— Почему же так поздно? Надо было пораньше прийти, — улыбнулась Алтынджемал и кивком головы откинула назад волосы. — Посидели бы, послушали музыку.
— Не все люди властны делать то, что захочется. Есть еще и такая штука, которая называется работой, моя Алтын!
— А я, по-твоему, не работаю?
Ханов осторожным движением убрал ей волосы с лица.
— Шучу, шучу! Просто в последнее время я какой-то нерешительный стал. Странные вещи со мной происходят. То, что мне кажется черным, оказывается белым, тот, кого я считаю вором, оказывается честным…
— Да, прежде ты не вел со мной таких разговоров, — сразу посерьезнела Алтынджемал. — Видно, и в самом деле тебя привела ко мне сегодня тоска. — Она заботливо оглядела его утомленное лицо. — Где ты хочешь расположиться? На ковре или за столом?
— За столом и без того надоело сидеть. Давай устроимся на ковре!
— Тогда снимай эти свои гадкие одежды! — приказала Алтынджемал. Она бросила на ковер пару подушек и, окинув взглядом солдатские сапоги Ханова и его полинявшую гимнастерку, засмеялась. — Говоришь, что пожаловал из дома, а похоже, что возвращаешься из пустыни.
— Скажи лучше — отправляюсь в пустыню!
— Значит, ты таким способом морочишь голову Шекер-ханум?
— Считай, как хочешь, моя Алтын, — уклонился от ответа Ханов и принялся снимать сапоги.
— Ну, это все понятно! А я тебя совсем о другом хотела спросить.
— О чем же?
— А ты не рассердишься? — кокетливо осведомилась женщина и протянула ему пижаму.
Переодевшись и сразу почувствовав облегчение, он подложил под себя одну из подушек и разлегся на ковре. Алтынджемал присела рядом.
— Да можно ли на тебя сердиться, моя Алтын!
— Ты, наверное, вот так же все время твердишь своей жене: "Моя Шекер! Моя Шекер!" — а сам…
— А сам не любишь ее — ты так хочешь сказать? — Ханов схватил Алтынджемал за руку и притянул ее к себе. — Я должен говорить правду?
— Конечно! — кивнула она и положила голову ему на грудь. — Иначе обижусь.
— Я солгу тебе, если скажу, что не люблю жену, моя Алтын! — ответил Ханов.
— Значит, ты любишь нас обеих?
— Да, люблю вас обеих. И тебя. И ее.
— Возможно ли такое?
— Выходит, возможно.
— А по-моему, нет!
Алтынджемал осторожно сняла с себя руку Ханова и встала.
— Почему же невозможно? — приподнявшись на локте, спросил он.
Прежде чем ответить, Алтынджемал задумчиво походила по комнате.
— Я вот твердо знаю, что не смогу полюбить никого, кроме тебя.
Неожиданно ее красивое лицо заволокла печаль. Стараясь скрыть непрошеные слезы, она отвернулась. Ханов торопливо поднялся, обнял ее за плечи и поцеловал в мокрую щеку.
— Вот ведь ты какая… — растрогался он. — Ну куда это годится?
Алтынджемал всхлипнула и потянула носом, словно ребенок.
— А ну, погляди на меня! — продолжал утешать ее Ханов, поворачивая к себе.
В это время с улицы донесся приглушенный сигнал остановившейся возле дома машины.
— Кажется, приехал Чары, — сказал он и, отпустив Алтынджемал, поспешил к дверям.
Чары стоял у порога и смущенно царапал себе нос.
— Пустым вернулся? — сразу заключил Ханов.
— Я, Каландар-ага, все вверх дном перевернул, нигде не нашел, — виновато объяснил парень. — Даже буфет на вокзале прочесал.
— Зачем тебе вокзал? В таких случаях надо ехать прямо в ресторан дяди Ашота.
— Был я там… Говорят, ни одной бутылки не осталось.
— Не мог на меня сослаться? Или посулил бы побольше… Сразу бы дали хоть сто бутылок.
— Я уж чего только не говорил, Каландар-ага.
— Неужели правда кончилось?.. Где бы нам все-таки найти? Уж очень сегодня нужно… Ты вот что сделай, Чары. Поезжай к председателю райпотребсоюза. Если спит — подними. И передай, мол, я велел. Пусть умрет, но достанет.
Чары нехотя кивнул и уехал.
Когда Ханов вернулся, Алтынджемал сидела за столом и вытирала глаза, пряча от него лицо.
Бессильный перед женскими слезами, он не знал, как ее успокоить. Некоторое время он, прикусив губу, молча смотрел на нее издали, а потом вдруг потерянно спросил:
— Что ж мне теперь — отпустить Шекер на все четыре стороны?
Вероятно, Алтынджемал не ожидала такого. Она даже вздрогнула и сразу повернулась к нему.
— Что ты сказал?
— Я говорю, развестись мне, что ли?
— Зачем толковать о несбыточных вещах, Каландар? Ты же с этим не справишься!
— Почему не справлюсь?
— Сердце тебе не позволит! Легко ли сказать женщине, которую любишь, с которой живешь, дескать, ты свободна.
Их разговор снова прервал короткий сигнал машины. Ханов вышел и убедился в тщетности своих надежд.
— Как ты смел снова вернуться пустым! — налетел он на Чары.
— А что я могу сделать, Каландар-ага, если его нет дома?
— И ты спокойно уехал? Зачем ты мне здесь нужен? Мне шампанское нужно! Пойми же ты, дурак!.. Иу, его нет, зато чуть подальше — колхозная лавка. И продавец живет в двух шагах оттуда. Не мог за ним съездить?
