— Ты, видно, пошел не в отца, а в мать, — обращаясь к Аймурадову, как всегда медленно, заговорил он. — Хоть отец твой за всю жизнь ни разу не надел незалатанного халата, он, бедняга, да будет ему земля пухом, слыл человеком рассудительным. Когда на соседей сваливалось такое вот тяжелое дело, он не хорохорился, как ты сейчас, а мог или не мог, но по мере сил своих старался помочь людям. И за это его любили. Уважали. Видно было — человек хочет делать добро. Что-то я не замечаю за тобой таких намерений…
Отец Аймурадова умер давно, и молодые не могли его помнить. Но зато весь Мургаб знал его мать, пронырливую сплетницу. Упоминание о ней было сейчас для Аймурадова, как прикосновение раскаленного железа.
— Ты, старик, знай меру! — пригрозил он. — Я не потерплю…
Но Илли Неуклюжий даже не посмотрел в его сторону.
— У меня к тебе просьба, Шасолтан, — сказал он. — Вот тут сидят мои сыновья Ахмед и Юсуп. Ни к чему им слушать то, что я сейчас скажу. Отпусти ты их, чего им здесь томиться. Пусть идут себе домой и отдыхают — им завтра на рассвете в поле. А мы тут без них кое-что обсудим.
Старик явно стеснялся говорить при парнях, и Шасолтан это сразу уловила. Она вопросительно посмотрела на Дурды Кепбана, на Реджепа Нуръягдыева, на Баймурада Аймурадова, на других руководителей колхоза. Все они, кроме Аймурадова, согласно кивнули головой.
— Что ж, молодые люди, идите отдыхайте, — сказала она Ахмеду и Юсупу. — Мы сегодня все равно не будем ничего решать, а на заседание вас пригласим.
Братьям не пришлось повторять эту неожиданную весть о свободе. В следующее же мгновение их как ветром сдуло. Тогда Илли Неуклюжий заговорил снова:
— Похоже, что Шасолтан права. Разве тут вина детей? Дети — чему их научишь, то они и делают. Я думаю, что нельзя винить и мать моих детей. Чего можно ожидать от старухи с коротким умом и длинной памятью на прошлое? Если уж кто тут виноват, то, наверно, я сам. Мне бы вовремя вмешаться в это сватовство, и ржавый топор остался бы нетронутым, и дом мой не был бы опозорен…
Сквозь открытое окно было слышно, как к правлению подъехала машина. В сумерках уже нельзя было определить чья. Хлопнула дверца, донеслись какие-то распоряжения водителю, в вечерней тишине гулко прозвучали шаги.
— Кажется, районное начальство приехало, — прислушиваясь к голосам на улице, догадался Тойли Мерген.
И в самом деле, едва он это сказал, как в кабинет вошли Мухаммед Карлыев и Каландар Ханов.
Гости поздоровались, извинились за непрошеное вторжение и сели на предложенные им места рядом с председателем.
На некоторое время воцарилось молчание.
— Мы ненадолго, заглянули по пути. Не обращайте на нас внимания, — сказал секретарь райкома. — Продолжайте, пожалуйста. — Заметив, что Шасолтан замешкалась, он улыбнулся и добавил: — Кажется, мы угодили на заседание правления. Интересно, по какому поводу?
Шасолтан принялась подробно рассказывать о том, что произошло в семье Илли Неуклюжего.
Карлыев слушал и исподволь рассматривал Язбиби и Ильмурада. И у парня и у девушки были приятные лица, да и всем своим обликом они чем-то неуловимо подходили друг к другу. Что касается Ханова, то он даже краем глаза не повел в их сторону. Вид у него был такой, будто ему вообще неохота слушать то, о чем здесь говорится.
— Вот что у нас произошло, товарищи, — закончила свой рассказ Шасолтан.
И сразу Ханов оживился. Он с важным видом откашлялся и спросил:
— Все это понятно, но где же ваши герои с топором?
Аймурадов, которого распирало от желания поработать языком, не упустил подходящего момента.
— Их отправили баиньки! — ехидно усмехнулся он. — А то они не выспятся и Тойли Мерген завтра не выполнит план!
Ханов вопросительно посмотрел на Тойли Мергена, по тот промолчал.
"Этот человек меня игнорирует…" — подумал Ханов и, раздувшись от злости, четко произнес:
— Я у вас спрашиваю, товарищ Мергенов! Или вы не слушаете того, что здесь говорят?
— Я обоими ушами слушаю, — насмешливо ответил Тойли Мерген.
— Что же получается? — продолжал взвинчивать себя Ханов. — Сначала товарищ Мергенов пытается задавить трактором заслуженного человека, давнего члена вашего коллектива, а теперь норовит спрятать и выгородить преступника, покушавшегося на жизнь советского учителя!
Когда улегся шум, вызванный этими словами, и смолкли протестующие голоса, снова напомнил о себе Илли Неуклюжий.
— Вы, дорогой товарищ, не торопитесь, — бросил он взгляд на восседавшего за столом председателя райисполкома. — Мы тут так не думаем, будто кто-то кого-то хочет спрятать, а кто-то и сам норовит спрятаться. Если вам нужен преступник, то вот он, — ткнул Илли пальцем себя в грудь, — сидит перед вами.
— Кому я должен верить! — опешил Ханов. — Вам или председателю колхоза?
— У каждого зла есть свой очаг, дорогой товарищ.
— Вы хотите сказать, что вы и есть этот очаг?
— Я говорил так до вашего приезда и сейчас опять повторяю. Или же непонятно, люди?
