— А… Теперь узнал… — сказал Тойли Мерген и внимательно посмотрел на девушку. Да, он помнил ее покойного отца. Он был секретарем райкома. — Так ты, значит, та самая шалунишка Сульгун с черными кудряшками.
— Та самая, — улыбнулась девушка, — которой вы всегда приносили конфеты и еще дразнили: «Сульгушка, Сульгушка, проглотила смешинку!»
— Да, да, давно это было. А мама здорова?
— Спасибо, здорова.
Тойли Мерген не прикоснулся к чайнику, закурил и посмотрел на часы.
— Вы торопитесь, Тойли-ага? — глядя на озабоченное лицо гостя и чуть смущаясь, спросила Сульгун. — Я хотела поставить обед. У Амана должно быть и мясо, и сало.
— Спасибо. Я сыт! — неласково ответил Тойли Мерген. — Я ему сказал, чтобы он в пять был дома. А уже шестой час. Неужели Аман заставит меня ждать?
— Раз вы сказали в пять, значит, он сейчас придет. — Сульгун делала вид, что не замечает состояния Тойли Мергена, и изо всех сил старалась смягчить его.
А он все хмурился и прикуривал одну сигарету от другой. Девушка смотрела на него, окутанного дымом, и понимала, что он вот-вот спросит ее, почему, собственно, она хозяйничает в доме его неженатого сына.
Словно подслушав ее мысли, Тойли Мерген разогнал рукой дым, поднял голову и заговорил:
— Ну, мы с вами оказались старыми знакомыми… А давно ли вы знаете моего Амана?
— Давно, Тойли-ага, — спокойно сказала Сульгун. — От медицинского до сельскохозяйственного института — два шага. Все студенты, конечно, перезнакомились. Ну, а потом, когда кончили учиться, Аман отправился домой, а я приехала сюда, к маме. Остальное вы сами знаете.
— Я ничего не знаю! — возразил Тойли Мерген, раздавив сигарету в пепельнице. — Пусть только придет этот сукин сын! Я ему… Нет, я не потерплю такого своеволия.
— Тойли-ага, о чем вы? — Сульгун покраснела, но говорила по-прежнему спокойно. — Аман хороший, умный парень, правда, немного вспыльчивый…
— Я вижу, какой он хороший!.. — произнес Тойли Мерген и отвернулся.
— Я ничего не хочу скрывать от вас, Тойли-ага, — с прежней мягкостью продолжала Сульгун. — Мы очень, очень дружны с Аманом. Мы любим друг друга. Наверно, вы и сами догадались об этом по тому, как я говорю о нем, и по тому, что не испугалась, когда вы пришли сюда. Но мы ведь не завтра собираемся пожениться, поэтому у нас есть время посоветоваться с родными. Я с мамой пока не говорила, хотя никогда ничего не делаю без ее согласия. Правда, мама давно догадывается о наших чувствах, но ни о чем меня не спрашивает, потому что верит мне…
— И я верил своему сыну, — опустив голову, проворчал Тойли Мерген. — А теперь вот понял — не справиться нам с вами, молодыми.
— Почему же не справиться? — чуть улыбнувшись, возразила гостю Сульгун. — Просто не надо рубить сплеча, надо постараться понять друг друга. Ваша молодость была гораздо труднее нашей. Но, простите меня, ведь это не значит, что мы должны слепо подчиняться воле родителей. Считаться с мнением старших, уважать их опыт мы, несомненно, должны, даже обязаны…
Тойли Мерген привык правду называть правдой, и если поначалу он пришел в ярость, когда увидел, что в доме его сына хозяйничает незнакомая девушка, то позже, наблюдая за Сульгун и слушая ее, он стал ловить себя на том, что перестает гневаться и начинает испытывать к ней чувство приязни. Вежливая, почтительная, но умеет постоять за себя.
— Ну что ж, Сульгун… — вздохнул Тойли Мерген и уже более ласково посмотрел на девушку. — Я был бы рад, чтобы мой сын рассуждал так же, как вы.
— Если так, то у меня к вам, Тойли-ага, есть просьба, — торопливо проговорила Сульгун. — Надо успеть, пока не вернулся Аман.
— Слушаю…
— Я пришла сюда сегодня, чтобы поговорить с Аманом. Но очень рада, что встретила вас. То, что Аман сначала уехал из колхоза, а теперь бросил работу и перешел в ресторан… все это… вы понимаете, что я хочу сказать. Ну, ошибся человек, запутался… И надо ему помочь… Словом, у меня к вам просьба: вы ведь так любите сына, не оставляйте его здесь, увезите сегодня же, не откладывая, домой.
— Пойдет ли он?
— Если он уважает отца, то должен.
— Вообще говоря, я для этого и приехал.
— Вот и отлично. Пусть едет и не задерживается здесь ни на минуту! Нечего ему тут делать! — твердо заключила Сульгун и встала.
Ее последние слова особенно понравились Тойли Мергену. Поэтому, увидев, что девушка взялась за сумку, он спросил:
— Ну, а куда же вы сейчас? Помнится, вы что-то говорили про обед?
— Вы же сказали, что сыты, Тойли-ага. А теперь я не успею ничего приготовить. Через полчаса я должна быть в больнице. Сегодня у нас операционный день. Всего хорошего, до свидания, Тойли-ага. Простите, если чем-нибудь обидела вас… Я этого не хотела… — Сульгун глянула на часы и убежала.
Оставшись один, Тойли Мерген погрузился в размышления. Он думал о сыне, о Сульгун, о том, как посмотрит на все это жена, думал о себе. Но так ничего и не решив, впервые за долгий день улыбнулся.
