— Завтра, пожалуй, не получится. Надо закончить кое-какие дела.
— Дела бывают более важные и менее важные!
— Это верно, конечно, только ведь и подготовиться надо.
— Словом, даю тебе два дня! Ясно?
— Ясно.
Хозяин дома, сделав дело, поленился даже проводить гостя.
— Собака привязана, иди спокойно. И вообще заходи!
Ханов прилег на диван и, довольный собою, мысленно обратился к секретарю райкома:
«Давай, поддерживай преступника! Посмотрим, как долго ты еще будешь злорадствовать, товарищ Карлыев. Кто прав, кто неправ — покажут результаты ревизии!»
Шекер никогда не вмешивалась в дела мужа, но уж слишком часто сегодня повторялось имя Тойли Мергена, поэтому она спросила:
— Каландар, Тойли Мерген — это тот самый председатель, который в городе купил дом для сына?
Ханов не стал объяснять, что Тойли Мерген уже не председатель и вообще никто.
— Тойли Мерген много чего купил! — нехотя проговорил он.
— Откуда ты знаешь, что он покупает?
— Если бы не знал, не говорил бы, моя милая! — сказал Ханов, и неожиданно мысли его перенеслись к Алтын-джемал. — Чай готов?
— Стоит заваренный.
— Принеси. Выпью чайку и пойду пройдусь немного. Целый день просидел на работе, потом здесь с этим дураком, совсем разламывается поясница.
— Опять ты уходишь, опять я останусь одна…
— Ты, моя милая, уже должна была бы к этому привыкнуть. Муж у тебя человек ответственный. Немного поскучаешь, я скоро вернусь и развеселю тебя! — Он сделал какое-то игривое движение рукой и поцеловал жену в шею. — Да, кстати, ты так и не сходила к моей матери.
— Ах, Каландар, ну что ты за человек! Я ведь не могла уйти, пока сидел гость. Ты же каждую минуту мог что-нибудь попросить.
— Это верно, моя Шекер! — бросил Ханов и, отхлебнув из налитой Шекер пиалы, потянулся и встал. — Тогда ты сейчас сходи к ней. А я немного пройдусь.
«Прогулка» затянулась у Ханова на много часов. Он вернулся среди ночи. Шекер, даже не постелив постели, лежала, свернувшись клубочком и подложив под щеку ладонь.
— Шекер! Моя Шекер! — ласково окликнул жену Ханов. Шекер не спала, но не отозвалась.
Тойли Мерген вернулся из города, когда уже стемнело. Акнабат по походке мужа поняла, в каком он настроении.
— Что ты такой хмурый? — чуть помешкав, спросила она. — Или напрасно съездил? Гайли не послушался тебя?
— Не послушался.
— А что он сказал?
— Что может сказать человек, проглотивший собственную совесть? Если хочешь, говорит, заставить людей собирать хлопок, начинай со своего сына.
— Но ведь и ты ему что-нибудь сказал? Хорошо еще, что прямо на базаре не схватил его за шиворот.
— Твоего братца не так-то легко схватить за шиворот. Как бы он меня самого не схватил. Ох, и горластый же он!
— Что же ты ему все-таки сказал?
— Ладно, ответил я, раз, говоришь, надо начинать с сына, с него и начнем.
— Значит, ты и Аманджана видел? — осторожно спросила жена.
— Да, и твоего Аманджана видел… — Тойли Мерген вздохнул и закурил.
— Почему же он с тобой не приехал? Или он тоже тебя не послушался? Ну говори же! — заторопила Акнабат мужа. — Чуть что, так ты сразу хватаешься за табак.
— Может, и есть у кого-нибудь сыновья, которые слушаются своих отцов, — покачав головой и пуская из ноздрей дым, проговорил Тойли. — Будь добра, принеси что-нибудь попить. Целый день болтался по городу, горло совсем пересохло.
Акнабат принесла чай.
— Послушай, Тойли, — пригорюнившись, сказала она и опустилась на ковер. — Ведь когда ты уезжал, я тебе говорила: помощи от нашего Гайли не жди. Так что тут удивляться нечему. Но что случилось с Аманджаном? Как это он не послушался отца? Или он берет пример со своего разгильдяя-дяди?
— С кого он берет пример, я не знаю. И вообще не могу его понять…
— Что же это получается, Тойли: отец и сын перестают понимать друг друга? Может быть, мне ему позвонить?
— Незачем! Думаешь, меня не послушался, а тебя послушается? Как бы не так!
— Что же делать?
— Придумаем что-нибудь, — с уверенностью в голосе произнес Тойли Мерген. Он закурил новую сигарету и встал из-за стола. — Что-то я не напился. Может, еще один чайник заваришь?
— Это проще простого.
— И с делами нашими трудностей не будет! — Тойли Мерген взялся за телефон. — Это ты, Шасолтан? Салам. Тойли Мерген говорит… Пока неважно… Да нет, мне падать духом никак нельзя. Но вот хлопок, тот, что вчера собрала бригада, все еще не вывезен. Что? Увезли? Ну, если увезли — ладно. Но заранее предупреждаю, что не буду больше сидеть и гадать, когда машины придут. Ты покрепче накажи своим механизаторам… Есть у меня к тебе просьба. Мне завтра к пяти утра нужны ненадолго два грузовика. Да, к пяти утра… Очень нужны… Для дела… Пусть, значит, в пять заедут к Нобату. Солнце еще не поднимется, как они вернутся… Да, кстати, Нобата возле тебя нету? Недавно ушел? Ну, тогда я сам его найду, не беспокойся. Да, да, этому парню работы хватает… И еще вот что, если я тебе не очень нужен, я дома посижу. Устал. Вымотался, объездил весь город. Только что приехал. Ну хорошо, всего.