Аймурадов, обрадованный тем, что нашел единомышленника в лице такого влиятельного человека, как Ханов, не дожидаясь, пока ему дадут слово, вскочил с такой стремительностью, словно под ним распрямилась пружина.
— Непонятно! Совершенно непонятно! — закричал он. — По-моему, очаг зла совсем в другом месте. Если бы к этому делу не пристала, словно глазная порча, семья Тойли Мерге-ча, до такого позора не дошло бы. Хоть Тойли Мерген и молчит, будто ему рот платком завязали, но ведь он-то сам это понимает лучше всех. Вот почему, будь моя воля, я бы прежде всего спросил отчет с него.
"Еще совсем недавно для Аймурадова не было на свете человека более умного, более справедливого и более рассудительного, чем я, — горько размышлял, слушая его, Тойли Мерген. — А теперь ты только посмотри, куда клонит этот двурушник! Будто люди не знают его! Еще вчера он готов был прислуживать псу у моих дверей. А сегодня отчет с меня спрашивает…"
Аман, увидав, что отец поднял голову и собирается что-то сказать, встал сам.
— Ты, отец, пока подожди! — положил он руку ему на плечо. — Какой вам отчет требуется от Тойли Мергена, товарищ Аймурадов?
— К тебе не обращались. Сиди и не суйся, куда не надо!
— Было бы не надо, я бы не встал. А вы, раз уж начали, договаривайте до конца.
Видимо, завфермой не ожидал от парня такого отпора.
— Товарищ Мергенов! — растерянно обратился он к Тойли. — Придержите-ка его! А не то…
Но Тойли Мерген в ответ только усмехнулся и сокрушенно покачал головой.
Многим стало неловко из-за того, что Аймурадов сцепился с парнем, который годится ему в сыновья. Карлыев почувствовал это и решил ослабить ненужную напряженность.
— Такой парень, как ты, Аман, мог бы вести себя посдержаннее! — заметил он.
К чести Амана, он не обиделся на эту реплику, потому что сразу понял, чем она продиктована, но все же заметно помрачнел. В свою очередь Аймурадов смекнул, что теперь и ему в самый раз утихомириться. Увидев, что он сел и закурил, Карлыев опять обратился к Аману, который все еще стоял, не зная, как вести себя дальше.
— Скажи, пожалуйста, — напрямик спросил его секретарь райкома, — не может ли показаться странным, если такой человек, как ты, то есть молодой инженер, не проявит самостоятельность, а спрячется за мать и предоставит ей искать для себя невесту?
— Да, это должно со стороны казаться нелепым, — согласился Аман. — Конечно, мама напрасно меня сватала вопреки желанию Язбиби, вопреки моему желанию. Но ведь она хотела как лучше, и я не вправе ее за это осуждать. У меня мать добрая и хорошая женщина.
— Несмотря ни на что, сегодня ты мне понравился, Аман! — по-дружески сказал Карлыев. — Признаться, когда ты отпустил себе волосы на аршин и все вечера мотался в городе по улицам, я думал, что ты окончательно стал шалопаем. Кажется, работа в колхозе пошла тебе на пользу.
Эти слова живо напомнили парню его ссору с отцом в городской квартире, его нежелание вернуться домой, его проклятия по адресу всех и вся. Хоть с тех пор прошло уже немало времени, ни тот, ни другой ни разу не возвращались к тому памятному объяснению.
Словно раскаиваясь в своих грехах, Аман виновато и в то же время благодарно посмотрел на отца, после чего сразу перевел взгляд на секретаря райкома.
— Я теперь вроде начинаю отличать черное от белого, товарищ Карлыев.
"Наконец-то, сукин сын, признался!" — с удовольствием подумал Тойли Мерген.
— Пожалуй, тебе пора закругляться, — посоветовал он.
— Еще два слова, папа, и все, — сказал Аман, но почему-то замялся и умолк.
— Ты чего смотришь на мать? — подбодрил его Тойли Мерген. — Говори, не стесняйся!
Но парень по-прежнему мялся и смешно чесал затылок.
Тем не менее Акнабат это было приятно. Она от души гордилась своим сыном, который не побоялся дать отпор такому влиятельному в колхозе человеку, как Аймурадов, поддержав отца, защитил честь семьи. Поэтому она приспустила со рта платок и, улыбнувшись, сказала:
— Меня ты не обидишь, сынок!
После того как было получено разрешение и от матери, Аман уже не заставил себя ждать.
— Люди! — волнуясь, провозгласил он. — На днях семья Тойли Мергена будет справлять той! Так вот, я всех вас приглашаю. Язбиби, и тебя приглашаю. Ильмурад, и тебя…
От слова "той" у тетушки Акнабат закружилась голова и потемнело в глазах. Она беззвучно шевелила губами, силясь спросить у сына, что он имел в виду. Но в кабинете было так шумно, что ей это не удавалось. Наконец, воспользовавшись паузой, она ухватила Амана за локоть.
— О каком тое ты говоришь, сынок? Почему той? В честь праздника урожая? — тормошила она его.
— Идем, мама! По дороге я тебе расскажу, в честь чего будет той, — сказал Аман и, взяв мать под руку, поспешил увести ее.
Но остальным Шасолтан дала знак не расходиться.
— Пожалуйста, подождите меня немного, Тойли-ага, — попросил Карлыев и подсел к Илли Неуклюжему. — А может, есть смысл устроить сразу два тоя? — сказал он, улыбнувшись. — Как вы относитесь к такому совету, старина?