— Ничего, как-нибудь выйду замуж…
— Вот и выходи! — стала нажимать Донди на дочь.
— У каждого свои желания и свои мечты, мама, — вздохнула Язбиби.
— Ты мне это брось, — повысила голос Донди. — Я догадываюсь, что ты хочешь сказать.
— Не кричи, мама.
— Еще как закричу! Я ведь не глупее тебя. Ну, если бы мне не нравился их парень — и разговора бы не было. Я сама бы их на порог не пустила!
— Мало ли кто тебе нравится, мама, — попыталась объяснить Язбиби. — Чтобы соединить свою жизнь с человеком, нужно его полюбить.
— Ну и люби на здоровье. Кто тебе запрещает.
— Эх, мама!.. Да разве это делается по заказу?
— Уж если поженитесь, то и полюбите друг друга. Я ведь тоже не сбежала из родительского дома с твоим отцом. Выдали меня. И вот уже, слава богу, сорок лет живем. Теперь по мне нет человека лучше, чем он.
— Теперь другое время, мама, и по-другому жизнь строится. А потому эти ваши бесконечные разговоры с тетушкой Акнабат…
— Ты хочешь сказать, бесполезны?
Старая Допди в изнеможении села на кошму.
— Да, именно так хочу сказать, мама, — не смущаясь, ответила девушка. — Передай тетушке Акнабат, пусть понапрасну к нам не ходит.
— Нет, она будет ходить.
— Так мне придется уйти из дома. Ты этого хочешь, мама?
— Что-то ты больно смелая стала. Не иначе с кем-нибудь уже сама сговорилась?
— Если сговариваетесь вы, почему не могу сговориться я?
— Ах ты, распутница! Ну, отец — ладно, а что скажут твои старшие братья?
— После того как дело дошло до калыма, мне уж нечего стесняться, мама! — мужественно ответила Язбиби. — Что касается твоих сыновей — то они, бессовестные, ради "Волги" на все горазды. Даже сестру свою готовы продать. Тоже мне — братья!
Услышав шаги на веранде, старая Донди торопливо поднялась.
— А ну, хватит! Отец идет… Очень уж ты шустрая стала, как бы без головы не остаться…
— Во всяком случае продать себя не позволю!
— Прекрати, говорю тебе! — Для убедительности старая Донди даже ущипнула дочь за руку.
В это время в комнату, тяжело ступая, вошел Илли Неуклюжий. Был он действительно большой и до смешного нескладный, несмотря на окладистую бороду. При его появлении тетушка Донди как-то виновато подалась назад, но Язбиби даже не пошевелилась.
Вероятно, Илли еще во дворе услышал их пререкания. Не глядя ни на жену, ни на дочь, он молча прилег на цветастую кошму, подложив под локоть принесенную женой подушку. Его густые брови были нахмурены, и он еще долго соображал, что к чему, прежде чем заговорил, как всегда неторопливо и внушительно:
— Огульдонди! О чем ты споришь со своей дочерью, когда усталые люди приходят с работы?
— Скандал! Большой скандал, Илли!
— Раз большой, надо и нам услышать.
Зло сверкнув глазами, старая Донди толкнула дочь в плечо:
— А ну, убирайся отсюда!
— Зачем ты ее гонишь? Так споры не решаются… И не мельтеши перед глазами, а сядь где-нибудь.
Тетушка Донди села на ковер, прислонясь спиною к стене, и краем головного платка вытерла со лба пот. Почувствовав, что старая не торопится, Илли полез в карман, достал табакерку, сделанную из маленькой тыковки, и искоса глянул на жену.
— Говори же!
— Дай хоть отдышаться. Не торопи.
— Ты что тут, землю копала, что ли?
— Такое время настало, что лучше копать землю всю жизнь, чем иметь дочь.
— Ты времени не касайся, ты расскажи, о чем спор.
— Да будет тебе известно, Илли, — торжественно начала старая Донди, — что с самой весны ходит к нам Акнабат — хочет с нами породниться. Ну вот… Я ей говорю, погоди, пока урожай соберут, а она ни в какую. Очень уж торопит. Ну, я и решила, что другого такого случая не представится…
— Что за Акнабат? — прервал жену Илли Неуклюжий. — Это не мать ли нового учителя? Ее-то я не знаю, но сын вроде бы парень неплохой и вежливый.
Тут Донди заговорила громко и с нескрываемым презрением:
— О чем ты толкуешь, Неуклюжий? Будто я отдам свою дочь за первого встречного! Да они нам не ровня! Говорят, бабка бабки этого парня во времена Гоувшут-хана была рабыней. Говорят, ее из Ирана привезли и продали на Ахал-ском базаре за полмешка самана…
— Если уж говорить о происхождении, то не думай, что ты далеко от них ушла, — захохотал Илли.
— Перестань, Неуклюжий. Я — самая чистокровная туркменка — иг. У меня в роду рабов не было.
— Возможно, это и так, — снова засмеялся Илли. — Но вот о себе я не могу точно сказать — гул я или иг. Так что…
— Ладно! — прервала мужа старая Донди. — Говорят, тот парень к тому же ветреный…
— Мама! — Язбиби сама не заметила, как заговорила. — Ну откуда тебе знать, какой он?
— А ты помолчи!
Увидев, что жена рванулась к дочери, Илли остановил ее жестом.
— Дочка верно говорит, ни ты, ни я того парня не знаем, — рассудил он.
— Зато сына Тойли и ты знаешь, и я знаю! — вымолвила Донди и с торжеством посмотрела на мужа — вот, мол, какого жениха я подыскала для нашей Язбиби.
