16
Проснувшись наутро от жарких, требовательных поцелуев, Максим не сразу сообразил, где находится.
Ему привиделся странный, жутковатый сон, будто бежит он по белоснежному, пустынному берегу, держа за руку девушку (лица не разобрать, но, кажется, это Светка), а за ними гонится черная, разъяренная стихия. Она наступает на пятки, дышит в затылок, рычит и неистовствует за спиной. Максим прибавляет прыти, но страшная тень не отстает. Девчонка мешает ему бежать. Такое впечатление, что она едва передвигает ноги, не поспевает за ним, вязнет в рыхлом песке. Он тянет ее, тормошит, заставляет двигаться быстрее, но в какой-то момент понимает, что сейчас они сгинут оба, и выдергивает руку. И сразу становится легко. Теперь можно припустить быстрее. А беда, замешкавшись, пожирает девчонку, перемалывает, пережевывает ее в своей отвратительной черной пасти.
За эти спасительные секунды Максим успевает значительно оторваться от погони и… проснуться.
Он поморщился и вытер губы тыльной стороной ладони:
– Какая глупость мне приснилась!..
– Я люблю тебя, – прошептала ему в самое ухо Татьяна. – Просыпайся скорее, милый.
Танкован разлепил веки. Тяжелая люстра, увешанная бирюльками от Сваровски, искрилась в тонких лучах раннего солнца, пробивающегося сквозь щели в массивных бархатных шторах.
– Ты неотразим, – ворковала Михеева. – Ты просто великолепен…
«А ты – ненасытна», – мысленно вздохнул он.
Кто бы мог предположить, что худые, закомплексованные блондинки бывают такими страстными и неуемными в желаниях?!
Максим потянулся, хрустнув косточками, и сел в кровати. Спальня еще тонула в полумраке. Огромные, под потолок, раздвижные створки зеркального шкафа отражали разобранную постель со смятой простыней, сползшим на пол одеялом и двумя обнаженными телами: одним – смуглым и жилистым, а другим – белым и хрупким.
Танкован усмехнулся отражению, поправил растрепанные волосы и, откинувшись, потянулся за бокалом, оставленным вчера вечером на прикроватной тумбочке. Но его на месте не оказалось. Под фигурной лампой с крохотным стеклянным абажуром стояло только блюдце с парой виноградинок и мокрыми веточками лозы.
– Где мое вино? – нахмурился он.
– Ты хочешь выпить? – удивилась Михеева. – Прямо с утра?
– Не выпить, а пригубить, – поправил ее Максим. – Божественный напиток, придающий мужчине сил для утреннего куража.
– Куражиться будем вместе? – лукаво подмигнула она и прильнула губами к его груди.
Танкован снова поморщился. После вчерашнего нестерпимо болела голова, а во рту горела пустыня Гоби. Романтический вечер при свечах постепенно перерос в бушующую страстями ночь. Он попытался вспомнить, сколько выпил. Три… нет, кажется, даже четыре бутылки «Шардонне» и еще шампанское… Максим застонал.
– Что с тобой, милый? – участливо осведомилась блондинка. – Тебе нездоровится?
– Угу, – подтвердил он. – Если быть точным, мне совсем хреново.
Она отправилась на кухню и принесла ему стакан воды, таблетку растворимого аспирина и целую упаковку парацетамола.
– А вино где? – слабым голосом поинтересовался Танкован. – Где мой божественный напиток?
– Вино по утрам пьют только алкоголики, – назидательно произнесла Михеева. – Прими аспирин и полежи денек в постели. Ты ведь сказал, что на работу сегодня не нужно ехать?
– Пока не нужно, – подтвердил он и задумался: каким-то будет этот рабочий день?
– Вот и славно, – улыбнулась адвокатесса. – Однако про себя того же сказать не могу. Через час нужно бежать. – Она присела на кровать и, юркнув руками под одеяло, шаловливо закусила нижнюю губку: – Может быть, провести эти шестьдесят минут с пользой?
– Сейчас от меня пользы мало, – вздохнул Максим. – Буду ждать, пока подействует парацетамол, а потом приму контрастный душ.
– Знаешь, – Татьяна легла рядом с ним на живот, подперев кулачками подбородок, – если честно, я сама себя не узнаю. Мне кажется, ты меня заколдовал.
«Сколько раз я уже слышал подобное! – мысленно хмыкнул он. – Все вы поете одно и то же», – а вслух сказал:
– Представляешь, мне тоже самое кажется, но – про тебя. Это твои чары что-то делают со мной! Я стал безвольным, глупым и… счастливым.
– Нет, серьезно. – Михеева возвела глаза к потолку. – Я никогда в жизни не испытывала к мужчине ничего похожего. Влюбилась как дура. – Она хлопнула ладонью по одеялу. – Да еще так быстро! Оглянуться не успела.
«Ничего неожиданного, – мысленно возразил Танкован. – Все было предсказуемо с самого начала».
– Я ведь тебе сразу понравился? – Он самодовольно улыбнулся.
Татьяна покачала головой.
– Не думаю… Точнее, сначала мне было жаль тебя. Избитый мотоциклист, пострадавший по моей вине… – Она перевернулась на спину. – Потом чувство вины уступило место какой-то… заинтересованности… Я не знаю, как сказать правильно… Что-то показалось мне в тебе необычным. Привлекательным и в то же время…
– Отталкивающим? – подсказал он, ухмыляясь.
– Нет… – Блондинка подыскивала слова. – Опасным, что ли…
– Опа-асным? – театрально удивился Максим. – Во мне?