Тут в дверях появился Аман. По тому, как он взмок, было видно, что парень бежал всю дорогу. Однако, не дав ему вытереть пот со лба, Тойли Мерген спросил:
— Ну что, освободился? Ты чего молчишь? Или выпил?
— Ах, настроение у меня было поганое, я и тяпнул перед уходом стопку.
— Ну, и как, поправилось настроение?
Аман промолчал.
— Сегодня перед уходом стопку, завтра перед приходом, а послезавтра в арыке тебя искать придется. Если из-за плохого настроения надо пить, то мне, пожалуй, следовало бы искупаться в водке. Сейчас меня одно интересует — освободился ты или нет?
Аман не спешил с ответом. Он ослабил узенький черный галстук, расстегнул пуговицу воротничка и только тогда хмуро проговорил:
— Сначала посмотрим, как сложатся твои дела.
— Пусть мои дела тебя не беспокоят. Ты лучше скажи, почему ты ушел из автопарка? И не крути, говори честно!
— Не поладил с директором.
— А он другое говорит.
— Значит, ты и у него побывал?
— Пришлось. Ты же не счел нужным посоветоваться с отцом! Чего ты с ним не поделил?
— Ненавижу лживых людей. Я не знаю, что он тебе наболтал, но уверен, что ни одного слова правды. Я все-таки довольно долго терпел. А ты бы и дня не выдержал. Да и вообще надоело мотаться днем и ночью. А в результате что? Все равно спасибо не скажут.
— Что, что? Спасибо не скажут? Ты думаешь, что говоришь?
— Да, думаю!
— А по-моему, нет.
— Ну, ладно, папа, не делай вид, будто не понимаешь, о чем речь.
— Я никогда таких вещей не понимал и теперь не желаю понимать! Моими неприятностями ты пытаешься оправдать свой неразумный поступок. Это мальчишество! Мало того что ушел с работы, так ведь еще куда ушел. Будь, мол, что будет! Ну, на кого ты теперь сердишься? На самого себя! Сын Тойли Мергена… Инженер… Ресторан… Буфетная стойка… Уму непостижимо! Верно в пословице говорится: «Рассердился на вошь, сжигай одеяло». А все эти разговорчики насчет того, что спасибо не скажут, ты оставь. Молодой парень, инженер. Стыдись, Аман!
— Передо мной пример. Я вижу, как тебя хорошо отблагодарили.
— Я уже сказал тебе, что запрещаю об этом рассуждать! Опустив голову, Аман взъерошил волосы.
— И не распускайся, а вставай и иди! — добавил отец.
Аман поднял голову:
— Предположим, ты отвезешь меня в колхоз. А дальше что? Место инженера-механика давно занято.
— Так что же, по-твоему, и работы для тебя не найдется?
— Например?
— Увидишь, когда приедем.
Аман окинул взглядом комнату и снова спросил:
— А что будет с домом, если я уеду?
Тойли Мерген давно решил судьбу дома, поэтому ответил, не задумываясь:
— Это не твоя забота. Позвоним в городской Совет и скажем, что пусть распоряжаются домом по своему усмотрению.
Аман знал, что отец — человек твердого нрава, но добрый. Однако такая щедрость его просто огорошила.
— Это серьезно, папа? — растерянно спросил он. — Может, шутишь?
— Мне сейчас не до шуток! — рявкнул Тойли Мерген. — Вставай, поехали!
— Папа, дай мне подумать.
— Аман! Имей в виду: второй раз я говорить с тобой по этому поводу не буду, — непривычно тихо произнес Тойли Мерген и, не оборачиваясь, вышел.
— Шекер! Моя Шекер!
Услышав властный голос мужа, Шекер торопливо вышла из кухни.
— Это ты, Каландар?
Ханов устало улыбнулся:
— А кто ж еще может быть?
— Да я просто так спросила… Давай шапку.
— Караджа пришел? — осведомился он и небрежно бросил жене шапку.
— Караджа? Племянник?
— Какой еще племянник, что ему здесь делать? Караджа Агаев! Ревизор!
— Ну, так бы и сказал — тот смешной человек… — Шекер улыбнулась, вспомнив Агаева. — Нет, не приходил. А ты что, просил его зайти?
— Да, условились, что он зайдет сразу после работы. Обед готов?
— Конечно.
— Привяжи своего пса. Как бы он не вскочил на плечи ревизору, как тогда, помнишь…
— Давай ремень.
— Постой, раньше сниму сапоги. — Ханов почему-то не заставил жену, как обычно, стягивать сапоги, а снял их сам и бросил возле кушетки. — Ты отнесла маме деньги?
— Отнести-то я отнесла, но… — женщина виновато опустила голову.
— Ну, что еще за «но»? Опять не повидала ее? Сунула деньги внуку и ушла?
— Так ведь твоей матери не было дома.
— Вот, ей-богу, Шекер, вечная твоя доверчивость. Сколько раз я тебя предупреждал: если матери нет, не оставляй мальчишке и ломаного гроша. Когда придет Агаев, поставь обед на стол, а сама не поленись, сходи еще раз. А то пожалуется кому-нибудь, вроде Карлыева, дескать, сын меня голодом морит. А что я смогу возразить?
— Если ты мне скажешь, чтобы я всю ночь напролет землю копала, я буду копать, Каландар, только не посылай меня больше туда! Каждый раз, когда я прихожу к этой несчастной женщине, я не знаю, куда глаза девать от стыда. Если ты и в самом деле хочешь помогать своей матери…
Но Ханов не дал жене договорить: