принижала значение Восточного фронта для общей победы; с другой стороны, в современной отечественной публицистике роль союзников вообще и «ленд-лиза» в частности порой явно преувеличивается). Плохо представляли себе советские люди повседневную жизнь американцев и англичан.
Конечно, были и противоположные тенденции. Как отмечает Ф. Баргхорн, в советской прессе информация о союзниках составляла примерно половину всей международной информации, однако она была подобрана в соответствии с пропагандистскими целями руководства. При этом особое внимание уделялось определенному набору «прогрессивных» политических деятелей (Ф.Д. Рузвельт, Г. Гопкинс и др.), что одновременно отражало авторитарную природу советского режима и оставляло пути отступления в случае изменения политики Запада{598}. В этой связи нельзя не отметить, что советская пропаганда, объясняя причины начала «холодной войны», особое значение придавала смерти Ф.Д. Рузвельта и приходу к власти Г. Трумэна.
Было бы преувеличением утверждать, что усилия союзников совсем не замечались в СССР. Так, в апреле 1943 г. М.И. Калинин, выступая на собрании партийного актива Ленинского района г. Москвы, много внимания уделил проблеме второго фронта. При этом характерно, что основной причиной задержки открытия второго фронта Калинин объявил сложность этой задачи и объективную неготовность союзников и лишь затем упомянул политические причины, а именно то, что «в Англии имеется, хотя и не столь значительная по численности, по зато довольно влиятельная в правительственных сферах группа людей, настроенная против Советского Союза». При этом он выразил уверенность, что в конечном счете второй фронт будет открыт. «При всем этом должен сказать, что помощь, оказываемая нам союзниками, значительна, и те люди, которые склонны преуменьшать, недооценивать помощь, оказываемую союзниками нашей стране и армии, совершают ошибку. Мы получаем от союзников значительное количество материалов и, разумеется, стремимся получить особенно дефицитные для нас материалы. Но помимо вооружения, боеприпасов, непосредственного сырья для военной промышленности, сами военные действия союзников, хотя и носят ограниченный характер, но все-таки оказывают влияние на общий ход военных дел», — напомнил Калинин, особо отметив изгнание немцев из Северной Африки и бомбежки крупных промышленных центров, которые «безусловно, понижают эффективность работы промышленных предприятий и железных дорог, выводят из строя ряд заводов. К тому же при массированных бомбардировках всегда бывает много жертв среди рабочих, а это, естественно, деморализует их, что в свою очередь отражается на продуктивности работы»{599}.
При необходимости тон прессы мгновенно менялся в благоприятную для союзников сторону. Так, накануне конференции в Тегеране в СССР была развернута пропагандистская кампания по поводу 10-летия установления дипломатических отношений между СССР и США. По этому поводу новый посол США А. Гарриман выразил В.М. Молотову «большое удовлетворение»{600}.
Еще более активная кампания развернулась после успешного завершения Тегеранской конференции.
«…Тегеранская конференция является величайшим событием наших дней, исторической вехой в борьбе с немецким агрессором. Все усилия немцев по разобщению свободолюбивых народов лопнули. Руководители трех великих держав пришли к полному соглашению в делах войны и мира», — заявил в новогодней речи, опубликованной в «Правде» 1 января 1944 г., председатель Президиума Верховного Совета СССР М.И. Калинин{601}.
Как отмечал американский мемуарист Р. Шервуд, реакция советской прессы на Тегеранскую конференцию «свидетельствовала о “почти революционном изменении” в отношении Советов к Соединенным Штатам и Великобритании. Казалось, что вся пропагандистская машина была направлена на то, чтобы вызвать энтузиазм по поводу “исторических решений” в Тегеране…»{602}
Открытие второго фронта в Нормандии также привело к благоприятным комментариям в советской прессе. Как отмечают современные исследователи, это был «период максимально благоприятного отношения к союзникам со стороны государственного руководства и общественности СССР»{603}.
Этот вывод можно подтвердить конкретным примером: в ноябре 1944 г. Челябинский горком ВКП(б) указал, что в качестве иллюстративного материала к докладу И.В. Сталина о XXVII годовщине Октябрьской революции следует использовать данные о высадке союзников, о ходе военных действий, тексты договоров и пр., а также «в крупном плане рекомендуется выполнить портреты руководителей трех великих держав — тов. Сталина, Черчилля и Рузвельта на фоне победоносно развивающихся государственных флагов союзных держав». Подобная наглядная агитация, тем более на провинциальном уровне, в годы войны представляла собой скорее исключение, чем правило{604}.
