Он читал долго. И не потому, что стихотворение было очень длинным, — остановив взгляд на строчках, шах думал.
Скомканный лист бумаги полетел на пол. Визирь не осмелился поднять.
Тишину прервал ставший вдруг спокойным голос шаха:
— Он пишет, что нашего престола не останется и в помине, что мы умрем, обуянные гордыней.
Шах посмотрел в окно. Стало слышно, как жужжат пчелы в саду.
— Что говорят про него?
Визирь понял, что требуется.
— Верные люди говорят, что Махтумкули призывает все туркменские племена объединиться.
Шах повернулся к нему:
— Против кого?
— После того, что произошло, это совершенно ясно, мой повелитель.
Шах согласно кивнул головой.
— Да, это опасный человек. Если двинуть туда наше войско…
— Туркмены могут взбунтоваться, — осторожно вставил визирь. — У них очень неспокойно. Вспыхнет война, и, если она затянется, государство окажется в тяжелом положении.
Шах знал, что это так, и промолчал.
— К тому же я получил донесение, что Махтумкули недавно переплыл на ту сторону Бахры-Хазара[27] и в Астрахани вел какие-то переговоры с русскими.
Шах подскочил к визирю и вцепился костлявыми пальцами в полы халата. Близко, очень близко увидел визирь бешеные, безжалостные глаза повелителя. И жутко стало ему.
Но пальцы разжались.
— Почему не доложил сразу?
— Только что стало известно, мой шах, — выдохнул визирь.
Кажется, и на этот раз пронесло.
— Что будем делать?
Ответ давно был готов у визиря:
— Надо захватить поэта.
И опять глаза повелителя впились в его лицо.
— Как это сделать?
Теперь все страхи остались позади. Визирь в меру распрямился и сказал почти уверенно:
— От хорошего охотника никакая добыча не уйдет. Мы пошлем к Махтумкули надежного человека, и он вручит ему приглашение. Приглашение к вам, мой повелитель. Вот такое.
Рука шаха жадно схватила листок. Витиеватые строчки извещали любимого поэта туркмен, что его величество шах ждет Махтумкули в своем дворце, ждет как дорогого гостя, и что, если поэт пожелает, он может навсегда остаться здесь, чтобы в спокойной обстановке, вдали от житейской суеты, слагать свои прекрасные стихи.
— Согласится? — сощурился шах.
Визирь осмелился снисходительно улыбнуться.
— Я недаром говорил об охотнике. Надо подобрать такого, который не упустит дичь.
— Кого предлагаешь?
Визирь помедлил, предвкушая впечатление, которое произведет.
— Шатырбека.
Шах откинулся на спинку трона и тихо засмеялся.
Было еще темно, когда северо-западные ворота столицы неслышно приоткрылись и выпустили шестнадцать всадников. Ночь поглотила их.
Шатырбеку не впервые было пускаться в рискованное путешествие. Его видели в Дамаске и Хиве, на перевалах Гиндукуша и на караванных тропах Деште-Кевира. Он говорил на многих языках и выдавал себя то за перса, то за туркмена, то за узбека или араба. Никто не знал, чем он занимается, на какие средства живет. А деньги у него водились. Исчезнув на несколько месяцев, а то и на год, Шатыр-бек вдруг вновь появлялся на шумном столичном базаре, и тогда любители погулять на чужой счет твердо знали: начинается веселая жизнь. Денег Шатырбек не жалел и ночи напролет проводил в душных мейханах[28], щедро угощая случайных знакомых и вдвое переплачивая за вино и кебаб, если они приходились по вкусу.
Поговаривали, что Шатырбек выполняет особые поручения самого Надир-шаха, что он не раздумывая может всадить в человека нож или выкрасть секретный документ. Но точно никто ничего не знал, так как сам Шатырбек умел держать язык за зубами. Даже вино не делало его болтливым.
После того как был убит бывший шах, для Шатырбека наступили мрачные дни. Про него словно забыли, новых поручений он не получал, а деньги, как известно, даром не дает никто, тем более шахская казна. И сразу запропастились куда-то многочисленные друзья. И любовницы всегда оказывались занятыми и не могли уделить ему времени.
Только кое-кто из мейханщиков[29], лелеявших надежду когда-нибудь получить с него втройне, еще жаловали Шатырбека своим вниманием. И он, сидя за пиалой вина на потрепанном ковре, обещал им:
— Подождите, еще взойдет моя звезда. Без таких, как я, ни один правитель не засиживался на троне. Сами позовут.
И он не ошибся.
Знакомый мейханщик угощал его пити[30] с горохом и виноградным вином, когда на улице послышался топот коней, звон металла и в мейхану, расталкивая любопытных, вошел есаул шаха. Поморщившись от смрада, которым была наполнена комната, он разглядел Шатырбека, подошел к нему и, наклонившись, зашептал:
— Мой бек, мы сбились с ног, разыскивая вас.
— А что такое? — спросил Шатырбек, еще не подозревая, что Хумай[31] — птица его счастья — снова возвратилась к нему.
Есаул оглянулся и еще тише сказал:
— Вас зовет главный визирь шаха.
Шатырбек преобразился. Только что в мейхане сидел старый, уставший человек, а теперь все увидели бравого, готового на любое, самое отчаянное дело вояку. Орлиным цепким взглядом обвел он присутствующих, легко, но в то же время важно, с достоинством поднялся и, кивнув изумленному мейханщику, вышел впереди есаула.