— Ну и на чем порешили? — мысленно взвесив новость, невозмутимо спросил Илли и, переложив табакерку из одной руки в другую, присел.
— Полагаясь на твое согласие, я просила Акнабат назначить день.
— Так бы сразу и сказала. А то морочишь голову чьей-то бабкой.
Увидев, что муж погрузился в раздумье, шустрая Донди придвинулась поближе.
— Что, не годится? — притворно осведомилась она.
— Почему не годится?! — ответил через некоторое время Илли Неуклюжий. — Только я все-таки не понимаю, из-за чего вы тут шумели?
— Все дело в ней! — опять сверкнула глазами в сторону дочери Донди.
— А чего она хочет?
— Твоя дочь. Ты и спрашивай!
— А ты не можешь сказать?
— Да у меня язык не повернется произнести то, что говорит эта негодница. Если не постесняется, пусть сама скажет.
— Хоть меня и не было, а я знаю, из-за чего вы тут спорите, — пришел к выводу Илли Неуклюжий. Он поднес табакерку ко рту, но не насыпал нас[20] под язык, а обратился к Язбиби: — Дочка! Мать ведь тоже не желает тебе зла. Почему ты противишься?
— Я и сама знаю, что она не желает мне зла. Но, папа… — Язбиби покраснела и говорила с трудом, — Мама сейчас предложила: "Если не постесняется, пусть сама скажет…" А чего я должна стесняться? Открыть тебе свое сердце?..
— Говори, говори, бессовестная! — воскликнула Донди и обоими кулаками ударила по полу.
— Скажу, мама! — взволнованно продолжала девушка. — Того, что не скрыла от тебя, не скрою и от папы…
— Лучше убирайся отсюда, негодная! — опять вскочила Донди.
— А ну, помолчи! — приказал Неуклюжий и хмуро посмотрел на жену.
— Ты надеешься, что с уст этой дуры слетит что-нибудь толковое? Зря! Ей остается только назвать парня, которого она любит.
— Вот и хорошо, если назовет. Кто он?
Язбиби промолчала.
— Я у тебя спрашиваю!
— Придет время, ты узнаешь, папа.
— Я должен знать сейчас.
Девушка снова промолчала.
— Чей он сын? — Илли Неуклюжий отбросил в сторону табакерку и уставился на дочь.
— Если вы будете меня допрашивать, папа, я вам ничего не скажу. Ни от мамы, ни от вас я такого не ожидала.
Как ни странно, Илли отнесся к словам дочери без гнева.
— Чьим бы сыном он ни был, а уж, наверно, не лучше сына Тойли Мергена! — заметил он. — Поэтому придется тебе поступить так, как советует мать!
Старая Донди, найдя поддержку у мужа, вскочила с места:
— Ты слышала, что говорит твой отец? Ах, негодница!.. Ты у меня теперь как шелковая будешь!
Ни слова не говоря, Язбиби направилась к двери.
— Куда ты? — замахала руками Донди и преградила дочери дорогу.
— Пусти ее, — распорядился глава семьи.
— А ты уверен, что она вернется, если сейчас уйдет? — заметалась по комнате старая Донди. — Она ведь стала совсем непокорная, как с цепи сорвалась…
— Ну-ка, принеси чаю, — приказал Илли Неуклюжий и опять прилег, подложив под бок подушку.
В эти дни, как только садилось солнце, к правлению колхоза "Хлопкороб" отовсюду тянулся народ. Люди подъезжали на машинах, на мотоциклах, на велосипедах и даже приходили пешком. И уж конечно дверь председательского кабинета не закрывалась до самой ночи. Особенно желанными посетителями в эту пору здесь были бригадиры и их заместители, которые рапортовали о собранном за день хлопке и высказывали свои просьбы и предложения на завтра.
Когда Язбиби заглянула к Шасолтан, в кабинете у нее находился инженер-механик.
— Сегодня две хлопкоуборочные машины работали с перебоями, — выговаривала ему Шасолтан. — Почему вы не объезжаете регулярно поля, как вам положено? Может, вы надеетесь, что, как и в прошлом году, на сбор хлопка выведут школьников? Запомните, пока я председатель, такого позора не допущу. Школьники должны учиться.
— У меня и в мыслях такого не было, товарищ Назарова, — оправдывался инженер.
— Тогда почему у вас так плохо поставлена профилактика?.. Смотрите, чтобы впредь такое не повторялось.
— Не повторится, товарищ Назарова…
Когда инженер выходил, Шасолтан заметила в коридоре Язбиби. Она стояла там с опущенной головой.
— Заходи, Язбиби, заходи! — поднялась Шасолтан ей навстречу. — Поздравляю тебя, — продолжала она, усаживаясь вместе с девушкой на диван. — Сейчас приходил помощник Тойли-ага Нобат и сказал, что ты, не сглазить бы, сегодня обогнала парней. Я еще подумала, как у тебя всё ладно получается.
— Парней я действительно обставила, Шасолтан, только жизнь у меня неладная.
Девушка не смогла продолжать и всхлипнула.
— Что случилось, Язбиби? Тебе вроде бы не идут слезы.
— Ничего не могу с собой поделать.
— То-то я смотрю, ты пришла так поздно… Что, поругалась с кем-нибудь?
— Меня хотят продать, Шасолтан.
— Это ты брось, милая. Что скажут люди, если Илли-ага продаст свою дочь?
— Что скажут — не знаю, только они уже обо всем договорились и вот-вот назначат день свадьбы. Я потому и пришла к тебе…