— Нет! — Веллек покачал головой, сунул руку в карман. — Ты посиди пока, покури. Я сейчас.
— Веллек, ты обо мне не беспокойся. Я только что из ресторана.
— Я тоже не умираю с голоду!
Парень подмигнул ему и выбежал из комнаты. Ягды не успел докурить сигарету, как он уже вернулся.
— Вот! — сказал Веллек, со стуком ставя на стол бутылку красного. — Открывай! Обмоем твое благополучное возвращение!
До десяти часов просидели они за разговором, потягивая густое и чересчур сладкое вино.
Говорил в основном Веллек. А Ягды слушал его, не пропуская ни одного слова.
Когда кончилось вино и темы, которые так или иначе могли заинтересовать Ягды, были исчерпаны, Веллек предложил ложиться и тотчас же начал стягивать рубашку.
— Подожди немножко! — попросил Ягды и положил ему руку на плечо. — Скажи, Веллек, как Боссан? Только поподробней!
— Да что рассказывать, плохо! После того, как выяснилось все это с Арсланом… сам представляешь, наверно… А тут еще Дурды-ага свалился… Ей, бедняжке, и свет не мил. Если бы не сынишка…
— Какой сынишка?! Весь вечер болтал, а самого главного не сказал!
— Ба! Да ведь ты и правда ничего не знаешь: у Боссан мальчишка! Месяцев шесть или семь. Такой симпатяга!
Ягды, достав новую сигарету, встал.
— Ты куда?
— Да понимаешь… Пойду немножко прогуляюсь. Ты ложись, ложись…
— Да это что за прогулка ночью? Все спят!
— Как знать, может, кто и не спит… — неопределенно ответил Ягды.
Но, кажется, и правда все спали. В маленьком трудолюбивом городке по вечерам рано затихают шаги. Не было еще и одиннадцати, а улицы уже опустели. Ягды не встретил никого, кроме двух влюбленных, целовавшихся под развесистым деревом.
В знакомом восьмиквартирном доме, утопающем в зелени буйно разросшихся прошлогодних саженцев, светились только два окна — это были окна Боссан.
Ягды с трудом узнал ее. Как она похудела, поблекла!.. Той Боссан, румяной, белолицей, с блестящими черными глазами, нет больше… Розовые губы скорбно сжаты. Глаза опухли, на чистом лбу залегли тонкие морщинки. Поздно, а она не спит…
Да, если сердце сжимается от тоски, огни в твоем доме никогда не погаснут вовремя. Если в душе печаль, то и погашенный свет не даст тебе спать. Ты будешь лежать и, словно в тяжком недуге, не смыкая век, глядеть в потолок…
Если бы люди не знали ничего, кроме радости! Если бы не было горя, печали, обид! Как хороша бы была жизнь!
Занятый этими мыслями, Ягды стоял перед окнами Боссан. Молодая женщина, не подозревая, что кто-то глядит на нее, гладила детские распашонки. Потом, решив, видимо, что на сегодня довольно, Боссан отложила белье, унесла на кухню утюг, перепеленала мирно посапывавшего мальчика, поцеловала его и села за стол, уронив на него усталые руки. Сидела и глядела в одну точку, ни есть, ни пить не хотелось. Не было сил разобрать постель, лечь…
"Неужели она так каждую ночь?" — с тоской подумал Ягды. Он протянул руку постучать, но Боссан, словно почувствовав его движение, вздрогнула и, подняв голову, тревожно взглянула в окно. Ягды отскочил.
Боссан прислушалась, встала. Сейчас она подойдет к окну… Ягды круто повернулся и не оглядываясь пошел, почти побежал к общежитию.
Проснувшись утром, Веллек очень удивился, увидя на раскладушке нетронутую постель. На столе лежала записка: "Веллек! Спасибо за прием. Возможно, скоро встретимся. Ягды".
Ягды прибыл в Ашхабад в кузове колхозной машины, груженной капустой и луком. Остаток ночи он провел в гостинице "Колхозник", а с утра направился в один из автопарков. Заведующий отделом кадров, чем-то напоминающий вчерашнего парикмахера, с сомнением покачал головой.
— Да, друг, не из приятного местечка ты идешь… Не знаю, как директор…
Однако директор автопарка оказался человеком покладистым.
— Не горюй, парень! Машину мы тебе дадим. Водители нам нужны позарез, а беда с кем не случается!.. — Он не глядя подписал заявление Ягды и велел устроить его в общежитие для холостяков. Самое приятное было то, что не пришлось рассказывать подробности, оправдываться, говорить, что оправдан…
Прошел месяц. После получки, отложив на еду и на курево, Ягды отправился по магазинам. Прежде всего ему не терпелось избавиться от ботинок на тяжелых, толстых подошвах, которые больше года натирали ему пятки. Первой его покупкой были легкие остроносые туфли. Потом он купил брюки и две дешевые, но ладно сшитые летние рубашки. Он давно уже мечтал приодеться, сходить в кино, в театр. А может быть… и съездить к Боссан, разузнать, как она, что…
У самого общежития навстречу ему попался один из его новых приятелей. Приметив свертки, он сразу поинтересовался:
— Что это у тебя, друг?
— Да так… кое-какая одежонка. Туфли себе купил, брюки, пару рубашек.
— 'Так ведь это дело нужно обмыть! Дольше носить будешь!
— Ну что ж, — сразу согласился Ягды, — давай, я хоть сейчас.
— Нет, сейчас не могу! — Парень широко улыбнулся. — У меня сегодня свидание… Жениться хочу. Знаешь, хорошо походить холостяком, но всю жизнь одному — с тоски сдохнешь! Слушай, пойдем со мной! У моей подружка есть хорошенькая, из железнодорожного техникума! А? Познакомлю!
