Тем временем самый милый депутат в истории вдруг подал голос из своей клетки. Даже не голос – утробный стон.
Наташа, бормоча «что такое, что такое, Ваучер, потерпи, котик, мы уже дома», поскорее открыла дверь и выпустила питомца из клетки. Похудевший, потускневший кот, покачиваясь на нетвёрдых лапах, кое-как выбрался из своей переноски, которая за последние месяцы стала для него таким же домом, как кресло в самолёте – для директора по региональному развитию.
– Боже, а это что? – Наташа неожиданно заметила, что у Ваучера не хватает двух зубов. Ещё несколько раскачивались, держась из последних сил.
Она расплакалась. Привалилась спиной к стене рядом с входной дверью и, глядя на несчастного беззубого кота, неудержимо рыдала.
– Что же мне делать, что же делать, Урчалка, как тебе помочь? Как же быть? – приговаривала она сквозь слёзы, поглаживая пушистого друга. – Нам с тобой очень нужна помощь!
Кот лёг на придверный коврик и устало закрыл глаза.
Петя стоял на серой половой тряпке, которая заменяла ему в съёмной квартире придверный коврик, и застёгивал куртку.
Только что в прямом эфире ТТВ он увидел свою жену. Свою законную жену со своим законным котом, которых едва не раздавила агрессивная толпа.
Кто знает, до чего могли дойти эти люди, способные устроить такой невообразимый, языческий ритуал с показательным уничтожением безобидных колокольчиков. Похоже, заказ супруги губернатора Изольды на переориентацию общественного мнения можно считать выполненным. Ваучера все эти люди теперь ненавидели.
Он должен быть там. Должен, и всё.
Должен защитить свою семью. Пусть бывшую, но семью. Хорошо, что сегодня пятница, и ребёнка из садика забирают его родители. Они купили билеты на творческий вечер народной артистки Людмилы Савельевой[38] и хотели взять с собой Надю, чтобы девочка посмотрела на живую легенду. Родители очень любили «Войну и мир» и всё, что с ней связано.
Да, сказал себе Петя, берясь за ручку двери. Он должен быть рядом с Наташей. И никто его не остановит.
Собственно, останавливать его было и некому.
Каролина ушла неделю назад. Ушла красиво, цокая тонкими каблучками изящных чёрно-белых «лодочек». Прихватила с собой все свои шёлковые халатики (единственная примета её присутствия в его доме, помимо бездонного чемодана с косметикой), а также всех Петиных лучших клиентов и его должность креативного директора «Контрол-Альт-Дилита» заодно.
Несколько дней назад генеральный вызвал Петю к себе в «Чижик-пыжик», предложил рюмку водки и, немного смущаясь, попросил написать заявление. Сказал, что прекрасно видит, что в последнее время Петя всю свою работу переложил на свою заместительницу Каролину Шварц, и будет только справедливо, если Каролина Шварц станет получать Петину же зарплату. Тем более, добавил генеральный, ему лично весьма импонирует немецкая педантичность и сдержанность Каролины.
Действительно, в сдержанности Каролине было не отказать. Перед уходом она с ледяной вежливостью попросила Петю стереть её номер телефона из памяти: она теперь строит отношения с достойным, высокопоставленным, умным и тонким мужчиной, настоящим дворянином по духу и по происхождению, и не желает принимать звонки от неудачников, которые даже причесаться нормально не могут. Несмотря на все требования Каролины, Петя уже больше месяца не стриг свои кудрявые волосы, и они вились так, как им захочется.
Ну и чёрт с ней, с этой Каролиной. Ничего общего, кроме работы, у них всё равно не было. Да и саму работу она не считала своим истинным призванием. На «Ночь Каннских Львов» вот идти категорически отказалась. Скучно, сказала. Скучно! Подумать только! Хотела идти в ресторан «Бомонд» вместо Дома кино. Вот в «Бомонде» по-настоящему скучно! В прикольных носках и смешной футболке туда небось не пустят. И вообще, рядом с Каролиной Петя постоянно чувствовал себя как на службе. Иногда хотелось, образно говоря, снять деловой пиджак и побродить по дому в пижаме.
Пережить увольнение было труднее. Петя любил свою работу, любил свой «Львиный мостик». Не раз и не два, сидя в полном одиночестве в гадкой съёмной квартире, Петя хватался за телефон, чтобы позвонить Наташе и всё ей рассказать – как раньше, ещё до эпохи интернет-форумов, картонных коробок и слингов, когда они часами обсуждали самые малозначительные происшествия дня. Они тогда были лучшими друзьями.
Но теперь Наташа сильно изменилась, и Петя просто не знал, чего от неё ожидать. Тоскливая овечка обернулась активной львицей. И он нажимал «отбой», не дождавшись соединения.
Увиденные по телевизору кадры подтолкнули его к решительным действиям. Он шёл к ней. Шёл, не зная, примет ли эта сильная, уверенная в себе женщина его защиту. Особенно после того момента перед заседанием суда, когда он промолчал в ответ на её откровения, зато на них отреагировала Каролина.
Простит ли Наташа его теперь?
Ему было непереносимо стыдно. И ещё горько – настолько, что он чувствовал неприятный металлический привкус во рту. Впрочем, поцелуи ему сегодня явно не светили, так что последнее не имело значения.