— Ай, Каландар-ага… Среди ночи поднимать людей…
— Чего стесняешься? Ведь это я тебя посылаю! Нет, ты не стыдливый — ты ленивый!
— Считайте как хотите, Каландар-ага. Конечно, будет лень, если за день намаешься на ремонте машины…
— Ах, вот оно что! — Ханов с силой толкнул парня так, что тот с трудом удержался на ногах. — Пошел вон, негодяй! — крикнул он и захлопнул дверь.
Не помня себя, Ханов вернулся в комнату, где все располагало к миру и безмятежности, но долго еще не мог унять злость. Когда он снова расположился на ковре, Алтынджемал осторожно спросила:
— Чего ты гоняешь парня среди ночи?
— Просил достать шампанского, — неохотно ответил он.
— Что вдруг?
— Напиться хочу!
— Ты, кажется, и без того уже отведал?
— И еще буду пить. И тебя заставлю!
— Мне вино не нужно, Каландар.
— Если тебе не нужно, то мне нужно. Я сегодня должен напиться, моя Алтын!
— Пусть так! Но чем беспокоить парня, сказал бы мне. Ведь тот коньяк, что ты принес тогда, так и остался нетронутым. — Она открыла холодильник, достала оттуда бутылку коньяка и поставила перед ним. — Вот, пей сколько хочешь!
— Ай, я хотел вместе…
— Считай, что вместе и выпили. Ужинать будешь?
— Я не голоден.
— Без закуски не годится.
— А что у тебя есть?
— Для тебя что-нибудь найдется.
— Почему для меня? И ты со мной поешь. — Уже остыв после стычки с Чары, Ханов улыбнулся. — И выпьешь тоже.
— Ты ведь сам знаешь, что коньяк я не пью.
— Ничего с тобой не случится, если ради меня сделаешь один глоток. Кстати, говорят, что нынешние молодые женщины, такие, как ты, пьют только коньяк.
— Мне нет дела до этих женщин, Каландар. В мире так много интересного… — Алтынджемал глубоко вздохнула и задумчиво покачала головой. — Знаешь, Каландар, перед твоим приходом я все думала о судьбе одной женщины. Ее зовут Евгения.
— Кто эта Евгения? Твоя знакомая?
Алтынджемал расхохоталась.
— Ну, чего смеешься?
Боясь, как бы ее смех не обидел Каландара, она сразу стала серьезной:
— Есть такая удивительная книга — "Евгения Гранде". Написал ее Бальзак. Великий французский писатель. Вот, взгляни. — Она взяла небольшую книжку, лежавшую перед зеркалом, и протянула ее Ханову. — Очень хорошая книга. И люди в ней — словно живые. А про любовь тут!..
Ханов взял книгу, повертел ее в руках и положил рядом.
— В книгах и в кино всякое бывает… — нетерпеливо посматривая по сторонам, заметил он. — Знаешь что, об этом поговорим после. А сейчас тащи, что там у тебя есть. И давай выпьем!
— Ты что, хочешь напоить меня, чтобы я разговорилась? — опять со слезами в голосе сказала Алтынджемал. — А я ведь и без того молчать не собираюсь.
— Я знаю.
— Если знаешь, открывай свою бутылку! — невесело проговорила она и расстелила перед ним скатерть.
Ханов поднялся и сам достал из буфета стопки. Налив чуть-чуть Алтынджемал, он наполнил свою стопку доверху.
— Ну-ка, моя Алтын, выпей эту каплю!
— Не мучай меня, Каландар!
— Ну, пожалуйста!
Но она лишь упрямо помотала головой.
— Что ж, за твое здоровье, моя Алтын! — вздохнул он и выпил один.
— Приятного аппетита!
Выпив еще рюмку, Ханов отодвинул бутылку.
— Ты чего отодвигаешь? Пей!
— Нет. И с меня довольно! — ответил он и, о чем-то задумавшись, закурил.
— Не хочешь без меня? Обиделся?
Ханов приподнял голову и с любовью посмотрел на Алтынджемал.
— За что же обижаться? Вовсе тебе не обязательно пить… До чего же ты красивая, моя Алтын!
— Будто только сегодня меня увидел! — сказала Алтынджемал и слегка покраснела.
— Одно дело видеть, другое дело знать, моя Алтын! — серьезно проговорил Ханов. — Прежде я тебя, оказывается, только видел. А сегодня и увидел, и узнал.
— Ну и как, разочаровался?
Ханов ответил не сразу:
— Ты прекрасна, моя Алтын! А сердце у тебя, оказывается, еще прекраснее, чем ты сама, — серьезно продолжал он, лежа на ковре лицом вниз.
Алтынджемал обняла Ханова и прижалась щекой к его спине.
— Знаешь что, Каландар! — заговорила она почти шепотом. — Может, даже лучше, что у нас все так получается?.. Слышишь, что я говорю?
— Не слышу.
— Слышишь! — с ласковой уверенностью продолжала она. — Слышишь!.. Может, если мы будем вместе, нам уже не будет так хорошо… Ты слышишь, что я говорю?
— Не слышу.
— Слышишь!.. Я скажу тебе еще одну вещь. Можешь приходить, можешь не приходить — твое дело. Мне и того довольно, если я изредка, хоть разочек в год, буду издали тебя видеть. Правда, мне и этого достаточно!.. Пройдет время, я состарюсь, стану старушкой, седой, сгорбленной, беззубой. Но ты… ты для меня никогда не изменишься. Твои плечи, твой голос, весь твой облик навсегда останется таким же в моем сердце. И если я, уже старая и дряхлая, вдруг встречу тебя где-нибудь на улице, мне доставит огромную радость одно лишь право сказать: "Когда-то, очень давно, я любила этого человека!.." Больше мне ничего не надо! Ты слышишь, что я говорю?