— Если ты будешь счастлива, мне больше ничего не надо! — со вздохом ответил он.
После этой встречи Ягды, казалось, смирился с судьбой, перестал даже избегать Боссан и Арслана. Встречаясь с ними, он приветливо здоровался и как ни в чем не бывало справлялся о делах.
А дни шли один за другим. На смену теплым осенним дням, пробудившим в душе Ягды любовное смятение, пришли холодные зимние. Острые вершины Копет-Дага, склонившегося над рабочим городком, припорошил легкий снежок.
В тот вечер Ягды, поужинав, пришел к себе в комнату.
Он никуда не собирался идти, да и идти было некуда и незачем. Сегодня он мог хоть сослаться на усталость, но и тогда, когда работы было меньше, он все равно никуда не ходил. Те из приятелей, которые немного знали о его положении, судили о нем по-разному. Арслан, например, считал, что Ягды много пьет, поэтому и не вылезает из комнаты. А он, кстати сказать, вообще бросил пить, запретив себе даже то немногое, что позволял раньше. В ту зиму Ягды много читал, занимался.
Дней пять назад кто-то из ребят восторгался Олешей. Из разговора об этом писателе Ягды узнал, что Юрий Олеша в годы войны работал в Ашхабаде, написал несколько рассказов о туркменах и один из них даже так и назвал: "Туркмен".
Сегодня Ягды дочитал его "Зависть" и, с сожалением отложив интересную книжку, решил пойти в библиотеку, взять еще что-нибудь.
В дверь постучали.
— Входите!
Ягды поднял голову и увидел Боссан.
Ягды испугался — девушка пришла так поздно, и лицо у нее было растерянное, губы дрожали.
— Боссан? Что случилось?
Девушка с трудом перевела дух:
— С отцом плохо!
— Но ведь он днем был совершенно здоров! Я его видел сегодня!
— Говорит, сердце как ножом режет. А сам сердитый. Видно, с кем-то крепко повздорил!
— Если болит сердце, нужно сейчас же врача. Зачем ему я?
— Отец не хочет врача! Сказал: "Если Ягды дома, приведи его!" Я и побежала.
— А чем я могу помочь?..
— Не знаю, ничего не знаю, — поспешно ответила Боссан. — Скорей всего, у него к тебе срочный разговор. Иначе он не стал бы посылать меня за тобой так поздно. Ну, идем! Идем же!
Когда Ягды и Боссан прибежали, Дурды-ага сидел в кресле, уставившись в одну точку, и курил.
Боссан, обрадованная тем, что отцу явно легче, сказала с досадой:
— Ну что ты делаешь, папа?! Выбрось эту дрянь, ради бога!
Она потянулась к отцу, чтобы схватить торчащую из его рта сигарету, но Дурды-ага отвел ее руку.
— Обещаю, дочка, больше в рот не возьму, но сегодня оставь меня в покое! — И он несколько раз затянулся. — Ты, милая, не мешай нам. Завари чайку покрепче и иди к себе. У меня с Ягды будет важный разговор.
— За чаем дело не станет, но… Не стоило бы тебе курить… — Боссан стряхнула пепел с брюк отца и, укоризненно покачав головой, ушла в кухню.
Старик не спешил с разговором. У него был такой вид, словно он не знал, с чего начать, а если и знал, то почему-то не решался, — видимо, разговор предстоял нелегкий.
Появилась Боссан с чаем. Поставила чайники на стол, вышла. Ягды уже начал терять терпение. Десятки самых разнообразных предположений возникали у него в голове, пока он сидел перед отцом Боссан. Он даже вспомнил, что однажды вечером, провожая Боссан, долго простоял у их дверей, — может, старик вспомнил об этом.
Наконец Дурды-ага, чувствуя, что парень теряет терпение, поднял голову.
— Ягды, сынок! Я хочу тебя попросить… — сказал он и потянулся за Следующей сигаретой.
— Дайте, пожалуйста, и мне! — Ягды протянул руку.
— А ты что, волнуешься? Может, уже испугался моей просьбы?
— Нет, что вы!
— Ну, на, кури! Но только прошу тебя, сынок, отвечай прямо.
— Да я вроде никогда не крутил…
— Я тоже считаю, что ты правдивый парень! Потому и позвал тебя. — Старик погасил только что раскуренную сигарету, налил себе чаю. — Видишь ли, какое дело: в последнее время кто-то ворует цемент. Сколько именно украли, я пока не могу сказать. Это непросто уточнить, потому что орудуют они хитро. Но чувствую — тащат. А раз с цементом нечисто, думаю, что и с кирпичом не все в порядке.
— Вот оно что!.. Да, неприятная история… И кого же вы подозреваете? Кто это может быть?..
— Если бы знать! Я бы тебя не спрашивал…
— Нет, Дурды-ага, что касается меня, я в таких вещах ничего не понимаю. Я вообще не допускаю мысли, что среди нас могут оказаться воры!
— Так… Ну, а сколько ты зарабатываешь, можешь мне сказать?
— Конечно… Но только это вам не меньше меня известно.
— Ну, а Арслан? Как он зарабатывает, меньше тебя или больше?
"Опять Арслан! — Ягды сумрачно нахмурил брови. — Кажется, покоя мне из-за него не будет!" Но ответил без раздражения:
— Примерно одинаково…
— Примерно? Так. А если сравнить, как одеваетесь, питаетесь?
— Ну, нельзя Арслана сравнить со мной! Я человек одинокий, у него родственники, дядя с положением!