— Спасибо! — улыбнулся Ягды. — Как-нибудь в другой раз!
Только сейчас Ягды вспомнил, что ни разу еще не выпил в Ашхабаде. Если б не этот веселый парень, и не вспомнил бы, наверное, про водку. "А может, и правда обмыть?" Но не покупки, конечно, а вообще все вместе. Ягды свернул в гастроном, купил бутылку "Безмеина", колбасы, еще кое-что и принес в свою одинокую комнату.
Сначала он переоделся, надел новые туфли, потом, разложив на столе закуску, налил в стакан вино.
— Ну что ж! — сказал он, встал во весь рост и поднял стакан: — Выпьем за… За что же выпить? За будущее?
Он помедлил — пить одному было как-то странно — и вдруг, поставив вино на стол, начал искать второй ста кан.
Второго стакана не оказалось. Он оглядел комнату в поисках какой-нибудь посуды. Наконец его взгляд остановился на мешке, из которого выпирала старая алюминиевая кружка. Ну что ж, сойдет и это.
— Твое здоровье, Боссан! — Ягды поднял кружку, чокнулся со стаканом.
И тут в дверь постучали.
В общежитии жили только мужчины, и стучаться было не принято.
— Кто это? — тревожно произнес Ягды, в растерянности поглядев на вино и разложенные по столу закуски. — Кто там? — громко повторил он.
— Это я… — раздался из-за двери знакомый, очень знакомый голос.
Не веря своим ушам, Ягды нерешительно шагнул к двери.
— Боссан!..
— Да, это я… Понимаешь, Ягды… — От волнения Боссан говорила с трудом. — Как же так? Ты приехал… И не зашел… Я случайно узнала, что ты в Ашхабаде. Еле нашла тебя. Друзья так не поступают.
— Так получилось, Боссан. Я не мог… Не сердись! — Ягды смущенно опустил голову. — Я приехал в таком виде…
— Хорошенький разговор! Вид у него был не тот!
— Да это, конечно, ерунда… — Ягды вдруг поднял голову. — Одним словом, прости! А что ж мы стоим? Давай-ка твою сумку! Проходи, садись! Ты как раз вовремя. Только что собрался выпить за твое здоровье. Я даже тебе налил!
— Ты это серьезно? — почему-то шепотом спросила Боссан, протягивая ему свою сумку.
— Конечно, серьезно! Видишь — два бокала! — Ягды поднял стакан и кружку. — Кружка моя, стакан — твой!
Боссан оглядела стол, покачала головой и стала медленно развязывать платок.
— Почему серый? Где твой голубой платок?
— Голубой? Что это ты вдруг вспомнил?
— Очень он тебе к лицу был…
— Да, был… Его унес ветер.
— Какой ветер?
— Обыкновенный ветер. Сильный, с дождем…
Боссан опустила глаза. Из них, словно под тяжестью век, тотчас брызнули слезы.
— Ты знаешь все, что здесь без тебя было?
— Знаю.
— И почему освобожден досрочно, знаешь?
— Знаю.
Они помолчали.
— Знаешь, Ягды, мне здорово досталось. Но отец!.. Я не представляю, как только он выжил… — Она закрыла глаза и помолчала.
— Я слышал, что ему было плохо. Как он сейчас себя чувствует?
— Да теперь лучше. Дней через десять, возможно, выпишут. Но как я ему скажу, что…
Боссан осеклась, не в силах говорить дальше, опустила голову.
— Что скажешь, Боссан? — обеспокоенно спросил Ягды. — Еще что-нибудь случилось?
Вместо ответа она достала из сумки письмо, сложенное треугольником, и положила на стол перед Ягды.
— Письмо! От кого?
Боссан молча вытерла слезы.
Ягды развернул письмо.
"Боссан! Ты меня не жди. Я тебя никогда не любил, женился на тебе случайно. Считай себя свободной. Арслан".
— Подлец! — Ягды в бессильной ярости комкал в руках письмо. — Да! Такого негодяя я еще не встречал.
Боссан взяла письмо, положила обратно в сумку.
— Старик об этом не знает?
— Я не показывала ему.
— И правильно. Не нужно показывать! Поправится — тогда решим.
— Я тоже так думаю. — Боссан встала, сняла со спинки стула платок. — Я пойду, Ягды. Повидала тебя — легче на сердце стало.
— А куда ты спешишь? — спросил он, тоже поднимаясь со стула.
— Сначала в больницу. Потом…
— Подожди! Может, вместе сходим?
— Вместе?
— Ну да! Посижу со стариком, расспрошу о здоровье. Он мне, наверное, обрадуется. А радость — лучшее лекарство!
Боссан послушно положила платок, села на прежнее место и, опустив голову, глубоко задумалась.
О чем она думала? В который раз перебирала в памяти все, что пришлось пережить за последних полтора года…
Ягды вдруг улыбнулся, наклонился к ней, опершись руками о стол, и спросил:
— Боссан! Ты помнишь тот фильм с Габеном?
— Тот, который ты не смотрел? — Она усмехнулась.
— Вот именно! — Ягды засмеялся и, сев напротив Боссан, заглянул ей прямо в глаза. — Боссан! Давай будем считать, что его мы видели сегодня. Вот только пришли из кино…
— Что? Как это?
Чуть приоткрыв неяркие, нежные губы, Боссан улыбнулась, словно после изнуряющей жары ее вдруг обдало ароматным весенним ветерком. Эта нерешительная, легкая улыбка долго не сходила с ее лица.