— Ничего страшного. Я очень рад, — с нажимом произнес Дени Сансье, сообразив, что допустил бестактность. — Вечером увидимся.
Габриэль отключился, глядя в пустоту, еще тая в себе эхо разговора. Мать внимательно посмотрела на сына.
— Я думаю, отец доволен. — В ее утверждении скорее прозвучал вопрос.
— Он бы предпочел, чтобы я пошел по его стопам и поступил в Парижскую.
Лоррен Сансье повела плечами.
— Вряд ли. Я уверена, он тобой гордится.
— Но я же его знаю!
— Я знаю его лучше. Вечером мы отпразднуем.
— Нет. Вечером я праздную с друзьями, — возразил Габриэль, не в силах скрыть захлестнувшее его раздражение.
— Значит, завтра.
Он кивнул в знак согласия и ушел.
Его душила обида. Гнев против собственных родителей. Он делал все, что мог, из кожи вон лез, а им всегда было мало. На «отлично» учился в школе, был блестящим студентом, но от него всегда ждали большего. И он всегда обманывал их надежды. Должен был сдать бакалавриат на «отлично», а получил «хорошо». И сейчас он снова разочаровал их, потому что, видите ли, не дотянул одного балла до самой престижной из французских школ бизнеса.
Любые родители были бы довольны такими результатами, как у него, но только не его собственные. «Для тебя я хотел бы лучшего, потому что ты на это способен» — таким было кредо его отца. Дени Сансье видел сына главой их семейной фирмы и хотел, чтобы этот пост Габриэль занял исключительно благодаря знаниям и опыту. «Конечно, родня тебя обожает. Но однажды тебе придется стать главным в деле, и надо, чтобы ты главенствовал по заслугам, а не по наследству».
Никто и никогда не спросил самого Габриэля, хочет он этого главенства или нет.
Габриэль иногда отпускал себя на волю и воображал совсем другое будущее — будущее, которое он построит сам, по собственному желанию, без гнетущей воли близких.
Габриэль распахнул окно, сел на подоконник и закурил. Солнце, лучший из осветителей, искусно направило свои лучи, подчеркнув красоту сада. Медленно выпуская дым, Габриэль постарался расслабиться. Залюбовался панорамой сада, отвлекся и почувствовал вдруг, что на него снизошло озарение.
Он все преувеличил. Ему не за что обижаться на родителей. Требовательность — это выражение их любви. Откуда она взялась? Разгадка в прошлом. Отец выбился из низов, получил благодаря воле и упорству блестящее образование. Женой его стала Лоррен Дюмон, наследница старинного рода, с приданым в виде длинной родословной знатной семьи и небольшого земельного участка. Дени сумел уговорить многочисленную родню Лоррен вложить скудные остатки сбережений в покупку фабрики нетканых материалов на базе углеродного волокна. Вложение себя оправдало. Дени удалось сделать предприятие процветающим, и теперь он выглядел в глазах всей семьи героем. Габриэль прекрасно понимал, что ему повезло: он принадлежит кругу избранных. Родители дали ему возможность быть успешным, они его настраивали, подталкивали, поощряли. Конечно, ему бы хотелось еще и тепла, ласковых слов… Но в общем-то он давно привык к любви на расстоянии.
Габриэль успокоился, понял, что обижаться ему не на что. Ему двадцать лет, у него множество преимуществ, он готов к завоеванию делового мира. Все его недовольства — пустой каприз. А капризы не в его вкусе.
Сегодня вечером они с друзьями повеселятся — с вином и девушками.
Габриэль сидел в компании друзей — таких же студентов, как он, из того же вуза, из того же квартала.
Музыка гремела, заглушая голоса, и молодые люди, расположившись за столиком, общались улыбками, жестами, условными знаками. Стаканы наполнялись, опустошались, наполнялись вновь. Габриэль смотрел на девушек, танцующих на площадке, и наслаждался ощущением всемогущества. У него было все — молодость, красота, ореол успеха. Одна из девушек за столом предложила ему нюхнуть в туалете кокса. Он взглянул на нее: хорошенькая, соблазнительная, готовая на все. Легкая добыча, похожая на множество других, с которыми он набрал немалый донжуанский опыт. Она возбудила в нем желание и пренебрежение.
С такими девушками он умел общаться, легко включался в игру, но в душе их презирал. Они достигали своих целей, используя умение зажигать мужчин, гасить, впрочем, тоже, но сосредоточены были на себе, говорили одно, а думать могли совершенно противоположное. Кокаин помогал им справляться с остатками гордости. Они странствовали по модным барам, ресторанам, дискотекам, казались себе глубокими и свободными, но были пустышками.
Габриэль скрыл за улыбкой презрение и принял предложение. Эта, другая — все равно. В эту ночь он не собирался спать один.
Годом раньше
3
Габриэль рассеянно поглядывал на сцену. Вокруг него все — кто успешно, кто безуспешно — притворялись, что наслаждаются представлением. С недавних пор стало хорошим тоном камуфлировать деловую сторону благотворительных акций культурной программой. Если бы на эту вечеринку не были приглашены клиенты его отдела, он бы, конечно, никуда не пошел. Но участие в презентациях тоже было его работой. Надо было быть на виду, пожимать руки, обмениваться любезными фразами, поддерживать и завязывать знакомства, необходимые для успешного продвижения биржевых бумаг.
