— Я не торчу здесь. Я просто иногда забегаю. На самом деле, мне все еще не по себе.
— Ну, не знаю. Выглядишь ты выздоровевшей.
— Я и не болела.
Артем скептически поднимает брови, на что я отвечаю ему мягким, спокойным тоном:
— Ладно. Ты прав, нужно было позвонить, но я боялась, что уже поздно.
— Никогда не поздно окликнуть нас, подруга, — смеется Стас, правда, никто больше не поддерживает его попытку разрядить обстановку. Олег сканирует лицо Димы и близнецов, Настя рассматривает свои пальцы, а Артем буравит взглядом меня.
Откашливаюсь, затем на выдохе говорю:
— Я рада, что мы встретились. Рада, что Ленка свела нас. Сама бы я просто не решилась.
— Боишься? — тихо спрашивает Настя.
Не знаю, что ответить, не знаю, с чего вообще вдруг все решили поднять эту тему. Вновь пожимаю плечами, вновь молчу, туплю взгляд. Отрезаю:
— Я не хотела пропадать.
— Ясное дело, что не хотела, — вновь отшучивается Стас и откидывается назад. — Мне кажется, мы постарели, ребята, серьезно. Только посмотрите! Едим какие-то пироги, пьем чай из белого сервиза, Настя точит мороженое с такой ровной спиной, словно ей палку туда вставили. Ох, говорил, нужно идти в пиццерию. Там пусть и воняет жиром, зато мы бы не выглядели так нелепо.
Парень широко улыбается и действительно думает, что спасает меня от внезапно нахлынувших акул. Однако Артем не собирается прекращать. Хмурит лоб и восклицает:
— Ты меня напугала.
Из уст Ленки это звучало куда приятней.
Виновато горблюсь и встречаюсь взглядом с обиженными глазами Трубнева. Парень задет, и я знаю почему.
Со временем память изнашивается. Становится все тоньше и тоньше, как прослойка льда из-за наступившей весны. Некоторые воспоминания и вовсе начинают стираться, например, воспоминания об Артеме и о его чувствах. Но сейчас все с новой силой накидывается на меня, как изголодавшиеся собаки на кость, или как мошкара на вспышку света. Я вдруг вновь вижу перед глазами этого высокого парня, вечно пытающегося сделать мне приятное, рассказать что-то интересное, впечатлить чем-то необычным.
К огромному сожалению, люди, собравшиеся в одной компании, не могут существовать в ней без личных интересов.
Настя держалась за Стаса, Стас держался за Ленку, Ленка держалась за Артема, а Артем с Олегом держались за меня. И как в старой детской сказке, мы вместе пытались справиться с виртуальной репкой, которая для нас, например, была общими интересами, но которой для нас опять-таки было недостаточно, чтобы просто находиться рядом. Хотите вы этого или нет, но парень и девушка начинают общаться друг с другом только тогда, когда один нравится другому. Исключения бывают лишь в тех случаях, когда у кого-то из них уже есть вторая половина. Наша же компания была компанией вечных холостяков, вроде как самодостаточных, вроде как друзей. И нам действительно было хорошо вместе, пусть и немного не по тем причинам, по которым хотелось бы.
Стоит сказать, что меня всегда удерживала Лена. Я познакомилась с ней гораздо позже, чем с Артемом и с Настей, но успела привязаться к Романовой так сильно, что мысленно нарекла ее своей сестрой. Я думаю, именно из-за этого, мне всегда было легче всех находиться в нашем «братстве»: я никогда не сгорала от избытка внимания, никогда не страдала от неразделенной любви. Мне было хорошо и просто. К слову, я была эгоисткой до мозга костей, и, собственно, поэтому не обращала внимания на терзания других. Черт подери, мне даже нравилось, когда Олег и Артем спорили из-за того, кто сядет рядом со мной в автобусе.
Никогда не задумалась над этим, но сейчас мне кажется, что вела я себя отвратительно.
— Я…, — прочищаю горло. — Я тоже отойду.
Резко встаю из-за стола. Убежать проще, чем попытаться оправдаться, поэтому киваю ребятам и быстро следую в сторону туалета. Не оборачиваться, не оборачиваться. Прошлое вновь меня настигнет, вновь потопит. Вскидываю подбородок, пытаюсь ровно дышать, но внутри сгораю от неясного мне страха: чего именно я боюсь — сломаться или смириться?
— А я все думал, когда же ты соизволишь подойти ко мне, поздороваться.
Поднимаю голову. Вижу перед собой кривую улыбку Димы и тоже пытаюсь улыбнуться. Не получается.
— Что случилось? — парень тут же меняется в лице. — Все в порядке?
— Да. Я просто не думала, что возвращение к реальной жизни будет таким трудным. — Киваю и робко поджимаю губы. Мне кажется, Дима меня должен понять. — Друзья напомнили о прошлом.
— И тебе стало не по себе?
— Да.
— Мира, не стоит убегать. Все равно рано или поздно тебе придется поговорить с ними обо всем, что произошло. К тому же, вряд ли теперь они отпустят тебя без борьбы. Ты только посмотри на их лица: еще чуть-чуть и их взгляды поджарят нас заживо.
Оборачиваюсь. Олег делает вид, что пьет чай, хотя на самом деле нагло косит в нашу сторону. То же с Артемом, только этот парень и не пытается претворяться: сверлит в нас дыру, не собираясь отводить взгляд на что-либо другое.
