– Назови мне хоть одну причину, по которой я должен тебя пощадить.
Юрик страдальчески зажмурился.
– Я вас уважаю, – простонал он. – Я считаю вас… героем. Вы настоящий… Робин Гуд.
– Я – Бог, – поправил гость, перенося всю тяжесть тела на сапог.
– Да!.. Да!.. – Парень взвыл от боли. – Конечно, вы – Бог! Я всегда завидовал «псам» – их бесстрашию и неуязвимости!.. Я сам хотел бы стать таким, как вы!..
– Но у тебя кишка тонка, верно? – оскалился мужик. – Все хотят быть Богом, но не всем дано. – Он вдруг отступил, опустил ружье и, подхватив его за ремень, протянул Юрику. – На, дерзай!
Тот испуганно заморгал.
– Бери винтарь, сморчок! – приказал незнакомец. – Посмотрим, что ты можешь.
Парень поднялся на ноги и неуверенно принял из его рук карабин.
– Целься вот сюда, – мужик приставил ствол к своей груди. – Дави на курок, художник. Ну!
Юрик плаксиво скривил рот.
– Что вы?.. Зачем?..
– Ты хотел быть Богом! Тогда – стреляй! Стреляй, слышишь?
Парня трясло, как в ознобе. Ружье в его руках ходило ходуном.
– Стреляй, мразь! – орал незнакомец. – Убей Бога, и сам станешь Богом! Это ведь просто! Нажал на спуск, и понеслась дуняха в ад! Ну же!
Юрик покачнулся, опустил карабин, рухнул без сил на колени и зарыдал.
– Я… не хочу… быть Богом… – Его поникшие плечи сотрясались от всхлипываний, а слезы текли по щекам и, не вытираемые, падали на грязные сапоги бандита. – Отпустите меня… Пожалуйста…
– Наложил в штаны? – презрительно скривился тот. – Знаешь, что я тебе скажу, говнюк? Убить Бога или по крайней мере попытаться это сделать – по зубам только очень сильному человеку. Или тому, кто дошел до отчаяния и больше не верит ни в справедливость, ни в удачу. Я сам таким был. И я смог стать Богом. – Он схватил парня за шиворот и рывком поставил на ноги. – А ты – слаб. Наверное, еще веришь в добро или в удачу.
Юрик уже не всхлипывал. Он безвольно опустил руки и только вздрагивал от звука голоса своего мучителя.
– Я тебе докажу, слюнтяй, – продолжал тот, – что на свете нет ни первого, ни второго. Нет справедливости, и добра тоже нет. Есть только ты и говенный мир. Либо ты управляешь им, либо он растирает тебя, как плевок на ладони.
Незнакомец потянул его за ворот:
– Пошли со мной, художник. У тебя золотые пальцы…
Юрик послушно засеменил к лесу, подталкиваемый в спину прикладом карабина.
Обе фигуры пересекли полянку и скрылись за раскидистым ельником. В густых ветвях мелькнул на миг полосатый джемпер и тут же исчез. Где-то скрипнула сухая сосна, ахнула потревоженная птица, и все стихло.
Маргарита, пошатываясь, вышла из своего укрытия, машинально стащив с веревки влажную простыню и бросив ее на землю, поднялась по ступенькам крыльца и перегнулась через перила, содрогаясь от приступа рвоты.
Худой зубастый пес враждебно наблюдал за ней с дубовой дверной доски.
18
Светка лежала на спине, нелепо подогнув под себя левую руку и широко раскрыв мутные, косящие в сторону глаза. Рот приоткрыт – некрасиво, как у пластмассовой куклы, и в нем не хватает двух передних зубов. Спутанные волосы испачканы чем-то черным и липким, похожим на смолу. В окоченевших пальцах зажат пистолет – с отброшенным затвором, стальной, очень похожий на тот, игрушечный, что много раз служил Светке «приправой» к любовному блюду. Только этот был настоящим…
Максим уронил фотографию на стол и спрятал в ладонях лицо.
– Это ужасно…
– Выстрел произведен в рот, – пояснил Блатов. – Пуля вышла наружу, раздробив затылочную кость. На стене и на плинтусе, как видите, остались следы мозгов.
Танкован резко убрал руки от лица.
– Вам доставляет удовольствие рассказывать мне такие подробности? – вспылил он. – Вы садист, что ли?
Рыжий оперативник внимательно наблюдал за его реакцией.
– Наш клиент очень чувствительный. – Он, усмехнувшись, повернулся к следователю. – Совсем недавно морщился, слушая про отрезанные яйца своего друга. Теперь шибко переживает за мозги своей невесты. Забавно для человека, который постоянно находится в эпицентре убийств и жестоких расправ.
– Действительно, – покачал головой следователь – уже знакомый Максиму коротышка с бледным, веснушчатым лицом и пухлыми розовыми губками. – Вас не удивляет, что вы все время проходите свидетелем по кровавым делам? Не удивляет, что львиная доля преступлений во всем Южном административном округе совершается именно против ваших близких?
– Удивляет! – раздраженно бросил Танкован. – И что это доказывает?
– Ничего не доказывает, – пожал плечами следователь. – Пока только – удивляет. И вас, и нас.
Максим посмотрел на часы. Разговор явно не клеился. Вот уже полтора часа он сидит в чистеньком, пахнущем краской и новой мебелью кабинете следственного отдела, а ему еще не задали ни одного толкового вопроса. За голыми окнами без занавесок и жалюзи висел сиреневый сумрак. В комнате было накурено, и у Танкована першило в горле от запаха краски и сигаретного дыма.