Наташа услышала, как поворачивается ключ в замке, и очнулась.
Последний час она провела в забытьи. Организм, истощённый голодовкой, горем и слезами, словно выключился. Она так и сидела в коридоре рядом с дверью, положив правую руку на заснувшего Ваучера.
С трудом приоткрыв опухшие глаза, она равнодушно наблюдала за опускающейся ручкой двери. Кто это? Грабители? Митингующие? Макс с камерой и микрофоном? Зинаида Лазаревна Обиженная в леопардовых лосинах? Всё равно, кто. Хуже уже не будет.
Это был Петя.
Но уверенности в этом не было.
«Кажется, у меня начались галлюцинации», – бесстрастно отметила про себя Наташа. В её глазах-щёлочках Петин образ рябил и мигал, как в старом телевизоре пятидесятых годов.
Боясь спугнуть прекрасный мираж, Наташа сидела не двигаясь.
Галлюцинация подошла поближе, присела рядом и Петиным голосом – прежним, мягким, добрым – спросила:
– Как дела, котёнок?
Затем мираж обнял её и прижал к себе.
Наташа снова разревелась, теперь уже от облегчения. Что может быть лучше объятий большого плюшевого медвежонка, если тебе грустно? Особенно, если этот плюшевый медвежонок – самый родной на свете и любимый муж, шепчущий тебе на ухо те самые слова, которые ты так мечтала услышать.
Нет, пожалуй, всё-таки это не галлюцинация. У галлюцинаций не бывает таких тёплых, сильных рук и такой колючей щетины.
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯГлава 1
В спальне было чудесно.
Нежного бисквитного оттенка обои. Глубокого полуночно-синего цвета шёлковые шторы. Широкая, как футбольное поле, кровать из бука. Лаконичное трюмо напротив. Под прямоугольным зеркалом аккуратно выстроились: живая пальмочка, фотография из Турции и две шкатулки из цветного стекла. В первой хранилась косметика (тушь для ресниц, румяна, корректор, блеск для губ), во второй – недорогие, но довольно симпатичные серьги и браслеты, купленные за последние месяцы.
Одним словом – самое подходящее убежище, чтобы переждать осаду.
Блокада Наташиного дома продолжалась девятый день. Демонстранты не расходились. Кажется, они устроили нечто вроде караула: дежурили у парадной посменно.
С одной стороны, страшновато. Выйти из дома Наташа не могла, боялась.
С другой стороны, ситуация приятно щекотала нервы. Придавала остроту жизни, так сказать. Как долька чеснока, поданная к тарелке карминно-красного борща. Или как обжигающе-ледяной шарик мороженого, венчающий обжигающий, только что из духовки, вишнёвый штрудель.
Наташа в эти дни много готовила. Хотелось порадовать Петю, взявшего на себя все дела за пределами квартиры (магазины, детский сад), и Надю, буквально порхающую от счастья из-за того, что папа вернулся.
Да, Петя вернулся. Насовсем. Махнул рукой на залог за съёмную квартиру и в тот же день, день начала осады, одиннадцатого мая, переехал домой. Так у четы Безушковых начался второй медовый месяц.
Но не приторно-сладкий, размышляла Наташа, заправляя кровать синим, под цвет штор, шёлковым покрывалом, – нет, этот медовый месяц гораздо лучше заурядного первого, когда они ещё толком не знали друг друга. Теперь их объединяло не только физическое влечение, которое, кстати, после разлуки проснулось с новой силой; теперь они стали сплочённой командой, единомышленниками, верными товарищами. Разговаривали они с утра до ночи и от заката до рассвета, и никак не могли наговориться.
Дело в том, что у них родился первый совместный проект. И делать вместе общее дело оказалось гораздо интереснее, чем уныло ждать появления на свет второго ребёнка, с которым всё будет точно так же, как с первым: пелёнки, подгузники, тошнота, крики, бессонные ночи, детский сад и прочие отупляющие радости.
«Это какая же я умница и молодец, что придумала «Антиразвод», – похвалила себя Наташа, заливая мюсли молоком в ожидании Пети, который должен был вот-вот прийти из садика. Вставала Наташа сейчас с рассветом, приводила ребёнка в порядок, отправляла всех в сад и только потом позволяла себе не слишком калорийный завтрак. «Вот если бы не я, то из-за Петиной торопливости мы уже были бы разведены. А так по-прежнему – официальные супруги».
Потом Наташе пришло в голову, что если бы они не состояли в браке, то сейчас можно было бы планировать новую свадьбу – на песчаном берегу Финского залива, под аркой, увитой белоснежными розами, совсем как в кино. М-да, что же получается – сама себе юридическую свинку подложила?
«Ладно, нам всё равно не до свадебной суматохи, дел и так более чем достаточно», – немного успокоила себя Наташа и занялась первым из них: растолкла ножом в стакане розовую таблетку и высыпала в овсянку, перемешанную с консервированным лососем. Ваучер из своей раковины безучастно наблюдал за её движениями, не выказывая особенного желания подойти к миске со стразами. Лишь после того, как Наташа переложила рыбную кашу в старенькую синюю миску, найденную на дне кухонного ящика, кот смилостивился и, пусть неохотно, но всё же съел предложенную ему лечебную еду.