. В каком-то за-оч-ном… Слово-то такое и не выговоришь…
— Да и мой сын все с книжками возится, все в читальню бегает.
— Смотри, подруженька, как бы он с книжками не забыл, что ему жениться пора.
— Я и то думаю: пора ему жениться, а мне внучат нянчить.
— Об этом ты говорила ему?
— Все уши прожужжала. Наконец послушался: говорит, иди сватай… Вот я и пришла.
— Вах, подруженька! — притворно вскрикнула Айджамал, хотя с самого начала чувствовала, что неспроста пришла Бике-эдже. — Да куда ей замуж, — Айджамал не назвала дочь по имени, — она еще ребенок!
Бике-эдже перепугалась, ей показалось, что Айджамал не хочет Хангельды в зятья. Не зная, как уговорить ее, она стала расхваливать его: какой он красивый, какой работящий, какой хозяйственный, какая у него выгодная должность. Видя, что и это не помогает, Бике-эдже стала перечислять, что у них в хозяйстве прибавилось за последнее время.
— Недаром говорится, — закончила она, — за бедностью идет богатство. Сколько мы с ним пережили, сколько потеряли здоровья, а теперь пришло время пожить в удовольствие… Хангельды говорит: "Скоро, мама, я тебе "Победу" куплю…" Вот он у меня какой!
— Очень хорошо, — ответила Айджамал, кивая головой.
— Значит, ты согласна, подруженька? — обрадовалась Бике-эдже.
— Ой, милая, я же говорю, она совсем ребенок!
— А может быть, — обиженно проговорила Бике-эдже, — ты считаешь, что мой сын недостоин твоей дочери?
Айджамал воздержалась от прямого ответа.
— Есть поговорка, милая, — сказала она после небольшой паузы. — Просящему и бог дает!
— Ну вот, давно бы так! А то ребенок… ребенок!
— Ты чему это так обрадовалась? — спросила Айджамал.
— Как чему? Ведь ты согласилась, подруженька!
— Что ты, что ты, милая. Надо подумать…
— И то правда, подумай. — Бике-эдже приняла отговорку как согласие. — Да вспомни на досуге, что легче сберечь соль, чем девушку!
Поговорка рассердила Айджамал, однако она сдержалась.
— Подумаю да посоветуюсь с Марал, а то ведь они теперь какие стали! Скажет — нет, и все тут!
— И то правда, посоветуйся. Ну и последнее, — понизила голос Бике-эдже. — Какой калым-то готовить?
— Вах! — вскрикнула Айджамал. — Что ты, что ты? Наши дети комсомольцы. Я и сама выходила без калыма. А вообще я больше, чем волчиц, ненавижу матерей, которые выкормят детей своей грудью и украдкой продают их. Как у них идет в горло хлеб, купленный на эти деньги? Как они не поперхнутся?!
Бике-эдже ждала такого ответа, потому что в селе мало осталось людей, которые платили и брали калым, к их числу она не относила Айджамал. А теперь она еще раз убедилась в своей правоте.
Помолчали.
— Милая Айджамал, — нарушила молчание Бике-эдже, — когда же мне наведаться за ответом?
— Не торопи, подруженька! Скажу сама…
Из соседней комнаты послышались рыдания, когда Бике-эдже ушла. Айджамал улыбнулась, увидев дочь в слезах. Она не могла взять в толк, к чему эти слезы. Когда ее отдавали замуж за незнакомого человека, она тоже плакала. Да как было не плакать, если ничего хорошего не ожидало ее в семейной жизни? Теперь ничто не угрожает ее дочери. "Притворство", — решила она и пошутила:
— Доченька, подушка-то до вечера не высохнет от слез. Перестань, глупая…
Рыдания стали громче. Айджамал испугалась:
— Марал-джан, дочка, да что с тобой?
— Мама, я… я… — всхлипывая, говорила Марал.
— Ну, что случилось?
— Все… все я слышала…
— Вах ну что же, что слышала? А у нас и не было секрета…
— Секреты или не секреты, но мне разговор ваш не поправился, — вытирая концом косынки глаза, проговорила Марал.
— А чего мы такого сказали, доченька? — удивилась Айджамал.
— Не знаешь?
— Нет, не знаю. — Взяв дочь за подбородок и подняв ее голову, она с улыбкой добавила: — Если растолкуешь, то и мать будет знать…
— Ты слышала… Ее сын полгода как работает, а помнишь, что она говорила?
— Помню, все как есть помню. Но ничего она не сказала такого обидного…
— Это потому, мама, что ты не прислушивалась или ничего не поняла. Помнишь, она сказала: "Не успел сын приехать, как у нас появилась корова, четыре овечки с ягнятами, ковры, обстановка. Скоро он и "Победу" купит". Говорила? Ну вот. А ты слышала, что им Пирли Котур и масло, и мясо, и яйца приносит? Ну вот. А где, на какие деньги сразу можно купить такие вещи?
— Дочь моя, ты не подозревай людей, — рассердилась Айджамал. — Подозревать честного человека дурно.
— А разве не дурно — брать незаработанное? — откинув назад влажные волосы, спросила Марал.
— Дочь моя!.. — удивилась Айджамал. — Что ты говоришь? Это сплетни.
Не успела Айджамал опомниться, как Марал выбежала из дома.
— Марал, Марал, куда ты? — закричала мать.
Но ее голос услышал только большой бухарский кот. Раскинув хвост, он подошел к Айджамал, посмотрел на нее своими желтыми глазами и лениво мяукнул. Айджамал ударила его ногой:
— Шайтан тебя принес!..
— Зоотехник здесь? — спросила Марал у девушек, работавших на ферме.
— Ой, Марал пришла!
— Книжку по свиноводству достала? — обратилась к ней черноглазая курносая девушка с косичками на груди.
— А мне чего-нибудь про любовь! — сказала другая.
— И про любовь, и про свиней достану книжки, — тихо ответила Марал. — Потом достану, а сейчас мне зоотехника надо.