– В какой-то момент ты мне стал интересен, но внутренний голос… интуиция… подсказывали, что от тебя стоит держаться подальше. – Она виновато улыбнулась.
– Это правильно, – шутливо подтвердил он. – Я могу съесть и даже не облизнуться.
– Ты бабник, конечно… – вздохнула Михеева и ткнула его кулачком в плечо. – И нам, женщинам, от таких, как ты, одни только беды и страдания.
– Что же не прогнала меня прочь? – усмехнулся Танкован. – Почему сама не ушла, не отстранилась?
– Было дело, я уже почти собралась, – призналась она. – Когда ты предстал передо мной хитрым обманщиком и эгоистом.
– Это когда? – уточнил он.
– Когда явился на встречу, беспокоясь о заявлении в милицию, а наплел небылиц про то, что хочешь моего расположения. – Она лукаво подмигнула и тут же помрачнела. – Ну, и когда показал, что тебе безразлична судьба друга.
Максим рывком сел в кровати.
– Ты мне действительно понравилась! – Он потряс руками. – С того самого момента, как увидел тебя впервые – такую беззащитную, хрупкую, в очочках и сиреневом платьице! Почему ты мне не веришь? У меня нет нужды или тайного умысла водить тебя за нос, родная… И про Руслана я все объяснил…
– Объяснил, – согласилась Татьяна. – Но знаешь, для меня тогда явилось открытием другое… Я вдруг почувствовала, что ты один. В смысле, одинок. Я вдруг поняла, что ты хочешь казаться циником, потому что на самом деле – ранимый и беззащитный. И мне захотелось… помочь тебе. А может, одновременно – и себе. Ведь мы в чем-то очень похожи, Максим.
Тот удивленно вскинул брови.
– Очень похожи, – повторила Михеева. – Мы оба страдаем от того, что одиноки, оба боимся, что люди могут причинить нам боль. И оба мечтаем о любви, о детях… о счастье. – Она запрокинула голову и сладко потянулась. – А теперь мне кажется, я начинаю чувствовать себя счастливой! Я словно парю в облаках. Не опускай меня на землю, ладно?
– Ладно, – с улыбкой пообещал Максим. – Будем летать вместе.
– Правда?
Он невольно поморщился: как сложно привыкнуть к этому глупому переспрашиванию!
– Ты правда понимаешь меня? – Татьяна села и приникла щекой к его плечу.
– Больше того, – подтвердил он. – Я думаю точно так же, как ты. Мне тоже кажется, что я обрел родственную душу. Встретив тебя, я вдруг явственно понял, что никогда еще никого не любил.
– Будь осторожен, – предупредила она, царапнув его руку ноготком. – У меня уже кружится голова от твоих слов.
– Закон жизни, – продолжал он, пожимая плечами. – Мы осознаем, что имеем, только потеряв это, или как у меня сейчас – вдруг обретя, понимаем, что ничего не имели раньше.
– А что ты обрел? – осторожно спросила Татьяна и даже отпустила его руку.
Он повернулся к ней и заглянул в глаза.
– Любовь, Таня… Да. Любовь.
Она зажмурилась.
– Повтори еще… Пожалуйста.
– Я люблю тебя. – Голос не слушался, потому что раскалывалась голова, но Танкован постарался придать ему интимность и искренность.
– А ты не спешишь? – недоверчиво покачала головой Михеева. – И скольким женщинам ты уже говорил такое?
– Тебе – первой, – не моргнув глазом выпалил Максим. – У меня есть свои маленькие, но принципы. Один из них гласит: добиваясь расположения женщины, не ври ей, что любишь ее. – Он обнял адвокатессу за плечи. – Согласись, мне незачем врать тебе. Ведь после секса в таком вранье вообще пропадает смысл, верно? Уже добившись своего, незачем произносить «люблю». – Он взял ее лицо в ладони и поцеловал подбородок. – А я тем не менее говорю: я люблю тебя, Таня… Я тебя люблю… Значит, это правда.
Казалось, блондинка вот-вот расплачется.
– Я счастлива, – сказала она, моргая, чтобы спрятать слезу. – Я счастлива, Максим… Впервые в жизни.
«Да, – подумал тот. – Видать, тебе здорово расплавило мозги! Дрожишь и краснеешь как школьница! Разум тебя предостерегал, но такие глупышки, как ты, его не слушают. Они верят полубредовым фантазиям и называют их голосом сердца».
– Может быть, опоздаешь сегодня на работу? – Танкован игриво приподнял бровь, мысленно все же надеясь, что у педантичной адвокатессы куча неотложных дел.
– Опоздаю! – жарко прошептала та и, повалив любовника на подушку, мигом оседлала его. – Мне еще нужно многое успеть! – И она, прогнувшись на манер кошки, медленно провела горячим языком по его животу и груди. – То, что не успела вчера вечером!
«А ты разве что-то упустила? – мрачно подумал Максим и обреченно констатировал: – Все очкастые блондинки – потаскухи!»
Спустя полтора часа, приняв горячий душ и поставив на плиту кастрюлю для пельменей, Танкован бесцельно слонялся по квартире.
В явно великоватом для одного человека жилище Михеевой он насчитал четыре комнаты: просторную гостиную, отделанную в псевдоклассическом стиле, с фальшивым камином, огромной двадцатиламповой люстрой и мебелью, состоящей в основном из танкеток и легких кресел, и три спальни, включая хозяйскую.