Встреча Шатырбека с главным визирем состоялась в одной из тайных комнат дворца. Гость был встречен с почестями. Красное вино, сладости, фрукты — все говорило о том, что в его услугах нуждаются. "Не продешевить бы", — подумал Шатырбек. Не спеша выпил он налитое ему ипо, бросил в рот горсть сахаристого кишмиша, стал словно нехотя жевать.
Визирь хотел было налить ему еще, но Шатырбек жестом остановил его.
— Вино превосходно, — улыбнулся он, — но ведь не для того вы меня позвали, чтобы только угощать вином. Я человек дела. Вы тоже. Так давайте и перейдем к делу. А уж потом, когда обо всем договоримся, можно будет допить это чудесное вино.
Визирь давно знал Шатырбека и не стал церемониться.
— К делу так к делу, — согласился он. — Поручение таково. Надо съездить в Атрек и передать письмо.
Шатырбек тоже хорошо знал визиря и не удивился, что именно ему дают такое пустячное поручение. Он молча взял письмо и прочел. Ему приходилось бывать в тех краях, и теперь бек начал понимать, в чем дело. Махтумкули не такой человек, чтобы бежать сломя голову по первому зову шаха.
Визирь словно прочитал его мысли.
— Если поэт согласится ехать, то от вас больше ничего по потребуется, — пояснил он. — А если откажется… Ну, тогда придется помочь ему. Свяжете и привезете во дворец. Но чтоб было тихо. Понятно?
Как было не понять? Только удастся ли дело? Легче пробраться в спальню хивинского хана или поджечь дворец турецкого султана, чем выкрасть поэта, который постоянно находится среди людей. Один неосторожный шаг — и Шатырбеку уже не придется ухаживать за своей роскошной бородой. Гоклены — народ горячий. Не только с бородой — с головой можно расстаться.
Было о чем подумать.
Молчали оба. Визирь вспоминал свой утренний разговор с шахом. "Богат ли он, этот Шатырбек? — спросил повелитель. — Говорят, ему щедро платили…"
Это был коварный вопрос. Расплачиваться с тайным посланником будет главный визирь, и шах наверняка знал, что далеко не вся сумма попадет Шатырбеку. А шах очень хотел, чтобы его поручение было выполнено хорошо.
"Конечно, — с видимым равнодушием согласился визирь. — Шатырбек редко бывал не у дел. Но теперь он не так молод и проворен, в будущем ему вряд ли удастся пополнить свое состояние".
Шах пожевал губами, сказал:
"Я думаю, что, кроме суммы, о которой мы договорились, Шатырбеку можно подарить и ту луноликую, которую купили в Ширазе".
Визирь вздрогнул, и шах заметил это.
"Если, конечно, он сделает все, как надо, — продолжал шах. — Что ты на это скажешь?"
"Воля шаха — закон, — голос визиря дрогнул, — по я полагал, что моя преданность вам, мои скромные заслуги позволяют мне надеяться…"
Он не решился договорить.
Шах усмехнулся недобро.
"Конечно, мой верный слуга, конечно. Ты достоин, чтобы этот цветок принадлежал тебе. Только… Ведь он цветет на моей земле, и я вправе первым насладиться его благоуханьем…"
Визирь скрипнул зубами, вспомнив эти слова.
Шатырбек встревоженно глянул на него.
— Я готов сделать все, что в моих силах, дабы выполнить это поручение, — поспешно произнес он. — Я готов умереть за моего шаха.
— Мы не сомневались в этом. — Визирь усмехнулся, подражая шаху. — Только я вижу, как изменился, как постарел бек. В те времена, когда под видом дервишей[32] пришли мы с тобой в Хиву, а потом, подкупив ханскую стражу…
— Э, зачем вспоминать? — перебил его Шатырбек. — Не сосчитать, сколько раз луна появлялась на небе с той ночи. А время серебрит бороду. У тебя ведь она тоже была бы белой, не будь такого верного средства, как хна.
— Все мы во власти аллаха. Никому не суждено оставаться вечно молодым. А ведь только в молодости человек способен делать такие дела, о которых в старости и думать не может.
Шатырбек нахмурился.
— Я сказал, что сделаю все. Я доставлю сюда этого поэта. Только в молодости это обошлось бы дешевле.
— Да, да, — засуетился визирь, — нам следует договориться о вознаграждении. Вообще-то, Шатырбек, ты преувеличиваешь опасность предстоящей поездки. Конь у тебя будет добрый, дорога не очень дальняя… К тому же Махтумкули, я уверен, примет приглашение самого падишаха.
— А если не примет? Мы оба знаем туркмен.
Визирь согласно кивнул, прикрыв на секунду глаза. Не спеша наклонился, с трудом подтянул к себе обитую железом шкатулку. Любовно вытер крышку рукавом халата. И только после этого достал ключ на ременном плетеном шнурке и открыл шкатулку. Ему хотелось проследить за взглядом Шатырбека, насладиться впечатлением, которое вызовет у гостя золото, но сам не смог отвести глаз от тускло сверкающих желтых кружочков. Наконец визирь заставил себя захлопнуть шкатулку. Он увидел искаженное жадностью лицо Шатырбека, его сверкающие глаза и понял, что своего добился.