Он уже окончательно изнемог от скуки, когда объявили очередной многообещающий талант.
Танцовщица привлекла его внимание своей изысканностью, фигурой, и он стал следить за танцем. Чем же эта молодая женщина отличалась от остальной труппы? Красотой лица? Тонкостью черт? Нет. Хотя наметанный глаз Габриэля сразу распознал красавицу, и все же она находилась слишком далеко, чтобы он мог оценить всерьез достоинства ее внешности. Нет, дело было не в лице — особенными были ее движения, они завораживали, заставляли следить за собой. Грациозность и сила, точнее, плавность и необузданность боролись в этом гибком теле, то выплескиваясь, то сплетаясь. Ритм был органикой танцовщицы, и она вплетала в музыку свои отточенные движения.
Все остальные танцоры, участвовавшие в спектакле, хотели понравиться зрителям, искали в их глазах интерес или одобрение, ради которых старались, и только эта девушка жила в собственном мире, вне времени и пространства, хотя двигалась со всеми вместе. Казалось, она танцует ради собственного удовольствия, из внутренней настоятельной необходимости. Отличие было разительным, оно поражало. Так изумляют чудо и благодать.
Выступление закончилось, Клара переоделась и через зал пошла к выходу. Она устала, ничего не видела, смотрела в пол. Огонь погас, она снова была печальной и неуверенной.
Габриэля тронула беззащитность хрупкой фигурки, он невольно встал и поспешил за ней.
— Добрый вечер, — начал он негромко, — я хотел вам сказать, что… Вы произвели магическое впечатление… Колдовское…
Клара подняла на него глаза, холодно посмотрела. Она привыкла к заигрываниям после спектакля, к пошлостям выпивших мужчин и ответила с вежливой улыбкой:
— Благодарю, вы очень любезны. — И направилась к выходу.
Габриэль на секунду замер в нерешительности. Впечатление произвела не холодность танцовщицы, а собственное странное ощущение — сродни боли, почти физической. Ничего подобного он никогда не испытывал, и ощущение это было ему неприятно. Оно походило на страх, холодок предчувствия, предвещавший потрясение. Или драму.
Но он не стал копаться в себе, поспешил за девушкой и догнал, когда она уже взялась за ручку двери. Заговорил, стараясь, чтобы торопливые слова, которые он произносил, складывались в фразы, хоть как-то выражавшие его восхищение.
— Знаете, я не большой поклонник танца. Если совсем честно, на представлении я скучал. Но появились вы, и что-то изменилось. Вы особенная. Танцуя, говорите о другом, не о том, о чем ваши партнеры. В каждом вашем движении таится огонь. Вы глубоко меня тронули. Просто потрясли. — Габриэль торопился, он хотел успеть.
Кларе стало любопытно, с ней еще так не говорили. Но ей хотелось, чтобы с ней говорили так. Воплощать и передавать чувства — ради этого она танцевала. И вот…
Словно очнувшись ото сна, она снова взглянула на юношу и вдруг поняла, что он очень хорош собой. Очень. И знает об этом, и держится поэтому с особой уверенностью.
Жаркая волна вспыхнула у нее в груди, поднялась к лицу и окрасила румянцем щеки. Клара улыбнулась, пытаясь за улыбкой спрятать растерянность.
Габриэлю она показалась еще красивее.
Он воспользовался ее смущением и пригласил куда-нибудь сходить выпить. Клара замерла в нерешительности. Тогда он взял ее под руку. Его обаяние, его чувство юмора должны были ему помочь. Теперь он старался говорить как можно веселее, шутливее.
— Я устала. — Клара все еще не сдавалась.
В другое время ей не составило бы труда отделаться от молодого человека, отправить восвояси любого назойливого приставалу. Но в этом юноше что-то ее привлекло. Самоуверенность служила щитом чувствительности, и это неожиданное сочетание подкупало.
— Отдохнем в соседнем баре. Выпьем за знакомство!
Он смотрел ей прямо в глаза, и Клара почувствовала, что не так уж он в себе уверен.
— Хорошо, зайдем ненадолго. У меня час, не больше. Мне завтра очень рано вставать.
— Отлично. Меня зовут Габриэль. — Он протянул руку.
— Клара.
Ей понравилось прикосновение его руки, теплое, дружеское.
Они прошли немного вперед, и Габриэль толкнул дверь паба. Он хорошо его знал. Спокойное, достойное место. Оформлено со вкусом, изысканная публика, хороший джаз. Что может быть лучше для первой встречи?
Усевшись за столик, Клара огляделась, оценила обстановку, публику, и насмешливая улыбка тронула ее губы.
— Что ты нашла смешного?
— Думаю, зачем я пришла в заведение, предназначенное для легких знакомств, с незнакомым мне человеком?
Брови Габриэля взлетели вверх, он подумал: с этой девушкой надо вести себя предельно осторожно.
— Только чтобы познакомиться, ни для чего больше.