За ужином, приготовленным на скорую руку, Нонна Карловна вдруг вспомнила:
– Сегодня с утра возле нашего дома крутился этот ненормальный… как его?.. Антиох!
– Да, я знаю, – кивнула Маргарита, поливая кетчупом сваренные сардельки.
– А ты знаешь, что он расцарапал нашу дверь? – Мать хлопнула ладонью по столу. – Паршивец! Сам денег не зарабатывает и другим ущерб наносит!
Маргарита повертела в руках вилку и неохотно сообщила:
– Мам, на нашей двери кто-то нарисовал «пса»!
Нонна Карловна чуть не поперхнулась.
– Что ты сказала?!
– Я говорю: нам оставили метку. Худого зубастого пса намалевали неотмываемой краской. Видно, кто-то неудачно пошутил… Вот Антиох и пытался соскоблить рисунок. Помочь хотел…
Мать была потрясена. Только утром она читала дочери вслух очередную статью про зверства неуловимой банды, ужасалась подробностям, насмехалась над милицией и администрацией городка, но даже предположить не могла, что убийцы окажутся так близко. Буквально за порогом их «чертовой избушки».
– Ты не ошибаешься? – хрипло спросила она. – Может, тебе просто померещилось с перепугу?
Маргарита замотала головой.
– Не померещилось. Только теперь, когда Антиох уничтожил улики, ничего никому не докажешь… Сашка Корж тоже считает, что я все выдумываю.
– Любой на его месте считал бы точно так же, – убежденно кивнула Нонна Карловна. – С какой стати мы сдались «псам»? Тоже мне нувориши – две одинокие женщины и малолетний ребенок!
– Поэтому я и предположила, что кто-то просто неудачно пошутил.
– Руки надо выдернуть этому шутнику, – проворчала мать. – Совсем у людей мозгов не осталось от вседозволенности! Лет двадцать пять назад такое было просто немыслимо.
– Лет двадцать пять назад и банда «псов» была немыслима, – вставила Маргарита.
Нонна Карловна поднялась и собрала со стола посуду.
– А что говорит твой милиционер? – спросила она. – Когда, наконец, поймают этих отморозков?
– Знаешь, мама… Я больше не хочу с ним ни о чем говорить.
– Чего ж так? Достал тебя твой ухажер?
Маргарита поджала губы.
– Он жестокий и злой человек. Кроме того, ему по большому счету наплевать на меня и на мои проблемы.
– Он – чуть ли не единственный из всех твоих слюнявых воздыхателей, кто любит тебя, – возразила мать.
– Я так не думаю… Он любит свою работу. И – себя в ней.
– Значит, тебя никто не любит, – резюмировала Нонна Карловна.
Маргарита подняла на нее печальные глаза.
– Хоть ты не будь такой жестокой, мама…
– Посмотри, какие мужчины – прости, господи! – тебя окружают! – воскликнула та. – Смех и грех. То этот физик мерзопакостный, то щенок какой-то безмозглый!
– Какой щенок? – нахмурилась Маргарита.
Мать усмехнулась.
– Уж не знаю, откуда он взялся, и какими коврижками ты прикормила этого сопляка. Глаза – пустые, на роже самомнение такое, будто он хозяин Вселенной. Сорит деньгами, как подгулявший купчик. Полное ничтожество.
– Что происходит? – всплеснула руками Маргарита. – О ком ты говоришь?
– Да заявился сюда днем один… – Нонна Карловна брезгливо поморщилась. – Приволок букет рублей на тыщу и бутылку еще с пойлом заграничным! Молокосос! Еще вчера за школьной партой сидел. Где, говорит, ваша дочь, я пришел ей предложение делать! Мне, заявляет, женщины не отказывают!
– Юрик? – ахнула Маргарита. – Вот бессовестный! У него же невеста есть! Очень хорошая девушка. Моя подруга Женька.
– Уж не знаю, какая Женька может быть у такого дебила, – отозвалась мать, – но только я выставила прочь этого детсадовского жениха. И букет ему вслед швырнула вместе с бутылкой.
Антошка, расположившийся с альбомом и фломастерами на другом конце стола, вопросительно поднял русую головку:
– Бабушка прогнала моего папу?
– Тьфу! – не выдержала Нонна Карловна. – Еще не хватало, чтобы этот заморыш был твоим папой! Хотя… –
Она скривилась в горькой усмешке: – Твой настоящий папка ничем не лучше.
– Мама! – Маргарита предупредительно постучала пальцем по столу. – Прошу тебя: не заводи подобные разговоры при ребенке!
– Пусть с малолетства знает, что мир состоит из подлецов и негодяев, – отрезала та.
– Это неправда, – тихо возразила Маргарита. – Люди в основном – добрые и хорошие. Но многие из них просто боятся окружающего мира, не верят ему, не верят себе. Вот и подыскивают на театральных развалах самые распространенные маски – циников, обманщиков, злодеев, лихоимцев.
Нонна Карловна расхохоталась.
– Мы говорили о генах. Так вот, знаешь, мне иногда кажется, что ты – не моя дочь. Я даже в пятнадцать лет не была наивной дурочкой! Какие маски, дорогуша? Люди – такие, какими кажутся. Ни больше, ни меньше. И нечего все валить на обстоятельства да на страхи перед окружающим миром! Танкован – подлец, Корж – циник, этот сопляк Юрик – хам и дурак. Они такими родились, Рита! Такими были их родители, такими будут и их дети. Окружающий мир, работа, обстоятельства лишь помогают развиваться врожденным качествам, и они растут, множатся, как бактерии в скисшем молоке.