Следователь сидел за широким столом, липким от свежего лака, и мастерил из бумажного листа кораблик. Пепельница в виде худющего негра, оттягивающего обеими руками на животе широкие штаны, была переполнена окурками. В кабинете кроме стола, высоченного шкафа и дюжины стульев еще стоял современный сейф, а на нем – музыкальный центр с нервно моргающим эквалайзером. На стене с жидкими обоями висела черная плазменная панель Panasonic.
Рыжий Блатов досмолил очередную сигарету, впихнул ее в штаны афроамериканцу и шумно зевнул. Максим посмотрел на него с отвращением и вновь повернулся к следователю:
– Простите, как вас?..
– Пал Палыч, – важно ответил тот. – Как Знаменского… Смотрели «Следствие ведут знатоки»?
– Позвольте спросить, Павел Павлович, а чего мы ждем? – Танкован нетерпеливо передернул плечами. – Сидим, теряем время. Ни объяснений, ни протоколов, ни допросов…
– Сейчас все будет, – весело пообещал оперативник. – По полной программе. И лампа в глаза, и гвозди под ногти.
– Мы ожидаем некоторые документы по делу, – объяснил следователь, бросив на коллегу неодобрительный взгляд. – И тогда, возможно, у нас появятся к вам дополнительные вопросы.
– Дополнительные? – удивился Максим. – Вы до сих пор никаких не задавали. Только фотографии показывали, – он мрачно кивнул на разбросанные по столу снимки, – и с непонятным воодушевлением рассказывали мне про мозги…
Блатов встал, прошелся по комнате и вдруг, остановившись у него за спиной, наклонился к самому уху:
– А спрашивать пока нечего. Все, что нужно, мы и так знаем.
– Что вы знаете? – Танкован удивленно поднял голову.
– Ну, например, что Светлана Тузова была счастливой и жизнерадостной девушкой. – Оперативник положил руку ему на плечо. – Вдвойне счастливой, потому что буквально за день до смерти собиралась замуж за одного прохиндея…
– Можно полегче на поворотах? – нахмурился Максим.
– А как еще назвать молодого человека, который живет с одной, а в ЗАГС идет совсем с другой?
– Это вас не касается!
– Ошибаетесь! – Теперь рыжий опер положил обе руки на плечи Танковану и даже легонько его встряхнул. – Еще как касается. Потому что если молодая девушка, у которой нет ни малейшей причины быть обиженной на жизнь, вдруг неожиданно сводит с ней счеты, то, значит, ее умышленно подтолкнули к этому шагу.
Максим попытался вскочить со стула, но Блатов его удержал.
– А это – статья, – невозмутимо продолжал он. – Называется «доведение до самоубийства».
– Как это на вас похоже! – воскликнул Танкован. – Дежурная статья, как рояль в кустах! – Он раздраженно дернул плечом, желая сбросить руку бесцеремонного опера. – Работать надо, граждане милиционеры! Разбираться, искать, думать, наконец.
– Оговорка по Фрейду! – обрадовался Блатов. – В обращении уже не «товарищ», а «гражданин»!
– Вот-вот, – угрюмо кивнул Максим. – Оговорки в ход идут! Фрейд, Станиславский, Ломброзо… А думать, анализировать, искать улики, мотивы – это для вас слишком сложно.
– Ну почему же, – не сдавался опер. – Уверен: найдутся и улики, и мотивы.
– Дима, сядь! – досадливо махнул рукой следователь. – Не мельтеши. Господин Танкован хочет обстоятельного разговора – и он его получит.
Блатов неохотно отпустил свою жертву.
– Получит-получит, – подтвердил он. – По полной программе.
– Вам даже в голову не пришло, – пробормотал Максим, одернув на плече рубашку, – что случившееся несчастье, возможно, никакое не самоубийство.
– Опаньки! – хлопнул в ладоши рыжий. – Теплее, теплее, гражданин Танкован…
– Да, не самоубийство, – смерив его презрительным взглядом, продолжал тот. – А несчастный случай.
– Неосторожное обращение с оружием? – уточнил Пал Палыч.
– Вот именно. – Максим вскинул руки. – Игры с заряженным пистолетом.
– Весело, – оценил гипотезу следователь. – То есть получается так: девятнадцатилетняя девочка в комнате общежития перезаряжала свой табельный «Вальтер» и по неосторожности, а может, из любопытства сунула ствол себе в рот и нажала курок?
Блатов засмеялся, одобряя шутку.
– Нет. – Танкован поджал губы. – Понимаете… У Светки… то есть у Светланы Тузовой была одна особенность… – Он замялся. – Ну… это из интимной области… Словом, она обожала, когда во время секса ей угрожали оружием.
– Оргазм под дулом миномета! Зачатие в бомболюке! Камасутра в торпедном отсеке! – ерничал Блатов. – И это будущий инженер-физик! Хорошо, что не учитель начальных классов.
– У нее уже нет будущего, – сурово напомнил Пал Палыч. – Ни инженерного, ни учительского. – Он опять повернулся к Максиму: – Вы имеете в виду имитацию изнасилования?
– Не совсем. Просто приставленный ко лбу пистолет ей почему-то доставлял дополнительное удовольствие. – Танкован смущенно кашлянул. – Ну, игрушечный, разумеется… Она представляла, что он – настоящий, и визжала от восторга.
– Ну и? – следователь вопросительно поднял брови.