— Не Кочмурад ли? Ну, навряд ли он станет одевать и кормить его!..
— Не знаю, Дурды-ага… А вы что, подозреваете Арслана?
— Пока я никого не подозреваю. Я хочу знать, что он за парень, можно ли на него положиться, поэтому и спрашиваю тебя.
— Ей-богу, Дурды-ага, вы мне задали очень трудный вопрос. Не знаю, как и ответить.
— А ты ответь, как сердце подсказывает. Ведь разговор останется между нами. Говори все, что о нем знаешь.
Ягды помолчал, подумал.
— Дурды-ага… Как бы я ни относился к Арслану, — а я, признаться, терпеть его не могу, — но не думаю, чтоб он воровал!
— А почему ты его терпеть не можешь?
— Это другой вопрос. Моя неприязнь к Арслану не связана ни с цементом, ни с кирпичом.
— Ну, хорошего-то парня ты бы ведь не стал ненавидеть?
— Дурды-ага, тут замешаны чувства…
— Какие чувства?
— Извините, Дурды-ага, этого я вам не могу сказать. И знать об этом никому не нужно… — краснея, выдавил из себя Ягды. — Если у вас нет ко мне других дел, я, пожалуй, пойду… А то как бы у вас опять сердце на разболелось…
— Насчет этого не беспокойся. Мое сердце отболело сегодня, сколько положено, дневную норму выполнило. А потом ты своим ответом успокоил его. Не спеши — Боссан, кажется, жарит что-то вкусное. Слышишь запах?
Боссан вошла в комнату.
— Ну куда собрался? Видишь, мясо пожарила. Хоть попробуй! — Она поставила сковородку на стол.
"Эх, не знаешь ты, что творится на белом свете! Слышала бы, какой сейчас шел разговор, не улыбалась бы так беззаботно", — с горечью подумал Ягды и поднялся.
— Спасибо, Дурды-ага, до свидания. Есть совершенно не хочется. Спокойной ночи…
Боссан вышла его проводить.
— Скажи, Ягды, почему отец так сердит?
Ягды уже догадался, что Боссан неспроста вышла с ним на улицу, но не ожидал, что она так прямо спросит…
— Отец?.. — протянул он, раздумывая, как ответить.
— Да, отец.
Сказать или не сказать? Нет, говорить нельзя. Ничего еще не выяснено, зачем понапрасну причинять ей боль? И он ответил уклончиво, кажется, впервые в жизни солгав:
— Да ничего особенного… Человек он старый, всякая мелочь из себя выводит…
Боссан сразу поняла, что Ягды сказал неправду. Она покраснела, оскорбленная его недоверием, и молча направилась к дому.
Прошло немало дней. Поскольку вор не был схвачен с поличным, разговоры о расхищении цемента стали постепенно затихать, тем более что пропадать он вроде перестал.
А для Боссан не существовало ничего, кроме Арслана и их любви. И если бы не вчерашняя пирушка, если бы там совершенно случайно не оказался Ягды и если бы он так же случайно не услышал чудовищные слова Арслана, он бы окончательно смирился, видя Боссан такой счастливой и беззаботной.
Ягды не знал, продолжалось ли веселье после того, как он ушел. Может быть, разразился скандал, но, скорее всего, свалив всю вину на "пьяного Ягды", оставшиеся продолжали пировать.
"А впрочем, какое это имело значение, продолжалось веселье или нет? Это все мелочь! Вот как быть с Боссан? Как объяснить ей, открыть глаза на Арслана? Ведь немыслимо же спокойно наблюдать и ждать, пока Боссан поймет все сама… А вообще в состоянии ли она понять, если я ей скажу? Не подумает ли, что я клевещу на Арслана? Очень может быть, ведь она знает, что я его ненавижу. Нет, все равно, что бы она ни думала обо мне, нужно сказать всю правду. Сейчас ей никто, кроме меня, не может помочь".
Придя к такому решению, Ягды направился в библиотеку.
Несмотря на полуденный час, на улицах толпился народ — было воскресенье. Молодые парни и девушки группами шли куда-то. Кинотеатр гремел рупором, призывая на дневной сеанс. Библиотека была открыта. Здесь ли Боссан или, сердитая, сидит дома, пытаясь разобраться во вчерашнем скандале? Нет, когда дело касается работы, Боссан очень аккуратна. Она наверняка здесь.
Ягды подошел к библиотеке и остановился на минуту, в последний раз обдумывая, что должен сказать. "Ладно! Расскажу все до последней мелочи! Поверит — хорошо, не поверит — тем хуже для нее! По крайней мере не упрекнет потом, что скрыл от нее правду".
Ягды взялся за ручку двери, но тут же отдернул руку. Сильней застучало сердце. Он полез в карман за сигаретой. Затянулся, жадно глотая горький дым, еще раз, еще… Не докурив сигарету, швырнул ее в канаву, в которой, журча, бежала вода, рванул дверь…
Боссан стояла перед маленьким зеркальцем и изящными, тонкими пальцами приглаживала волосы. Увидев появившегося Ягды, девушка спрятала зеркальце, подняла голову и с удивлением уставилась на парня, широко раскрыв опушенные длинными ресницами глаза. Ягды стоял молча, устремив на нее пристальный взгляд. Он казался не то растерянным, не то сердитым.
Боссан заговорила первой:
— Ты что, еще не проспался?
Ягды, словно не слыша издевательского вопроса, продолжал как-то странно смотреть на Боссан: девушке почудилось в его взгляде сочувствие. Она смутилась, отвела глаза и спросила уже потише:
— Ты что, пьян?