На одном из них сидела Михеева и рассеянно листала последний номер журнала «Караван историй» с фотографией известной, но уже примелькавшейся актрисы, открытой в свое время режиссером Говорухиным, а потом им же и забытой.
В динамиках музыкального центра звучал голос Джанго, поющего про холодную весну.
Татьяна подняла глаза на вошедшего Танкована, успевшего переодеться в желтую футболку и черные спортивные штаны, и указала на место за столом напротив себя:
– Садитесь, ужинайте.
На аккуратной сиреневой подставке дымилась тарелка с вареным картофелем и крохотными сосисками величиной с палец. Поодаль стояли плетеная хлебница с мелко нарезанным французским батоном и фарфоровая салатница со свежими овощами. Вилка и нож лежали рядом, на ресторанный манер завернутые в бумажную салфетку.
– Премного благодарен! – Максим уселся за стол, устраиваясь поудобнее, подвигал под собой стул, оказавшийся на редкость тяжелым, и аккуратно, двумя пальцами извлек из салфетки вилку. – Приятного аппетита!
– Спасибо, – кивнула Михеева. – Я уже поела.
– Это я – себе, – пояснил он, схватив хлеб и поддев вилкой дымящуюся сосиску. – Приятного аппетита, Макс! Спасибо, дорогой Макс!
Адвокатесса опять оторвалась от чтения, некоторое время молча наблюдала, как ее гость управляется с ужином, а потом спросила насмешливо:
– Вы всегда разговариваете сами с собой? Да еще столь дружелюбно.
– Разумеется, – кивнул тот, набив рот и с удовольствием жуя. – Приятно ведь поговорить с умным человеком.
– Как прошел день? – поинтересовалась Михеева без особого интереса.
«Ого! – мысленно воскликнул Максим. – Мы уже похожи на супружескую пару, проведшую в браке не один десяток лет и лениво обсуждающую за столом итоги минувшего дня».
– Славно, – ответил он и надкусил огурец, извлеченный пальцами из салатницы. – Спас свою карьеру и, полагаю, успел продвинуться по служебной лестнице.
– Рада за вас. – Адвокатесса перевернула страницу журнала. – Уверена, вы не пропадете в жизни.
«Ты еще пока не можешь быть в этом уверена, – хмыкнул про себя Танкован. – Но скоро…»
– А вам не интересно, как закончился день у меня? – вдруг спросила Михеева и отложила в сторону «Караван историй».
– Отчего же, – пожал плечами Максим. – Если вам не лень рассказать – с удовольствием послушаю.
– Я думала, вы проявите большую заинтересованность, – заметила она. – Ведь речь идет о жизни и здоровье вашего друга.
«Ах, да! – с досадой вспомнил Танкован. – Эта дура все-таки потащилась в больницу к Руслану!»
Он отложил вилку и вытер салфеткой губы.
– Я как раз собирался расспросить вас о нем, не дожидаясь завтрашнего дня, когда сам смогу навестить беднягу.
– Я так и подумала, – кивнула Михеева и холодно разрешила: – Расспрашивайте.
Максим отодвинул тарелку и озабоченно нахмурился.
– Он в сознании?
– В полном.
– Как чувствует себя?
Татьяна откинулась на спинку стула и сложила руки на груди.
– А как бы вы себя чувствовали, лежа на казенной кровати с отрезанными гениталиями, в полном одиночестве, забытый и брошенный всеми, даже лучшим другом?
Максим изменился в лице.
– Вы словно пеняете мне на что-то, – пробормотал он. – Как будто это я… отрезал… кастрировал Руслана.
– Не вы, – согласилась Михеева. – Но по вашей вине. А вы даже не удосужились навестить друга в больнице!
– Смените, пожалуйста, тон! – вспылил Максим. – Кто вам дал право обвинять меня? Насколько я помню, вы адвокат, а не прокурор!
– Я – простой человек! – возразила она. – Женщина, которая умеет сострадать и сочувствовать и которую возмущают черствость и бездушие других людей по отношению к их близким.
– Вот как? – оскалился Танкован. – Значит, я – черствый и бездушный человек? От кого я это слышу, позвольте спросить? От барышни, избалованной обеспеченными родителями, от той, кому все в жизни преподносят на ладошке очищенным и подслащенным, от той, чья профессия – наживаться на чужих проблемах и несчастьях! – Он отшвырнул скомканную салфетку и выскочил из-за стола. – Я не поехал сегодня в больницу, потому что у меня действительно были важные и безотлагательные дела, а вы непонятно зачем отправились туда, хотя вас никто об этом не просил! И теперь, пользуясь этим своим мнимым преимуществом, вы обвиняете меня в черствости?
Татьяна тоже встала и, подойдя к Максиму, взяла его за руку.
– Он не хочет жить… – тихо сказала она. – Лежит, не шевелясь, а из-под закрытых век катятся слезы… Может быть, вы правы и я – избалованная барышня, наживающаяся на чужих несчастьях, но поверьте, сердце разрывается видеть, как убивается и мучается совершенно незнакомый мне человек. А он – ваш друг, Максим… И возможно, именно ваше слово, ваше присутствие, ваша поддержка ему сейчас нужны как никогда.
Танкован поостыл. Он почему-то был готов к тому, что адвокатесса станет кричать, спорить, швырять ему в лицо обидные слова, но совершенно не ожидал, что она просто возьмет его за руку, заглянет в глаза и тихо скажет совершенно понятные, очевидные истины.