— Они хорошие, — оправдываюсь я и вновь смотрю на Диму, — просто пока что мне сложно находиться рядом с ними. Это так странно, потому что я безумно соскучилась. Серьезно. Они мне все так дороги, я…, я вообще с трудом представляю свою жизнь без них, понимаешь? Только разве что в тех случаях, когда сама не пытаюсь себя убить. — Понимаю, что сморозила глупость и встряхиваю головой, — прости. Говорю какую-то чушь.
— Чушь — это делать вид, будто все хорошо, когда на самом деле, хочется повеситься. А твои переживания — это лишь симптомы излечения. Ты колеблешься, выбираешь, думаешь. Раньше подобные мысли вообще не крутились в твоей голове, не так ли? А сейчас — сейчас ты уже не просто хочешь умереть, ты думаешь: черт подери, а почему бы мне не остаться? Улавливаешь?
Вновь замечаю, что мое стремление свести счеты с жизнью называют болезнью и задумываюсь: может, так оно и есть?
Наконец, улыбаюсь. Облокачиваюсь спиной о барную стойку и спрашиваю:
— Зачем мне ходить к психологу, когда есть ты?
— Хороший вопрос. — Парень кривит рот, и мне кажется, что это тот самый момент, когда я должна сказать ему о своих чувствах. О том, как он мне дорог. Как я ему благодарна. Я жива, потому что Дима спас мне жизнь, вытащив из огромной, бездонной ямы с убитыми горем людьми. И я уже открываю рот, и продумываю несколько первых слов, как вдруг рядом оказывается Ленка. Она возникает передо мной неожиданно и протягивает:
— Что за столпотворение? — глупый вопрос, ведь стоим перед ней только я и парень, но Романову это ничуть не смущает. Обнажив свою щель между зубами, она берет меня под локоть и говорит, — вот значит, как вблизи он выглядит.
Если честно, мне хочется умереть от стыда. Почему-то я думаю о том, что подруга ужасно меня позорит, выставляет дурой, однако неожиданно Дима смеется. Наиграно кланяется и отвечает:
— Надеюсь, лучше, чем издали.
Жду с замиранием сердца, когда же Ленка вновь что-то скажет. Хочется хорошенько пихнуть ее в бок, чтобы она не говорила глупостей, просто молчала, позабыв все слова на свете, но я не могу даже пошевелиться.
— Спасибо, что вернул Миру к жизни. — Пропевает Романова. — Я, конечно, ненавижу тебя за то, что ты опередил ее лучшую подругу, но думаю, в будущем мы споемся.
Парень кивает.
Это все? Катастрофы не будет?
— И еще, — о господи. В голове звучит мелодия из фильма «Челюсти». Вот-вот, и я съем подругу, лишь бы не выслушать ее очередную шутку, — очень хороший ресторанчик. Ты здесь работаешь?
Выдыхаю весь накопленный в легких воздух, и наверно становлюсь гораздо меньше. Мне кажется, будто я только что пережила сильнейшую бурю, обычно уносящую с собой много жизней, и торжественное аллилуйя звучит в моей голове.
— Пойдем? — Лена тянет меня обратно к столику. — Ребята уже заждались.
— Да, — опустив плечи, шепчу я. Представляю, как все сделают вид, будто пять минут назад не пытались расстрелять меня, придавив к спинке стула, и думаю о том, что к некоторым вещам необходимо привыкать постепенно. Если укол адреналина ввести под кожу мгновенно, сердце может не выдержать. Так и здесь. Было бы неплохо приспосабливаться к друзьям по очереди, вспоминать их заскоки и привычки шаг за шагом, не резко. — Увидимся завтра?
Отходим всего на шаг от парня, когда тот берет меня за руку.
Оборачиваюсь.
Внутри что-то вспыхивает, и от изумления хочу заорать на весь ресторан.
— Не сбежишь со мной?
Лена вскидывает брови. Даже боковым зрением я замечаю, как вытягивается ее кругловатое лицо.
— Куда сбежать?
— Это личное, — парень отводит взгляд, и я буквально тону в удовольствии: он хочет поделиться со мной чем-то важным. Это приятно.
Уже собираюсь согласиться, как вдруг паршивая совесть взвывает где-то между ребер. Морщусь, стараюсь заткнуть ее, но не выходит.
— Не могу. Я только что пришла с ребятами.
Придвинувшись ко мне, парень шепчет:
— Они никуда не денутся.
Губы растягиваются в улыбке. Я поворачиваюсь и смотрю на Лену, жду согласия, но подруга лишь упрямо стискивает зубы. Думаю, ей обидно видеть то, как после данного обещания, я собираюсь убежать. Хочу спросить разрешения, что, уверена, глупо по своей сути, правда, не успеваю. Словно прочитав мои мысли, Романова закатывает глаза к потолку и опять делает это чертовски очаровательно.
— Мы не против, Мира, — выдыхает она. — Повеселись. — Я знаю, что не должна уходить, но мне так жутко этого хочется, что я лишь киваю. Дима делает несколько шагов к выходу, как вдруг Ленка останавливает меня и шепчет, — не теряй голову. Пожалуйста.
— Я и не собираюсь.
— Неправильно привязываться к человеку в твоем положении, — звучит коряво, поэтому я не сразу понимаю, что именно подруга имеет в виду. — Возможно, он хороший парень, и я даже не хочу оспаривать это.
— Тогда чего ты хочешь?
— Хочу сказать, что человек не может улыбаться двадцать четыре часа в сутки, а этот Дима за весь наш разговор и бровью не повел. Будто замороженный. Глаза искрятся, ямочки на щеках, словно нарисованные. Похоже на то, что парень безумно сильно старается казаться тем, кем не является.