– А «псы» стали душегубами в утробе матери? И там всосали жажду крови и наживы?
– Уверена, что так, – кивнула Нонна Карловна. – Кто сказал, что гениями рождаются, а злодеями – нет?
– Скажи… – Маргарита задумчиво опустила глаза. – А мой отец… Кто он? Кем был? Почему оставил нас? Он тоже… негодяй?
Женщина побледнела. Было заметно, как у нее задрожали руки.
– Твой отец просто несчастный человек, – тихо сказала она. – Никогда в жизни ему не улыбалось небо. Он выл на луну, просил Бога о помощи, но Тот оказался глух к его мольбам. И тогда он отчаялся что-то выпрашивать…
– И? – Маргарита затаила дыхание. Впервые мать заговорила о том, о чем всегда предпочитала отмалчиваться. – Все это, конечно, плохо закончилось?
– Кто знает? – Нонна Карловна неопределенно пожала плечами и цокнула языком. – Почему обязательно – плохо? Если небо тебе не помощник, значит, все только в твоих руках.
Маргарита с сомнением покачала головой.
– Я так не думаю, мама. Мне хочется верить, что если небо молчит, то это совсем не значит, что оно тебя не слышит. Оно просто медлит с ответом.
– Очень долго медлит, – язвительно заметила та. – За это время добрые, хорошие люди, вроде тебя, так и остаются в кювете – одинокими и несчастными, а у подонков ладятся дела, спорится работа, поет в руках жар-птица. Разве ты не замечала?
Полтора часа назад Маргарита буквально об этом размышляла, трясясь в автобусе и давясь горькими слезами.
– Мы ничего не знаем о справедливости, – сказала она с печальной улыбкой. – Но я знаю точно: мольбы никогда не остаются без ответа. Надо только ждать и верить…
– Юродивая, – вздохнула мать.
Маргарита нарисовала с сыном яркие картинки в альбоме. Он изобразил самолет и еще грузовик с большой дымящей трубой, а она – крохотный домик у самого леса, щурящий близорукие оконца на голубеющую вдали, ровную и чистую линию горизонта.
– А теперь почитай мне книжку, – распорядился Антошка, захлопнув альбом.
– После того, как ты умоешься, почистишь зубы, выпьешь стакан простокваши и ляжешь в постель.
Она прочитала ему две сказки, а на третьей почувствовала, что язык заплетается, а тяжелые веки прячут от нее книжную страницу.
– Завтра продолжим, милый, – пообещала она мальчугану, поцеловала его в лоб, затем поочередно в оба глаза и в нос и выключила лампу.
– А волки только в лесу живут? – сонно спросил Антон.
– В лесу. – Маргарита разобрала в темноте постель и открыла баночку с ночным кремом.
– А на людей нападают?
– Бывает…
– А на нас не нападут, мама?
– Ни за что. Обещаю тебе.
Она думала о сыне. Каким он вырастет? Кем станет? Если мать права и гены все равно дадут о себе знать, ей хотелось бы, чтобы он унаследовал от нее доброту и веру в любовь, а от своего отца – ум, проницательность и волю.
Несмотря на усталость, Маргарита долго не могла заснуть. Она ворочалась, разглядывала в окне белую, пузырящуюся, как манная каша, луну и шептала:
– Господи, прошу Тебя, услышь меня… Пусть все будет по воле Твоей… Пусть восторжествует справедливость Твоя… Только не дай мне отчаяться, не позволь впасть в уныние и неверие. Помоги мне услышать небо…
Она проснулась среди ночи от холодного толчка и резко села, упершись руками в жесткий матрац. Комната тонула в бледном свете неугомонной луны. В распахнутую форточку вливался дрожащий гул цикад.
Антон спал в своей кроватке, безмятежно раскинув руки и чуть посапывая во сне. Оконное стекло на просвет казалось пыльным, словно припорошенным луной.
Маргарите почудилось, что на миг его загородила чья-то тень. Она вскочила и, прошлепав босыми ногами по теплым деревянным половицам, прильнула к окну и тут же, вскрикнув, отпрянула в ужасе.
Человек снаружи тоже испугался ее мелькнувшего, искаженного гримасой лица, присел от неожиданности, бросился в сторону и через секунду исчез за деревьями. Но этого короткого мгновения Маргарите хватило, чтобы хорошо разглядеть грузную, почти бычью фигуру, косматую, черную как смоль голову, кривой нос и зловещий золотой оскал в зарослях густой бороды.
14
В половине девятого Максим провел карточкой по терминалу на проходной, быстрым шагом миновал еще пустынный в это время коридор, взлетел по лестнице на второй этаж, пересек душный холл, пахнущий новенькой кожей и мастикой, и толкнул тяжелую белую дверь с табличкой «Отдел разработок».
Комната, похожая на школьный класс, была разделена на западный манер стеклянными перегородками, образовавшими шесть кабинок – по три с каждой стороны прохода. Каждая кабинка – индивидуальное пространство менеджера-разработчика – получилась похожей на четырехметровый бокс с одной глухой стеной, отделанной пенным звуконепроницаемым материалом, и тремя прозрачными. Сотрудник на рабочем месте чувствовал себя одновременно и отгороженным от внешнего мира и выставленным напоказ.