Успехи союзников воспевал в стихах Демьян Бедный; Илья Эренбург писал в октябре 1944 г.: «Мы не одни теперь в борьбе, и, узнав поближе наших друзей, мы научились их ценить. Наши летчики гордятся своими английскими и американскими товарищами, которые наносят врагу суровые удары. Наши пехотинцы уважают англичан, выдержавших в Голландии тяжелые бои. Вся наша армия горда победами союзников на Западе, и весть о падении Аахена мы приняли радостно, как нашу победу»{605}.
Вместе с тем коренной перелом в ходе военных действий уже в 1943 г. заставил советское руководство задуматься об очертаниях послевоенного мира и будущем межсоюзнических отношений, что также нашло отражение в пропаганде.
Конечно, некоторые нюансы к тому времени определились. Так, в приказе главы Главлита Н.Г. Садчикова от 10 сентября 1942 г. содержалось указание: «Абиссинию, Албанию, Австрию, Чехословакию и Польшу показывать на географических картах самостоятельными государствами в границах до оккупации их Италией и Германией»{606}. Любопытна, однако, дата приказа — то ли бюрократическая машина просто не поспевала за ходом событий (да и новые карты мира в 1941–1942 гг., видимо, издавались нечасто), то ли советское руководство долго не могло решить для себя, являются ли вышеупомянутые государства самостоятельными и, главное, ставить ли об этом в известность советский народ.
Современные исследователи отмечают появление в 1943 г. «симптомов известной жесткости в отношении союзников, особенно в вопросах, связанных с послевоенными перспективами, с определением судеб стран и народов, освобождающихся от фашистской оккупации»{607}. Советская пропаганда получает указания об усилении ее «наступательного характера» — в первую очередь в отношении союзников по антигитлеровской коалиции{608}. По свидетельству очевидца, в декабре 1942 г. руководитель Совинформбюро С.А. Лозовский «собрал писателей, работающих в Совинформбюро, и ругательски ругал перед ними союзников и, в частности, Англию, называя их и некультурными, обманщиками и т. д.»{609} Выступления Лозовского произвело настолько большое впечатление, что среди интеллигенции возникли предположения о серьезном конфликте с Англией.
Именно в 1943 г. было решено создать новый двухнедельный журнал «Война и рабочий класс» (с 1945 г. — «Новое время»), чтобы иметь возможность критически высказываться в адрес союзников, не давая повода для официальных претензий. Формально журнал считался профсоюзным изданием, однако фактическим его редактором был нарком иностранных дел В.М. Молотов. Как вспоминает бывший помощник Молотова В.М. Бережков, «я мог видеть, как тщательно не только он [Молотов — авт.], но порой и Сталин дозировали критические статьи»{610}.
Одновременно было принято решение закрыть журнал «Интернациональная литература». Каковы бы ни были мотивы такого решения, советской общественностью оно было истолковано однозначно. В своем дневнике (запись от 23 февраля) писатель В.В. Иванов свидетельствует: «Вечером зашел Б.Д. Михайлов[57]. В международной обстановке изменений нет, разве что наши отношения с союзниками становятся все холоднее. Закрыта “Интернациональная литература”[58], поскольку, мол, этот журнал стал англо-американским — “а это нам не нужно”»{611}.
Интересно, что одной из примет изменения курса по отношению к союзникам Ф. Баргхорн счел появление в советской прессе, начиная с 1943 г., и прежде всего в специальных изданиях, аналитических статей о внутриполитической ситуации на Западе, в частности в США{612}. До этого подобные сюжеты затрагивались лишь вскользь.
Впрочем, справедливости ради нельзя не отметить, что подобные изменения наметились и в пропаганде союзников. Советская сторона имела достаточно подробную информацию о различных планах, разрабатываемых союзниками уже с 1943 г., основная политическая цель которых «сводилась к предотвращению распространения влияния СССР в Европе и обеспечению для США и Великобритании решающего голоса на мирной конференции»{613}.
Вместе с тем советское руководство не стремилось форсировать приближение периода конфронтации, и отсюда — «ряд жестов, адресованных США и Великобритании и призванных в тот момент убедить союзников и всю мировую общественность в том, что Советский Союз готов к компромиссам в самых принципиальных вопросах, что он идет по пути либерализации политической жизни, по пути создания цивилизованного демократического государства»