– Чем я могу ему помочь? – Он скорбно покачал головой. – Слово – пустой звук, глупый набор фонетических конструкций. У человека непоправимое горе, а вы предлагаете, чтобы я его утешил вербальной погремушкой. Единственный, кто может подарить Руслану надежду, – высококлассный, непревзойденный хирург.
– Врачи бессильны, – вздохнула Михеева. – Плоть погибла, а трансплантатов нет.
– Вот видите, – развел руками Максим. – И зачем ему теперь мои утешения?
– Поставьте себя на его место, – возразила Татьяна. – Разве вам не понадобилось бы участие близких?
Танкован фыркнул.
– На его место? Уверяю вас, мне хватает проблем и на своем. Я даже теоретически не могу залезть в его шкуру.
– Ошибаетесь. – Михеева тряхнула белокурой головкой, небрежно прошла в рабочую зону кухни и включила электрочайник. Тот послушно зашуршал, набирая сил. – Вы только чудом не оказались в шкуре своего друга.
– То есть? – Максим нахмурился.
Татьяна распахнула дверцу шкафчика над мойкой и потянулась за блюдцами.
– Вы чай будете, или все-таки налить вам вина?
– Вина? – растерянно переспросил Танкован. До него будто только сейчас дошел смысл сказанного ранее. – Странно, что вы заговорили о вине. В смысле, о моей вине…
– Что? – не поняла Михеева.
– Вы сказали, что Руслан пострадал из-за меня, – напомнил Максим.
Адвокатесса достала с полки коробочку с чаем, вынула два пакетика, освободила их от обертки и сунула в разноцветные чашки. По краям остались свисать яркие ярлычки на ниточках.
– Это – правда, к сожалению… – вздохнула она. – И означает, что вслед за первым вполне может случиться и второе несчастье.
– Вы можете выражаться яснее? – снова вскипел Танкован. – Что за манера у вас, адвокатов, вечно тянуть кота за яйца!
– Тянуть – полбеды! – парировала Татьяна. – Можно вообще их лишиться.
– Спасибо за напоминание! – раздраженно бросил он. – Кушеву оно уже ни к чему.
– Зато вам пригодится.
Чайник звякнул и выключился. Адвокатесса разлила кипяток по чашкам, пристроила их на блюдца и отнесла к столу.
– Руслан вам что-то рассказал? – догадался Максим. – Он считает меня виноватым?
– Вам сколько сахару? – невозмутимо поинтересовалась Михеева. – Две ложки? Три?
– Ну, хватит! К черту чай! Говорите, что вам известно!
Блондинка уселась за стол и придвинула к себе блюдце с чашкой.
– Мне известно, что Руслана кастрировали по ошибке, – сказала она. – Вместо вас, понимаете? Тот рыжий оперативник в квартире оказался прав, когда с издевкой предположил такое.
Максим открыл рот и в смятении опустился на стул.
Татьяна отхлебнула из чашки, поморщилась, обжегшись, и продолжила:
– Нападавший был один. Здоровенный бородатый мужик в защитной штормовке. Он с порога ударил Руслана головой в лицо, тот упал… – Она подула на чай, разметав струйки пара. – Потом схватил его за горло, потащил к кровати… Кушев сопротивлялся, но бородатый детина оказался сильнее.
Михеева замолчала и опять отхлебнула из чашки.
– И что было потом? – едва слышно пробормотал Танкован.
– Потом налетчик крикнул: «Привет из Сырого Яра, Максимка!» – и нанес еще несколько ударов. Руслан потерял сознание…
– Привет из Сырого Яра… – как эхо, отозвался Максим. – Бородатый детина…
– Вам это о чем-нибудь говорит? – Татьяна наклонила голову, пристально вглядываясь в его лицо. – Кого-то напоминает?
Он покачал головой.
– Никого не напоминает… Но Сырой Яр – это город, в котором я родился и жил до восемнадцати лет.
– Тогда, может быть, что-то для вас прояснится, когда вы узнаете, что было дальше. Едва Руслан пришел в себя, он увидел, что бандит вытащил из-под шкафа чемодан, перевернул его и копается в вещах. В ваших вещах, Максим! Найдя фотографию, он ткнул ею в лицо Куше-ву. Узнаешь, мол, кот потасканный? Напрасно тот пытался объяснить, что он не Максимка и что фотография не его. Бородач не слушал. Он стащил с Руслана штаны, достал из кармана бритву и…
Танкован закрыл глаза.
Стальное лицо Сашки Коржа выплыло из темноты. Он услышал его мерзкий ледяной смех, его голос с дрожащей хрипотцой: «Танкован! Ты ответишь мне за Марго! Жить не захочешь, физик!»
Единственный человек, готовый мстить Максиму за свое унижение, за свой позорный проигрыш, за уязвленное самолюбие, – «сыроярский мент»! Дворовый хулиган, нацепивший милицейские погоны, уже не знает границ дозволенного. Тупоголовая шпана, облеченная властью, не просто хамовата, но еще гипертрофированно жестока.
Сначала – Свирский. Теперь – Руслан. А на месте Кушева должен был оказаться он, Максим! Это к нему Корж прислал бородатого мясника с опасной бритвой в кармане! Танкован, кажется, даже слышит, как мстительный мент отдает приказ: «Иди! Отрежь этой гниде яйца! Пусть мучается всю оставшуюся жизнь. Пусть воет на луну и рвет на себе волосы от отчаяния. Пусть останется один на белом свете – без друзей, которые пару раз из жалости навестят его в больнице, а потом отвернутся и забудут (а может, и не навестят, кстати, поскольку не найдут слов утешения!) и, конечно, без женщин».