Акнабат не поняла толком, о чем договорился муж с председателем. «Что он затеял? — подумала она. — Хорошо, если к добру». Вслух она спросила:
— Тойли, зачем в такую рань тебе понадобились машины, зачем беспокоить Нобата?
— А разве я тебе не говорил?
— А ты мне что-нибудь вообще говоришь?
— Раз не говорил, слушай: надо перевезти вещи Амана.
— Вещи? — Акнабат уставилась на мужа. — Ты хочешь вывезти все из дома и на дверях повесить замок?
— Был бы дом, а хозяин найдется.
— Ой, Тойли, я ничего не понимаю.
— Со временем поймешь.
— Куда же ты собрался? Я ведь чай заварила. Ты же сам просил!
— Приду и попью. Я только схожу предупредить Нобата. Помощник бригадира Нобат осиротел во время войны. Он привык к труду с детства и, наверно, поэтому никогда не жаловался на усталость. Никто его не видел вялым или недовольным, он был жизнерадостным и веселым человеком. Теперь, когда ему уже перевалило за тридцать, он женился, и его молодая жена недавно вернулась из родительского дома. Издавна существует обычай — «кайтарма»: молодуху, после месячного пребывания в доме мужа, отправляют к ее родителям. Когда-то это было связано с уплатой калыма. А теперь — чтобы уважить старших, и молодые соглашаются на недельку-другую расстаться.
Тойли Мергену неловко было, конечно, вторгаться в дом молодых, нарушать их покой, тем более что и дело-то у него такое… Как-никак, а в пять утра придется Нобату покинуть свою молодуху. Ничего не поделаешь. Надо.
Еще вот придется пройти мимо дома Гайли Кособокого. Ведь он с Нобатом по соседству живет. Да, соседи, хотя дружбы не водят.
Гайли недавно вернулся с базара и теперь, отшвырнув в сторону шапку, ужинал на открытой веранде. Уткнувшись носом в миску с едой, он ухитрялся зыркать по сторонам глазами. Увидев своего зятя, устало направлявшегося куда-то, Гайли вскочил.
— Тойли, куда это ты? — спросил он и вытянул свою жилистую шею. — Если хочешь поужинать, заходи. Хочешь промочить горло — и бутылка «Тербаша» найдется.
Тойли Мерген, не оглянувшись, прошел мимо.
— Вот ведь бестия, до сих пор злится! — проговорил ему вслед Кособокий.
Хотя на веранде Нобата горела лампа, в доме света не было.
Неужели улеглись спать?
Огромный пятнистый пес дремал, пристроив голову на пороге. Заслышав шаги, он нехотя зарычал, но, видно, узнав знакомого, тотчас смолк, поднялся и, виляя хвостом, посторонился, уступая дорогу гостю.
— Такие вот собаки поумнее, пожалуй, иных людей, — проворчал Тойли Мерген и, взойдя на веранду, постучал в дверь.
Никто не откликнулся.
Тойли Мерген подождал немного и только собрался было еще разок постучаться, как в первой комнате загорелся свет.
— Кто там?
— Я! Твой бригадир.
— Вы, Тойли-ага? Сейчас открою.
— Или тебя враги одолевают, что ты с раннего вечера двери запираешь? — пошутил Тойли Мерген.
— Ай, Тойли-ага. Привычка у меня такая! И собаку вроде нет нужды держать, а держу, — уже открыв дверь, проговорил Нобат и вышел на веранду.
Плотный, смуглый, этакий крепыш в трусах предстал перед Тойли Мергеном.
Он осмотрел парня с ног до головы и, улыбнувшись, спросил:
— Уже улегся? А ведь еще и десяти нет.
— Чтобы встать пораньше, надо и лечь пораньше.
— Сам ложишься или укладывают?
Нобат засмеялся:
— И так бывает.
— Шутки шутками, Нобат, а есть у меня к тебе и дело. Кроме тебя, никого попросить не могу.
— Если у вас дело ко мне, считайте, что оно уже сделано, Тойли-ага.
— К пяти часам сюда подойдут две машины. Не посчитай за труд, поезжай в город к Аману. Забери все его вещи, решительно все. Ключи от дома на обратном пути завезешь в горсовет, отдашь секретарю. Он знает.
— И самого привезти? — Увидев, что бригадир молчит, Нобат продолжил: — Одна из наших хлопкоуборочных машин простаивает без водителя. Если бы за руль сел Аман, дела наши с хлопком сильно бы подвинулись.
— Об этом ты с ним поговори, Нобат, — печально сказал Тойли Мерген. — Отца он не послушался. Может быть, послушается товарища.
— Не знаю, правда или нет, но говорят, что будто Аман в ресторане работает? Что же это такое?
— И говорить об этом не хочу! — Тойли Мерген махнул рукой. — Пока что привези его пожитки, а дальше видно будет.
— Хорошо, Тойли-ага. Будет сделано.
— Эх, были бы все такие, как ты, — проговорил Тойли Мерген и ласково похлопал Нобата по голому плечу. — Как бы трудно тебе ни было, ты никогда не падаешь духом.
— Не особенно-то хвалите меня, Тойли-ага. Был бы я таким, как вы говорите, наша бригада не плелась бы в хвосте.
— Говорю, как есть. Не ты виноват, что бригада отстает. Тут другие причины. Ладно, Нобат, не будем сейчас об этом. Мы еще с тобой покажем, на что мы способны. Ну, я пошел. Вот побеспокоил тебя… Иди отдыхай. Завтра рано вставать.